Алла Дымовская - Мирянин
Нас всех опять потянуло из отеля на прогулки. Днем мы катались на фуникулере в гору и оттуда спускались вниз на тобоггане – любопытном средстве передвижения, представляющим собой плетеные сани, управляемые сзади двумя лихими парнями в красочных соломенных канотье. Сани эти неслись с огромной скоростью вниз с горы по лакированному до блеска асфальту, по узким улочкам пригорода до самой стоянки такси. За пятнадцатиминутный захватывающий дух аттракцион взимали недорого – по десятке с носа, и уж поверьте, приключение стоило таких денег. Но вряд ли кто-то забавлялся им больше одного раза.
Мы же только на следующий после Викиной смерти день сделали восемь заходов. Спускались и вновь поднимались на гору в фуникулере, и опять прыгали в плетеные сани, и дальше стремительно неслись вниз. Владельцы саней уже к третьему разу посмотрели на нас, как на чокнутых, а на пятый сделали скидку. Видно, из жалости к внезапно рехнувшимся туристам.
Но я, кажется, понимал, в чем было дело. Когда все мы внезапно осознали доступный факт – возможность гибели любого из нас от неизвестной причины, страх, породивший призрак, обратился в свою противоположность. Нам захотелось острых ощущений – из тех, что понятны и объяснимы и происходят на глазах, а не под покровом ночи. Мы словно дразнили призрака: «А ну-ка, догони!» – и в то же время прятались от него за искусственными, придуманными ужасами. Потому что ничего более жуткого, чем это народившееся привидение, вообще не могло быть на свете.
А бедное следствие, которое брело по колдобинам с грехом пополам, то и дело оказываясь в тупике, по признанию Фиделя, из обычного полицейского разбирательства превратилось вообще неизвестно во что. Даже та слабенькая паутинка, которую удалось наплести нам с инспектором, разлетелась в клочья, как избушка аризонского фермера под напором торнадо. Фидель метался, пытаясь ухватиться за обломки. И диктофон, и письмо, сгинувшее из моего сейфа, и две не связанные между собой, бессмысленно оборванные человеческие жизни, все ощущалось теперь балаганным представлением из «Комнаты страха», где пьяный техник перепутал манекены и всучил Красной Шапочке нож Джека Потрошителя, а Кащею Бессмертному – корзинку с пирожками. Инспектор же, бедняга, выслушав мой рассказ о катании с горок на саночках, вообще психанул и не в шутку заорал:
– Чтоб мне никогда не узреть всех святых и покойных родителей! Я засажу вас поголовно в камеру! Без разбора! И пусть дальше это дело идет без меня! К черту! – и нервно закурил.
Что же, его можно было понять. Один убиенный и один утопленник, и главное – иностранцы. А значит, бесполезно приступать к обычному в таких случаях опросу незаинтересованных близких и знакомых на предмет «не был, не состоял, не участвовал». Просьба о помощи в Москву через консульство была послана, но когда придет ответ и придет ли вообще, никто не может сказать. На всякий случай Фидель допросил всех нас еще раз по кругу. А я вторично облазил с ним пресловутые кусты, изображая в деталях, кто и где стоял и что держал в руках и до какого именно места я проводил Вику. Инспектор мог вполне допросить нас и в третий, и в четвертый раз, если ему нечем было себя занять, но я с уверенностью сказал бы наперед – толку вышло бы одно моральное удовлетворение.
Ситуация, как всегда, сама взяла бразды правления в свои руки, а, скорее всего, наш призрак пробудился к жизни. И Фидель был здесь совершенно ни при чем. На другой день, после очередных дурашливых гонок на санях (а мы перепрыгнули через цифру «десять», и тобогганщики встречали нас, как родных), сначала гуськом наша неприкаянная группка отправилась на обед, а после легким клином полетела в номер осиротевшего Юрасика. Даже Тошка не отставал от коллектива, напротив, как бы утешался нашими совместными скитаниями. Больше всех старалась Олеся, в основном суетилась вокруг Талдыкина, хлопотала над ним, как над подкинутым младенцем, ведь у нее самой уже не оставалось законных прав на жалость к себе, Тошка не преминул оповестить всю округу об ее проступке.
И теперь в талдыкинском люксе мы сидели, кто на полу, кто в легких, летних креслах. А сам Юрасик возлежал на диване, подле него на страже, с бутылкой в руке, приютилась Крапивницкая и наливала по первому требованию. Юрасику такое ее внимание было очень лестно, и он, как мне показалось, нарочно тяжко вздыхал.
Мы все говорили между собой ни о чем, что и понятно в присутствии призрака, только Наташа рассматривала глянцевый автомобильный журнал. Я подумал еще: ей-то не придется особенно опасаться нашего призрака – если и поднимется что у привидения при виде нее, так уж точно не рука. Но напряжение сказывалось, и вскоре по номеру начались пустопорожние передвижения. Я тоже вышел на балкон, постоять и подышать, кондиционированный воздух был мне неприятен.
