Уоррен Мерфи - Ужас в Белом Доме
После долгого молчания, мрачно кивнув, спикер склонился над тарелкой. Да, возможно, они все делают правильно. Все равно у него нет другого выхода, кроме как верить в это – да и потом, ведь не скажешь, что президент строит из себя этакого супермена, символ удали и бесстрашия. Нет, рассуждает, как обычно – трезво, взвешенно. Однако мысль о том, что в субботу президент окажется лицом к лицу с предполагаемым убийцей без какой-либо серьезной защиты, тревожила спикера. Подняв голову, он взглянул на сидевшего напротив человека – хозяина самого главного кабинета страны. Лицо президента уже тронули морщины – неизбежный след каждодневных обязанностей и бессонных ночей, кожа приобрела темный оттенок – наследие предков, с боем отбиравших кусок хлеба у неприветливой каменистой земли в те легендарные дни, когда бороться значило жить и жить – бороться, потому что земля сдавалась с трудом, и выживали сильнейшие.
Он, не отрываясь, смотрел на президента.
И верил ему.
Римо Уильямс не верил.
Словно струйка сигаретного дыма по узкому отверстию мундштука, он скользил по коридорам погруженного в ночную тьму Белого дома.
Охранники стояли на каждой площадке, прятались за каждым углом, скрывались в нишах у дверей президентских апартаментов на третьем этаже здания. Дворцовая стража – первая в истории, подумал Римо, которой по инструкции полагается сначала задавать вопросы и лишь потом стрелять на поражение. Хотя почему нет? Америка ведь тоже первая в истории. Здание, в котором находился Римо, было некогда построено в стиле английской архитектуры архитектором-ирландцем для главы американского правительства. Именно так и были созданы сами Соединенные штаты. Брали у остального мира все лучшее – потому и было здесь все чуточку лучше, чем в остальном мире. Не потому, что это государство было как-то лучше устроено – просто в нем жили лучшие люди на всей земле. Именно поэтому, как ни пытались политики, они не могли привить американскую демократию в других странах. Эта система была создана лучшими для лучших – и требовать ее понимания от всех прочих было бы явной переоценкой их умственных способностей.
Еще Римо подумал, что ведь и отношения Америки с остальным миром строились на новой основе – весьма, надо сказать, простой и действенной.
Держи поводок коротким, а порох – сухим, припомнил он главный принцип.
И понял, что говорил вслух – ибо откуда-то из темноты вдруг раздался голос:
– А я и держу сухим. Есть потребность проверить?
Медленно повернувшись, Римо увидел перед собой массивную фигуру охранника. Серый костюм, рубашка с расстегнутым воротом, автоматический кольт, направленный прямо в живот Римо – в руке, у бедра. Надежное положение – самый быстрый и неожиданный удар достигнет цели уже после того, как раздастся выстрел.
– Ты кто такой? И какого черта тут делаешь?
Римо понял, что парень – в Белом доме новичок, иначе не стал бы задавать вопросы прямо на месте. По инструкции требовалось отвести нарушителя за пределы зоны охранения и там уже подвергнуть допросу.
– Ищу Розовые апартаменты, – признался Римо.
– Это еще зачем?
– Да я остановился здесь переночевать, ночью вот пошел в ванную – и заблудился на обратном пути. А вообще меня зовут Далай-лама.
Охранник колебался всего секунду, всего на мгновение тень сомнения пробежала по его лицу – но для Римо этого оказалось достаточно, чтобы приблизиться к нему с правой стороны, а затем резко метнуться влево. Пистолет вылетел из руки охранника, а большой и указательный пальцы руки Римо оказались у его шеи – и надавили на артерию как раз достаточно для того, чтобы страж потерял сознание, что позволило Римо усадить его на стул, стоявший под большим зеркалом в позолоченной раме.
Подобрав с пола пистолет охранника, Римо сунул его обратно в кобуру под пиджаком владельца. Следовало поторопиться – времени у него оставалось не больше пяти минут.
Найдя, наконец, нужную ему комнату, Римо быстро произвел необходимые действия – и спустя несколько минут вновь двинулся по темному коридору. Его гибкое тело бесшумно появлялось в полосах света и исчезало в тени, ритм его движения не имел ничего общего с бегом или ходьбой – это было плавное скольжение, подобное дуновению ветра и так же, как ночной ветер, не слышное и не видное.
Наконец Римо оказался в спальне президента. На широкой кровати, повернувшись на правый бок, почивала Первая леди, сунув под подушку сложенные руки и тихонько всхрапывая. На глаза был надвинут сбившийся козырек – свет ночника на тумбочке мужа, который читал в кровати допоздна, мешал ее отдыху. Сам президент, укрытый лишь легкой простыней, лежал на спине, сложив на груди руки.
