Николай Станишевский - Цветы к сентябрю
24 августа
С утра я поделилась с Полли мыслью, что все мои подозрения рассеялись окончательно.
— Вот видите, — сиделка загадочно улыбнулась. — Я же вам говорила, что жизнь постепенно налаживается! Честно говоря, я была с вами не согласна. Такой представительный, такой интересный мужчина… Не может он оказаться подлецом! Да и ни к чему это. Одно дело, если бы вы были какой-нибудь миллионершей…
— А если это так и есть? — перебила я её.
— Что «есть»? — удивлённо воззрилась на меня сиделка.
— Ну, что, я — очень богатый человек?
— Не-е-е-ет! — Полли замахала руками.
— Почему?
— Потому что… — она неожиданно осеклась и опасливо прикрыла ладошкой рот. — И в самом деле… Почему бы вам не быть миллионершей?.. Машина у вас была, значит, и деньги были… Я об этом совсем не подумала, а ведь мы с вами так давно общаемся… Но опять же…ведёте вы себя просто и естественно, а все эти богатые люди такие высокомерные…
Окончательно запутавшись и сбившись столку, Полли умолкла.
— У меня ещё был собственный дом, — еле сдерживая смех, буркнула я.
— Что?
— Дом. Коттедж или что-то в этом роде.
— Откуда вы знаете?
— Вспомнила. И даже знаю, где он находится.
— И где же?
— На улице Звезды.
— На улице Звезды… — Полли наморщила лоб и задумчиво потёрла подбородок. — Но ведь это — элитный район, там живут одни богатые! Это — как Санта-Барбара в Соединённых Штатах…
— Про это место я кое-что знаю, — улыбнулась я. — Сериал крутят по телевизору с утра до вечера. Только вот о своём доме вспомнить больше ничего не могу. Хотя, если вы говорите, что районы схожи, я представляю, какие у нас были соседи…
— Очевидно, ваш муж — богатый человек, — мечтательно вздохнула женщина. — Это хорошо…
— Или отец, — добавила я. — Ладно, Полли, хватит об этом, я и так заморочила вам голову. Насчёт миллионерши я пошутила.
— А дом?
— А это мог быть и не мой дом. Мало ли кому что привидится…
Полли все ещё продолжала растерянно хлопать глазами. Мне её стало жаль.
— Я пошутила, — ещё раз твёрдо сказала я. — И прошу вас не принимать этот разговор всерьёз.
— Хорошо, — женщина засуетилась, положила таблетки на тумбочку и, не поднимая головы, выбежала из палаты.
— Действительно, мало ли кому что может привидеться? — в задумчивости пробормотала я.
Воспоминание о том, что я видела дом, не отпускало. Я машинально сгребла таблетки, сходила в туалет и выбросила их в унитаз. Как мне узнать, действительно ли я там жила? И если жила, то с кем? И если с мужем, где он сейчас?
Дальнейшему ходу мыслей помешала боль. Первый импульс пробежал по позвоночнику раскалённым мигающим огоньком и вонзился в затылочную часть головы. Вторым было то, что моё серое вещество внезапно стало жидким и побежало из черепной коробки. Обжигающая волна пронеслась сверху вниз, заставив все тело содрогнуться, подкосила ноги и бросила меня с размаху на стену палаты. Счастье, что она оказалась мягкой — я отскочила от неё как шарик пинг-понга и грохнулась на пол. Третьей была какая-то неведомая сила, разметавшая мои руки и ноги в разные стороны. В желудке подозрительно закопошились муравьи.
«Таблетки, — ускользающим сознанием подумала я. — Видимо, какая-то их часть всё же осталась во мне…».
Я прикрыла глаза. Всё, что меня окружало, начало дрожать и расплываться. Муравьи точили свои мохнатые лапки о стенки моего кишечника. Во рту появился хорошо знакомый привкус горького миндаля.
«Давно… — мелькнуло в голове, и я начала падать в бездонную чёрную пропасть. — Такого не было уже давно…».
Неожиданно падение прекратилось. Появилось ощущение, что я парю в невесомости, и я осторожно приоткрыла правый глаз.
Все предметы находились в палате на своих местах. Муравьи успокоились, наверное, снова погрузились в спячку. Привкус горького миндаля исчез.
«Я была права», — мне с трудом удалось поднять правую руку. Мышцы постепенно приходили в исходное состояние.
Кряхтя и постанывая, я кое-как поднялась с пола и уселась на краешек кровати. Не успев подумать о том, что произошло, я услышала щелчок дверного замка.
На пороге стоял отец. Он широко улыбался, но взгляд его был серьёзным и напряжённым. В руках он держал большую, красиво оформленную коробку.
— Здравствуй, малышка, — нежно произнёс он.