Вскоре ко мне подошла Наташа и предупредила: все решили спуститься на пляж. Я хмуро ответил ей, что не возражаю, мне безразлично, где коротать время. Мы постояли еще чуть-чуть, как вдруг из-за неплотно прикрытой двери донеслись крики и возбужденный шум. Я тут же бросился обратно в номер. Посреди комнаты стоял и вопил в голос Юрасик, а в правой руке он сжимал бумажный лист, в коем я немедленно опознал пропавшее письмо.
– Ой-ой-ей! Блин!.. Подставили! – забывая даже перехватить воздуху, верещал Талдыкин. А увидев в комнате меня, кинулся навстречу: – Под подушкой было! – На полу и впрямь валялась шелковая подушечка, соскользнувшая с дивана.
Я выхватил из его пухлых пальцев документ, а самого Юрасика легко оттолкнул кулаком в грудь. Давая тем самым понять, чтобы сел и перестал вопить. Талдыкин плюхнулся бестолковой тушей обратно на диван и запричитал, простирая короткие ручонки к потолку:
– Враги подкинули! Уморить хотят! Граждане, вступитесь! – Так забавно у него выходило, ну прямо беспризорник-карманник обращался с мольбами к педагогу Макаренко.
– Успокойся, Юрий Петрович! – строго приказал я. Так уж вышло, что во всех происходящих несчастьях я получался второй распоряжающейся инстанцией после инспектора. – И без твоих стенаний ясно, что бумагу подкинули.
– Да что там такое? – спросил Тошка, заглядывая мне через плечо и пытаясь прочитать лист. Ему это удалось, и он только ахнул.
А я сообщил, обращаясь преимущественно к Наташе, как к своему сообщнику:
– Вика служила по найму в сыскном агентстве. Это, видимо, и хотел поведать покойный Никита нашему Юрию Петровичу. Помнишь секретный разговор?
Наташа согласно кивнула мне в ответ.
Талдыкин спохватился, до него дошло:
– Откуда вы знаете? – и заметно посерел лицом.
Пришлось сообщить Юрасику, а заодно и всем недоумевающим присутствующим, что его разговор с Никитой не прошел без свидетелей.
– Я не убивал! Не убивал никого! Ох, блин… – Юрасик зашелся в матерной тираде и захрюкал, засопел настоящими слезами.
– Конечно, не убивал! – Я протянул Талдыкину бутылку для успокоения. – Эх ты, овца! Сейчас гораздо более интересно, как сей документ попал к тебе под диванную подушку.
Я, разумеется, ни словом не обмолвился о прежней пропаже письма из моего собственного сейфа, иначе пришлось бы сознаться в краже из Олеськиного номера, да и не получал я пока инструкций по этому поводу от Фиделя. Возможно, в интересах следствия, чтобы факт взлома был пока сокрыт от всех. А самодеятельности с меня довольно.
– Ребята, вы погодите пока на пляж! – предупредил я на всякий случай. – Инспектор очень заинтересуется этой бумагой, уж поверьте. Так что, лучше всем нам… Ну, вы понимаете.
Фидель явился, не прошло и часу. Еще бы, документ, о существовании которого знали лишь мы двое, пропавший при самых подозрительных обстоятельствах, вдруг, чудесным образом, нашелся. При обстоятельствах еще более подозрительных.
Дальше началась обычная канитель. Я такую уже видел пару раз за время моего общения с Фиделем и даже попривык. Кто где сидел, лежал или стоял? Кто подходил к Юрасику и дивану? Ах, значит, все подходили! У кого карманы в штанах? Все в штанах и у всех карманы. Потом нас выгнали в холл и далее пытать стали по очереди. Когда очередь дошла до последнего меня, инспектор уже брызгал мылом и гневом, как взбесившийся от скипидара конь. Я решил немного разорить Юрасика и щедро налил инспектору отличнейшего виски. Фидель выхлебал залпом с полстакана, потом закашлялся, замахал перед разинутым ртом ладонями, будто сбивая пламя. Я сунул ему банку с кока-колой, только что из холодильника.
– Уф! Спасибо вам, Луиш. Вы спасли мне жизнь, – оценил мою помощь инспектор.
– Не за что. Любопытно получается, инспектор, вы не находите? Послание попало в руки тому, кому и было изначально предназначено. Но я уверен, сеньор Талдыкин ничего не крал.
– Наперед не могу утверждать, – законно засомневался Фидель. – Но, скорее всего, вы правы. Если у вора хватило хитрости забраться в ваш сейф, то ему просто должно было хватить мудрости не держать столь важную улику под подушкой.
