Джон Кейз - Мистерия убийства
Глава 13
Я в любое мгновение мог точно сказать, сколько времени прошло с момента исчезновения сыновей. Для этого мне не нужно было упражняться в математике, я моментально извлекал из недр памяти нужную цифру. Когда я отвозил родителей в аэропорт, со времени пропажи близнецов прошёл двадцать один день и восемь с небольшим часов.
Я предложил им лететь домой (Джек и Маргрэт сделали это неделей раньше), и мне без особого труда удалось преодолеть их символическое сопротивление.
В аэропорту мама долго не выпускала меня из объятий, а выпустив, расплакалась. Отец коротко, по-мужски, коснулся губами моей щеки. Я, стоя за пределами зоны контроля, наблюдал, как лысый плечистый мужчина отвёл маму в сторону, чтобы досмотреть ещё раз. Мама сняла светло-жёлтый блейзер и стояла, вытянув в стороны руки, пока охранник проверял её сканером. Он делал это так медленно и методично, что её руки начали дрожать от усилия сохранить позу.
Ощущения, которые я в этот момент испытывал, свидетельствовали, как плохо я контролирую свои эмоции. Глядя, как плешивый издевается над мамой, я кипел дикой яростью, с трудом сдерживаясь, чтобы не прорваться через ворота металлоискателя и как следует врезать мерзавцу. Мне хотелось одним ударом свалить его с ног, чтобы его плешивая башка стукнулась об пол. Мне казалось, что я уже слышу его фальшивые причитания: «Я всего лишь делаю свою работу». Фальшь состояла в том, что если бы он по-настоящему старался выявить потенциальных террористов, то не стал бы тратить время и казённые деньги на издевательство над моей мамой. Он вовсе не «делал свою работу». Он упивался властью.
* * *Шли дни, и поднятый журналистской братией тарарам понемногу стихал. Кевин и Шон упоминались в новостях все реже. Звонки, соболезнования по электронной почте и пожертвования тоже начали сходить на нет. Горячая линия едва теплилась, жёлтые ленты выцвели и истрепались, плакаты с изображением мальчиков исчезли из витрин магазинов, а их место заняли программы хоровой музыки, объявления о пропавших собаках и бюллетени общества «Бег ради здоровья».
Полиция тем временем «делала всё возможное», что в переводе на нормальный язык означало «кое-что». Пока шла проработка очередной версии, во мне каждый раз теплилась надежда, и это продолжалось до тех пор, пока Шоффлер не объявлял, что копы снова оказались в тупике.
Как-то вечером детектив заскочил к нам с упаковкой китайской еды и сказал, что полиция изучает людей или, скорее, инфраструктуру «Праздника Ренессанса» и, в частности, ищет высокого человека, рассылая куда только можно рисунки, описание собаки и тому подобное.
— Вы просто не поверите, — добавил он, — сколько поклонников средневековья обитает в этой стране.
— И сколько среди них «Дудочников в пёстром наряде»? — спросила Лиз.
— Не надо представлять его только в этом образе, — произнёс детектив, перестав на минуту жевать. — Костюм он мог использовать для маскировки. Это почти то же, что и человек в униформе. Возьмём, например, квартирную кражу, ограбление банка или нечто подобное. Вы можете мне не поверить, но свидетели преступления говорят лишь о человеке в униформе посыльной службы, комбинезоне автомеханика или синей робе водопроводчика.
— Ну а как же с Дудочником? — прервал я его теоретические рассуждения. — Что-нибудь удалось выяснить?
— Пока ничего, — поморщился Шоффлер, — если не считать нескольких явлений Элвиса Пресли народу.
* * *Большую часть недели я проводил в Кромвеле в обществе самых упорных волонтёров, собиравшихся каждый божий день, чтобы, несмотря на безумную жару, продолжить поиски. Я с радостью проделывал длинный путь, поскольку это было подобием каких-то активных действий. Кроме того, мне хотелось выбраться из дома.
Но однажды, продираясь через густой подлесок, я вдруг понял, что участвую в поисках, не надеясь найти следы детей и даже не боясь случайно на них наткнуться. Я уже не верил, что под опавшими листьями и ветками мы вдруг увидим их маленькие разлагающиеся тела. А вот Лиз представляла все совершенно в ином свете. Она вела поиски с яростным упорством, и я понимал, что именно она рассчитывает найти.
Лично я считал, что мальчики находятся у Дудочника, кем бы тот ни был. Я верил, что Кевин и Шон живы, не опасаясь очередных обвинений в беспочвенных иллюзиях и вопреки собственным сомнениям. Для Лиз поиски в компании добровольцев были своего рода ритуалом, воплощением её преданности мальчикам. Это очень походило на религиозный экстаз или паломничество по святым местам.
