Бернар Миньер - Лед
Вся симпатия, которую Сервас почувствовал к этому человеку, вмиг исчезла. Миллиардер снова говорил с ними, как с лакеями.
— Сожалею, — поспешил сказать Сервас тоном налогового инспектора. — Но на данном этапе мы предпочли бы избежать комментариев по поводу следствия со всеми, кто так или иначе фигурирует в этом деле.
Ломбар долго его разглядывал. Сервас видел, что он соображает, как лучше поступить: снова взяться за угрозы или благоразумно ретироваться. И выбрал второе.
— Я понимаю. Во всяком случае я знаю, к кому обращаться за этой информацией. Спасибо, что приехали и нашли время для беседы.
Он поднялся. Переговоры закончились. Больше сказать было нечего.
Они вышли из гостиной и снова двинулись сквозь анфиладу залов. Снаружи поднялся ветер, ветви деревьев гнулись и раскачивались.
«Интересно, пойдет ли снег», — спросил себя Сервас и посмотрел на часы.
Шестнадцать сорок. Солнце клонилось к закату, на землю легли длинные тени от животных, искусно выстриженных из кустов. Он оглянулся на замок и увидел в одном из окон Эрика Ломбара. Тот стоял неподвижно и наблюдал за ними. Рядом с ним были двое, один из них Отто. Сервас снова подумал о своей гипотезе: следователи сами стали объектом следствия. В темном прямоугольнике окна Ломбар и его подручные напоминали отражения в зеркале. Такие же странные, безмолвные и тревожные.
Когда они сели в автомобиль, он повернулся к Циглер.
— Откуда был звонок?
— Из Розни-су-Буа. Они закончили анализы ДНК.
Сервас посмотрел на нее с недоверием. Материалы поступили только сорок восемь часов назад. Анализы не могли быть готовы, поскольку лаборатория перегружена. Значит, кто-то из высокопоставленных лиц заставил поторопиться сделать их в первую очередь.
— Большая часть образцов ДНК, найденных в кабине фуникулера — волосы, слюна, шерсть, ногти, — соответствует материалу рабочих или сотрудников станции. Но на оконном стекле найдены следы слюны, принадлежащие человеку, не работающему здесь. Он зарегистрирован в Национальной картотеке генетических проб и никак не мог находиться на станции.
Сервас напрягся. В картотеке генетических проб регистрируют не только насильников, убийц и педофилов. Туда заносят и тех, кто многократно попадался на мелких преступлениях, от кражи с лотка до хранения нескольких граммов конопли. В прошлом году количество зарегистрированных достигло 470 492. Картотеку напрасно пытались сделать самой юридически подконтрольной во Франции. Ею с полным правом мог воспользоваться любой адвокат или магистрат. С другой стороны, тенденция все заносить в картотеку позволила провести несколько удачных полицейских облав, поскольку преступность не всегда укладывалась в рамки квалификации. «Прессовщик», «козел», «шерстяной» — так на тюремном жаргоне называли насильников — вполне мог оказаться взломщиком или налетчиком. Бывали случаи, когда материал ДНК, найденный на месте ограбления, приводил к аресту серийных сексуальных маньяков.
— Кто? — спросил Сервас.
Циглер бросила на него растерянный взгляд и ответила:
— Юлиан Гиртман. Это имя вам о чем-нибудь говорит?
В холодном воздухе снова закружились хлопья снега. В доме потянуло ветром безумия.
«Не может быть!» — орал мозг Серваса.
Майор припомнил статьи, прочитанные недавно в «Ла депеш дю миди», где говорилось, что знаменитого швейцарского серийного убийцу отправили в Пиренеи. В них специально заострялось внимание на чрезвычайных мерах предосторожности, с которыми осуществлялся перевоз. Как же Гиртману удалось выйти за пределы Института Варнье, совершить безумное преступление и вернуться в палату?
— Не может быть! — как эхо его мыслям, выдохнула Циглер.
Он посмотрел на нее с прежним недоверием, перевел глаза на снежные хлопья на ветровом стекле и сказал:
— Credo quia absurdum.
— Опять латынь, — заметила она. — Что это означает?
— Верую, ибо абсурдно.
9
Диана уже около часа сидела в своем кабинете, когда дверь быстро открылась и тут же захлопнулась. Она подняла глаза, соображая, кто мог бы зайти, не постучав, и ожидала увидеть перед собой Ксавье или Лизу Ферней.
Никого.
Взгляд ее с удивлением остановился на закрытой двери. Раздались чьи-то шаги… но комната была пуста. Голубовато-серый свет, льющийся из чисто вымытого окна, освещал только выцветшие обои и металлические ящички картотеки. Шаги затихли, кто-то пододвинул стул. Другие шаги, на этот раз женские каблучки, тоже умолкли.
