Уоррен Мерфи - Последний бой
Он быстро направился назад к Ким Ир Сену. Нуич придумал, что надо делать. Он поговорил с председателем, и Сен со свитой пошли следом за Нуичем к дому.
Нуич вновь постучал в дверь. И снова женский голос ответил:
– Уходи.
– Здесь председатель Сен, – сказал Нуич, возвысив голос, чтобы не только Чиун, но и жители деревни слышали его.
Опять пауза.
Вновь раздался женский голос:
– Скажи ему, что он не туда попал. Ближайший публичный дом находится в Пхеньяне.
Нуич заговорил резко и решительно:
– Скажи старику, что если он и белая империалистическая свинья не выйдут, то председатель прикажет взорвать дом, превращенный в шпионское логово, где укрылся враг народа.
Он повернулся и улыбнулся Сену.
Еще одна пауза, на этот раз длинная.
Наконец, женский голос сказал:
– Иди на площадь. Там Мастер встретится с тобой.
– Скажи ему, пусть поторопится, – приказал Нуич. – Нам некогда возиться со старичками.
Он повернулся и вместе с Ким Ир Сеном направился обратно к площади, где остановился в ожидании возле «кадиллака» председателя. Жители Синанджу, наблюдавшие за развитием событий из домов и лавок, высыпали на старый деревянный тротуар и приветствовали председателя и Нуича радостными возгласами.
Чиун слышал ультимативное требование Нуича, а теперь до его слуха долетели приветственные восклицания, и он понял их причину. Он посмотрел на залив. После долгих лет его беззаветного служения вот чем кончается вековая традиция: Мастер Синанджу в своей родной деревне унижен отпрыском своего же рода, а жители приветствуют незваного гостя.
Как славно было бы сделать то, что следовало: выйти на деревянную площадь и превратить Нуича в кучу мяса и переломанных костей. Но вековая традиция, взрастившая в Чиуне гордость, воспитала в нем и чувство ответственности. Сейчас он опозорен перец жителями деревни, но будет опозорен и в собственных глазах, если поднимет руку на Нуича.
Тот все понимал, и сознание неуязвимости развязало ему язык.
Чиун знал: это Римо должен был принять вызов и уничтожить Нуича навеки. Так было сказано в старинных книгах. Но Римо спал, его мышцы не действовали, он был беспомощен, как младенец.
И поскольку ни Римо, ни Чиун не могли сразиться с Нуичем, титул Мастера Синанджу впервые с незапамятных времен должен был перейти к тому, кто не был достоин носить его с честью и гордостью.
Чиун встал с циновки, вошел в большую комнату и зажег свечу. Затем вынул из сундука длинную белую одежду – одеяние невинности, а также черное боевое кимоно. Он любовно погладил его, а потом убрал обратно. Он будет в одежде белого цвета – цвета духовной и телесной чистоты.
Чиун быстро оделся и встал на колени перед свечой, дабы помолиться предкам, сконцентрировавшись на сути школы Синанджу: выжить.
И Чиун решился. Он отдаст титул Мастера, выкупив тем самым жизнь Римо. А когда-нибудь потом, когда Римо поправится, ему представится шанс отобрать титул.
Это не принесет славы Чиуну. К тому времени о нем останется память как об отступнике, первом Мастере, добровольно отдавшем свою корону. Но по крайней мере, сохранится возможность отобрать у Нуича титул. Хоть малое, но все же утешение.
Он протянул руку с длинными ногтями и потушил пламя свечи, сжав фитиль между большим и указательным пальцами. Плавно поднялся, так что его одеяние не колыхнулось.
– Мастер? – сказала девушка, появившись рядом с ним.
– Да?
– Вы идете?
– Я Мастер. Я не могу спасаться бегством.
– Но им нужны не вы! Они требуют американца. Отдайте его!
– Дитя мое, – сказал Чиун, – он мой сын.
Девушка покачала головой.
– Он белый. Мастер.
– Он мне роднее, чем любой желтолицый человек. Меня роднит с ним не кровь, а сердце, ум и душа. Я не могу предать его.
Чиун погладил девушку по щеке и вышел из дома.
Тем временем на площади жители деревни собрались вокруг машины, у которой стояли Нуич и председатель Ким Ир Сен. Солдаты-мотоциклисты не позволяли подойти близко, но народ ясно выражал свое настроение криками.
– Мастер слишком стар!
– Он предал нас, выдав секреты белому человеку!
– Нуич возродит былую славу Синанджу!
Некоторые все же считали, что нужно сказать и о том, что трудами Чиуна жила деревня, что простым людям не всегда дано понять Мастера, что бедные не голодали, и стариков не выгоняли из дома, и не топили детей в море – все благодаря Чиуну. Но они молчали, так как, судя по всему, никто не хотел их слушать. Каждый, похоже, старался погромче восславить Нуича, который хмелел от лести, стоя рядом с председателем.