Некоторые волонтёры меня настораживали. Я не понимал рвения, с которым они вели поиски. Меня удивляла их неукротимая готовность продираться через заросли ядовитого плюща, отмахиваясь от назойливых насекомых. К этому времени я знал почти их всех. Большинство этих людей принадлежало к категории энтузиастов, из тех, что собирают средства на борьбу с раком груди или строительство детской площадки. А часть волонтёров меня просто тревожила. Меня, например, беспокоил неукротимый огонь, пылавший в глазах одного из мужчин, и смущал религиозный фанатизм пары женщин.
Меня интересовал их образ жизни с учётом времени, которое они тратят на общественные дела. Иногда я даже думал, что кто-то из них мог быть причастен к похищению и теперь информирует Дудочника обо всех наших действиях. Стыдясь своих подозрений, я тем не менее составил досье с их именами, адресами, роде занятий, семейном положении, доходах, причудах и хобби. Все эти данные я отправил частному детективу Мэри Макгафферти.
* * *Наши с Лиз отношения продолжали ухудшаться. Первые несколько дней после похищения детей мы находили некоторое утешение в обществе друг друга. Ведь это, что ни говори, была наша общая потеря.
Но эта относительная близость давно исчезла, и на смену ей пришла отчуждённость, постепенно перераставшая в нечто ещё менее дружелюбное. Когда мы оказывались в одной комнате, она, как мне казалось, с большим трудом удерживалась от желания подняться со стула и уйти. Если наши глаза случайно встречались, Лиз немедленно отводила взгляд.
За всем этим стоял один неоспоримый факт: в глубине души во всём случившемся она обвиняла меня. И это всё чаще и чаще проявлялось в виде различных сценариев, начинавшихся с «если бы».
Я убеждал себя, что это всего лишь типичная реакция на любую катастрофу. Пережив первоначальный шок, родственники жертвы начинают размышлять, каким образом можно было бы предотвратить потерю. Я помню это по тем материалам, которые мне довелось готовить, — пожар в ночном клубе в штате Род-Айленд, гибель реактивного самолёта во Флориде, взрыв космического челнока «Челленджер». «Событие носит столь трагический характер, потому что оно не должно было произойти». Подобные соображения играют заметную роль в нашей судебной системе, и обвинения предъявляются ещё до того, как успевает погаснуть пламя. Это называется «поиски виновного».
Наш случай не требовал ни расследования, ни реконструкции событий. Я выступал в роли живого воплощения «человеческой ошибки» и в глазах жены из лица, способного предотвратить катастрофу, постепенно превращался в главную её причину.
* * *Центр розыска пропавших детей организовал акцию по сбору средств, и мы с Лиз приняли в ней участие. Отказаться было невозможно, но само мероприятие вызывало у меня тошноту. Лиз и я сидели на подиуме среди других жертв подобного несчастья. На груди некоторых родителей висели похожие на удостоверения личности ламинированные фотографии их детишек. Галерея радостных улыбок и сверкающих глаз разрывала душу.
Множество незнакомых людей всегда стремились помочь таким, как мы, но нечто в этой «акции» заставляло меня скрипеть от злости зубами. Создавалось впечатление, что некоторые родители пришли сюда лишь для того, чтобы погреться в лучах всенародной известности.
Основной спич произнесла мать-одиночка по имени Мелинда. Она поведала нам душераздирающую историю о похищении своей восьмилетней дочери. Это было незатейливое, но продуманное повествование прирождённого рассказчика. Во всех нужных местах она для достижения максимального эффекта выдерживала паузы. Через восемь лет после исчезновения останки девочки были найдены в земле на заднем дворе соседнего дома.
— Все толкуют о том, что за год злодеи похищают и убивают около сотни детей, — говорила Мелинда. — Несмотря на самое широкое освещение в средствах массовой информации, эти преступления крайне редки. Ребёнок скорее может погибнуть от удара молнии. — Она выдержала паузу и добавила: — И эта молния ударила в некоторых из нас.
Мелинда возложила скрещённые ладони на грудь в области сердца, а мы, сидящие на подиуме, печально склонили головы. Одна из женщин всхлипнула.
— Когда ударяет молния, — хрипло произнесла Мелинда, — смерть наступает быстро. Семьдесят четыре процента этих детей — и моя дочурка Бонни была среди них — погибают в течение трёх часов после похищения. Среди всех похищенных детей подавляющее большинство, а именно семьдесят шесть процентов, составляют девочки, средний возраст которых одиннадцать лет. В восьмидесяти процентах случаев похищение происходит в радиусе четверти мили от дома. Поэтому не думайте, что ваше дитя находится в безопасности, если играет на зелёной лужайке перед домом или катается на велосипеде в вашем квартале. Большинство автомобильных наездов, между прочим, тоже случается в радиусе одной мили от жилья ребёнка. Огромное число несчастных случаев происходит и в самом доме. Наши дома, леди и джентльмены, возможно, и являются нашими крепостями, но они вовсе не неприступны.