— Как сегодня наши пациенты? — прозвучал голос Ксавье.
Она внимательно оглядела стену. Кабинет психиатра… Звуки доносились из соседнего помещения. Но ведь их разделяла очень толстая стена! Еще с полминуты она пыталась понять, в чем дело. Потом глаза нашли наверху стены, в углу под самым потолком, вентиляционное отверстие. Звук шел оттуда.
— Нервничают, — отозвалась Лиза Ферней. — Все только и говорят, что об этой истории с лошадью. Это их всех взбудоражило.
Странный акустический феномен делал каждое слово, любой слог, произнесенный старшей медсестрой, необычайно четким.
— Увеличьте дозы, если потребуется, — сказал Ксавье.
— Уже увеличила.
— Прекрасно.
Несмотря на то что голоса слышались очень тихо, на уровне шепота, можно было различить малейшие нюансы интонации. Интересно, знает ли об этом эффекте Ксавье? Скорее всего, ему не пришлось с ним столкнуться. Ведь до Дианы в соседнем кабинете никто не работал, а она сидит обычно очень тихо. Может быть, звуки слышны только с одной стороны. Ей выделили маленькую пыльную комнатку четыре на два, где раньше располагалась кладовка. До сих пор в углу стояли коробки с архивными документами. Они пахли пылью и еще чем-то неуловимо противным. Диане великодушно предоставили стол, компьютер и кресло, но ее не покидало ощущение, что она сидит в мусорном контейнере.
— Что ты думаешь об этой истории? — спросила Элизабет Ферней.
Диана выпрямилась, прислушиваясь.
— А ты?
— Не знаю, это серьезный вопрос. Считаешь, полиция нагрянет и сюда из-за коня?
— Ну и что?
— Они начнут повсюду совать свой нос. Ты не боишься?
— Чего? — спросил Ксавье.
Последовало молчание. Диана подняла голову к вентиляционному отверстию.
— Почему я должен бояться? Мне скрывать нечего.
Однако голос психиатра даже сквозь вентилятор говорил как раз об обратном. Диана вдруг почувствовала себя ужасно неловко. Она поневоле подслушивала разговор, который принимал весьма щекотливый оборот. Вытащив из кармана халата мобильник, она на всякий случай его выключила, хотя было маловероятно, что кто-нибудь позвонит.
— Я на твоем месте устроила бы так, чтобы они увидели как можно меньше. Ты считаешь, им надо показать Юлиана?
— Только если попросят.
— В таком случае пойду-ка я его навещу.
— Хорошо.
Диана услышала шорох халата Лизы Ферней, когда та поднялась с места. Снова наступила тишина.
— Подожди, — раздался голос Ксавье. — Сейчас не время.
— Ты очень напряжен, я могу помочь тебе расслабиться. — Голос старшей сестры стал вдруг нежным и игривым.
— Господи, Лиза, кто-нибудь может войти.
— Поросенок, ты заводишься с четверти оборота.
— Лиза, прошу тебя, не здесь. Господи, Лиза…
Диана почувствовала, как щеки ее запылали. Когда же они успели стать любовниками? Ксавье в институте всего полгода. Потом она вспомнила о самой себе и Шпицнере. Но ей не удалось связать воедино то, что довелось услышать, и свою историю. Может, все из-за этой обстановки, невообразимой мешанины ненависти, психозов, вспышек гнева, всяческих маний, которые, как дурно сваренная похлебка, плохо влияли на состояние людей? Было во всем этом что-то нездоровое.
— Ты хочешь, чтобы я остановилась? — шептала за стеной Лиза Ферней. — Ну? Хочешь? Скажи, и я перестану.
— Не-е-е-ет…
— Поехали отсюда. За нами наблюдают.
На улице совсем стемнело. Циглер обернулась и тоже увидела Ломбара, стоявшего у окна. На этот раз он был один.
Она запустила двигатель и сделала полукруг по аллее. Ворота снова открылись перед ними. Сервас быстро взглянул в зеркало заднего вида, и ему показалось, что силуэт Ломбара отдалился от окна, а само оно уменьшилось.
— Что с отпечатками пальцев и с другим материалом? — спросил он.
— Пока ничего доказательного. Но эксперты еще далеко не закончили. Там сотни следов и отпечатков не первой свежести. На данный момент они все принадлежат персоналу. Очевидно, тот, кто нанес удар, пользовался перчатками.
— Тем не менее он оставил слюну на оконном стекле.
— Вы думаете, это что-то вроде послания? — Ирен на миг оторвалась от дороги и посмотрела на Серваса.