– Где же он? – спросил Ким Ир Сен.
Ответа не последовало. Толпа смолкла, говор оборвался на полуслове. Все повернулись к дому Чиуна.
По улице медленно, направляясь к машинам, толпе и своему ниспровергателю, шел Чиун. Лицо его было бесстрастно, ступал он медленно, но легко, руки засунуты в широкие рукава традиционного белого одеяния.
– Где американец? – крикнул кто-то.
– Мастер-изменник все еще защищает пришельца с Запада! – раздался другой голос.
– Предатель! – завопил кто-то.
А затем площадь принялась скандировать:
– Предатель! Предатель! Предатель!
В глубине дома Чиуна девушка-служанка слышала свист и крики. Ее глаза наполнились слезами. Как они могли?! Как смели они так обращаться с Мастером? И в конце концов она поняла. Они ненавидели не Мастера, а белого американца! Все, что Мастер делает, – он делает для белого американца. Это несправедливо – губить жизнь Мастера из-за него.
Американцу от судьбы не уйти! Она прошла в большую комнату и вынула из отделанных жемчугом ножей блестящий кинжал с длинным красивым лезвием.
Держа его за спиной, она вошла в комнату, где спал Римо. Глаза его все еще были закрыты. Она встала на колени рядом со спящим, подняла глаза к небу и вознесла молитву предкам, дабы они одобрили ее намерение.
Она с ненавистью посмотрела на белого человека.
«Подними нож и вонзи ему в сердце», – подсказывал ей внутренний голос.
Белый человек открыл глаза и улыбнулся.
– Привет, детка. Где Чиун? – спросил он.
Она взметнула нож над головой, чтобы вонзить его в сердце Римо... но выронила его из рук и с плачем упала на грудь Римо.
Глава шестнадцатая
– Где эта американская свинья? – презрительно спросил Нуич, глядя на стоявшего в двух шагах Чиуна.
Чиун пренебрег ответом и обратился к председателю:
– Я вижу, ты сделал свой выбор.
Председатель пожал плечами.
– Очень типично для пхеньянца, – сказал Чиун. – Связаться с продажной свиньей!
Один из мотоциклистов шагнул вперед и поднял пистолет над головой, чтобы ударить Чиуна. Чиун не пошевелился. Ким Ир Сен рявкнул:
– Отставить!
Солдат медленно опустил руку и, с ненавистью глядя на Чиуна, отошел.
– Не сердись, – заметил Чиун. – Твой председатель только что спас тебе жизнь.
– Довольно, – сказал Нуич. – Где Римо?
– Отдыхает, – ответил Чиун.
– Я вызвал его на бой. Он испугался?!
– Трус! Трус! Предатель! Предатель, посвятивший в свои секреты труса, – послышались выкрики в толпе.
Чиун подождал, пока стихнет шум.
– Кто трус? – спросил он. – Раненый белый человек? Или этот трусливый заяц, который подослал к нему трех убийц?
– Хватит, старик, – сказал Нуич.
– Нет, погоди, – ответил Чиун. – Ты дурачишь людей, внушая им, будто ты, Нуич, очень храбрый. А ты рассказал им, что произошло, когда ты в последний раз встречался с американцем? В музее, где выставлены мертвые киты? Как он, точно ребенка, связал тебя твоим же поясом?
Нуич вспыхнул:
– Ему помогли. Он сделал это не один!
– А ты рассказал им, как пытался убить Мастера в далекой стране, где добывают нефть? И как я бросил тебя поджариваться на солнце, точно морскую звезду?
– Ты слишком много болтаешь, старик, – злобно ответил Нуич. – Я здесь, чтобы раз и навсегда избавиться от американца. И тогда я, а не ты, буду Мастером Синанджу. Потому что ты предал свой народ, раскрыв секреты белому человеку!
– Предатель! Предатель! – снова послышались голоса.
– Ты забыл легенду о ночном тигре Синанджу, – сказал Чиун. – О мертвеце с бледным лицом, который придет из мира теней и которого Мастер научит своему искусству, чтобы тот превратился в ночного тигра и стал бессмертен. Ты забыл об этом?
– Это все детские сказочки, – насмешливо ответил Нуич. – Давай сюда твоего американца и посмотрим, кто бессмертен.
– Где он? Белый человек... тащи его сюда! – Голоса слились в рев.
И тогда Чиун тихо сказал Нуичу:
– Синанджу будет твоей, Нуич. Но пусть Римо останется жить. Вот моя цена.
Громко, чтобы слышали все, Нуич ответил:
– Я не желаю сговариваться со стариками и глупцами. Римо должен умереть. А тебе пора к предкам!
Толпа замерла. В старые времена – еще до того, как Мастера Синанджу стали поддерживать существование жителей деревни, – престарелых, больных, а также голодных детей «отсылали к предкам»: топили в холодных водах залива.