Руки вздрогнули – президент почувствовал, как что-то мягко упало на его грудь Армейская служба приучила президента спать чутко – вмиг проснувшись, он нащупал загадочный предмет и, пытаясь разглядеть его, потянулся к выключателю В этот момент на запястье его легли чьи-то крепкие пальцы.
– Это пустышка изо рта вашей дочери, – произнес над ним голос Римо. – Принести ее сюда было нелегко – но вам выйти отсюда в субботу будет еще труднее.
Спокойствие, которое президенту удалось придать своему голосу, произвело впечатление даже на Римо.
– Вы ведь тот самый Римо, да?
Президент говорил тихо, вполголоса.
– Верно. Тот самый и единственный. Пришел, дабы известить вас о том, что в субботу вы останетесь дома.
– Вы что-нибудь узнали? – быстро спросил президент.
– Вполне достаточно для того, чтобы доказать вам – вы будете последним дураком, если потащитесь выступать перед этими молокососами в то время, когда вам грозит нешуточная опасность.
– В этом и есть разница между нами, Римо. Я пойду.
– И будете самым храбрым трупом во всем западном полушарии, – кивнул Римо. – Вы, можно сказать, уже труп. Я ведь предупреждал вас об этом.
– Такова ваша точка зрения, – возразил президент. Он замолчал, услышав, как замер на секунду мерный храп его супруги, затем продолжал. – Я не собираюсь все четыре года прятаться в этом здании.
– Речь идет только о ближайшей субботе.
– Конечно. Только о ближайшей субботе. Потом о ближайшей неделе, ближайшем месяце, годе, двух... Завтра я выступаю.
Голос президента был по-прежнему мягким, но в нем зазвучали упрямые нотки. Услышав их, Римо подавил вздох.
– Я ведь могу удержать вас здесь, – напомнил он.
– Каким образом?
– Например, сломать ногу.
– Я выйду на костылях.
– Или могу вам устроить фокус с голосовыми связками – и в ближайшие девяносто шесть часов вы не сможете произнести ни слова.
– Я все равно выйду – а мою речь зачитает кто-нибудь другой.
– Вы, черт возьми, самый упрямый тип, которого я когда-либо встречал, – с досадой произнес Римо.
– Запугивать меня вы закончили?
– Видимо, да. Если только не придумаю что-нибудь посерьезней.
– Ну и прелестно. Так вот, я пойду. Это решено. Если вы не можете сделать совсем ничего – не отчаивайтесь. Мне случалось полагаться на судьбу.
– Бог мой, как я устал от политиков.
Римо медленно пошел по темной комнате к двери.
Сзади раздался голос хозяина комнаты.
– Я ведь вовсе не боюсь, Римо.
– И это доказывает, что либо вы безрассудно смелы – либо глупы, как пробка.
– Нет. Я просто уверен в себе.
– У вас есть основания для подобной уверенности? – кисть Римо замерла на дверной ручке.
– Вы, – просто ответил президент. – Я доверяю вам. Вы что-нибудь придумаете.
– Нет уж, – Римо мотнул головой. – Не потеряйте пустышку. С детей-сирот дантисты берут недешево.
Глава одиннадцатая
Вообще-то увечные и разного рода калеки не особенно возбуждали мисс Виолу Пумбс. Но в этот день она преисполнилась решимости принести себя в жертву.
Для этой цели она облачилась в светло-голубой шерстяной свитер, который приобрела исключительно из-за его способности усаживаться, подчеркивая таким образом ее формы, и льняную белую юбку, туго обтягивавшую ее ягодицы.
Правда, снимать все это она не собиралась. Они с мистером Монтрофортом будут играть в гляделки, а не в трогалки. Ну, может, в касалки – но лапать себя она не даст.
У входа в пентхауз мистера Монтрофорта ее ожидал дворецкий во фраке с раздвоенными фалдами; дворецкий безмолвно принял у Виолы ее легкую белую шаль, ухитрившись при этом выразить неодобрение ее вкуса в выборе туалета лишь тем, что поднял правую бровь на четверть дюйма.
Когда дворецкий провел ее в столовую, Монтрофорт уже сидел в своем кресле на колесах за дальним коном громадного дубового стола, уставленного сияющим серебром, хрусталем и фарфором.
– Мисс Пумбс, сэр, – возвестил дворецкий, вводя ее в огромную, с высоченным потолком залу, которую освещали лишь расставленные повсюду настоящие свечи в настоящих серебряных подсвечниках.
Когда Монтрофорт наконец увидел ее, глаза его непроизвольно расширились. Выкатив кресло из-за стола, он, словно потерявший голову краб, начал рывками двигаться в ее сторону. Дворецкий уже отодвигал стул для Виолы. Монтрофорт легонько шлепнул его по руке.