Я поняла, что если отвечу ему сейчас, то сделаю это не своим голосом, и ограничилась коротким кивком головы.
— У тебя всё в порядке? — его глаза начали медленно темнеть.
Я опять покивала и попыталась улыбнуться, но улыбка получилась кислой и неинтересной, словно в рот положили одновременно тридцать три лимона.
Отец поставил коробку на тумбочку и быстро ко мне подошёл. Присел рядом, обнял за плечи, провёл рукой по волосам.
— У тебя был приступ? — тихо спросил он.
Я кивнула в третий раз и почувствовала, как его рука сжала моё плечо.
— И когда это закончится? — он посмотрел на потолок. — Я сегодня обязательно поговорю с главным.
«С чего он взял, что у меня был приступ? — тонкая игла уколола сознание и тут же пошла обратно, превращаясь в узкую спираль. — Неужели он такой наблюдательный?»
— Папа… — с трудом разлепив губы, выдохнула я. — Ты сможешь сделать так, чтобы я покинула это место как можно скорее?
— Безусловно, — он погладил меня по плечу. — Именно поэтому консилиум и назначен на восьмое сентября.
— Спасибо, — я судорожно сглотнула.
Впившаяся в сознание мысль никак не хотела отпускать.
— Тебе плохо? — отец приблизился и заглянул мне в глаза. — Вижу, что плохо. Ложись, тебе надо отдохнуть.
Я и сама чувствовала, что мне необходимо это сделать, поэтому не стала возражать. Отец помог мне лечь и заботливо укрыл одеялом.
— Ты посидишь со мной? — прошептала я.
— Конечно, — голос прозвучал странно и гулко, словно его обладатель находился далеко. — Конечно, я посижу с тобой, Джина.
— И расскажешь что-нибудь новенькое?
— Расскажу. Хочешь сока?
Сока я не хотела, но из вежливости кивнула. Он встал, вынул из тумбочки пакет и налил в стакан, на секунду повернувшись ко мне спиной.
— Знаешь, — задумчиво произнёс он, — когда твоя мама болела, я практически от неё не отходил.
— Расскажи, как вы познакомились.
— О, это действительно чудесная история. Я тогда был совсем молодым учёным. Как говорится, честным, умным и неженатым. И очень любил посещать одно уютное кафе неподалёку от моего дома. Однажды вечером твоя мама вышла на сцену танцевать. На ней было шикарное бальное платье — всё в блёстках, с пышной юбкой. Танцевала она хорошо, просто замечательно. И тогда я понял, что это — навсегда моя любимая и единственная женщина. На всю оставшуюся жизнь. Не буду тебе рассказывать, что я испытывал в тот момент, это займёт много времени. Скажу лишь одно — я дождался её после выступления, и она разрешила мне её проводить. Вот так мы и познакомились.
— А цветы у вас были? — глупо улыбаясь, спросила я.
— Море. Твоя мама обожала розы, я дарил их ей целыми охапками, тратил на это практически всё жалование. Но самыми главными были цветы к сентябрю.
— К сентябрю? — я широко распахнула глаза. — А почему именно к сентябрю?
— В сентябре у моей Дженни день рождения, — загадочно произнёс отец.
— Надо же, — пробормотала я, — какое совпадение, ты мне говорил, что мой день рождения тоже приходится на этот месяц…
Но отец, казалось, не слышал меня. Что-то с ним произошло, такое, чего я не успела заметить. Его взгляд устремился в потолок и стал прозрачным и нежным, словно поток свежего предрассветного воздуха. Губы беззвучно шевелились, будто он читал молитву.
— Девятого сентября, — еле слышно прошептал он и мечтательно улыбнулся, — девятого сентября родилась моя Дженни.
— Папа! — осторожно позвала я. — Девятого сентября — мой день рождения.
Поток свежего воздуха исчез. Отец взглянул на меня, его взгляд стал собранным и суровым. Он несколько раз моргнул, будто пытался избавиться от какого-то наваждения.
— Папа! — снова начала я. — Девятого сентября…
— Она родила тебя в свой день рождения, — сухо отрезал отец. — Она всегда шутила, что ты — её самый главный цветок к сентябрю.
Он пристально посмотрел мне в глаза, словно выжидал, как я отреагирую на последние слова.
Я промолчала. Что я могла сказать в тот момент? Если то, что цветок к сентябрю — это действительно здорово, прозвучало бы крайне банально.
— Выпей, — он подошёл ко мне и решительно протянул стакан. — Это, хороший, ВКУСНЫЙ, ПОЛЕЗНЫЙ сок!
Я безропотно подчинилась.
Прохладная, кислая жидкость приятно освежила рот, ставший внезапно неимоверно сухим.
— Папа, — прошептала я. — Помнишь, ты хотел мне рассказать, как я уходила в прошлое в четвёртый раз?
