Кен Фоллетт - Крутой вираж
Она подошла к церкви и, убедившись, что Хансен за ней не наблюдает, проскользнула внутрь. А Хансен пошел к замку.
Харальд шмыгнул в церковь. Карен заперла дверь и повернулась к Харальду.
— Ты, наверное, смертельно устал.
Так оно и было. Но его ошеломило ее поведение.
— Ты была великолепна! Сначала кокетничала с часовым, а потом обвела вокруг пальца этого кретина Хансена.
— Это было не так уж трудно. — Харальд поставил канистру в кабину. — Часть дела сделана! — улыбнулась Карен.
Она смотрела на него, словно ждала чего-то. Неужели она хочет, чтобы он ее поцеловал? Харальд закрыл глаза и наклонился к ней. Губы у нее были теплые и мягкие. Открыв глаза, он обнаружил, что она смотрит на него и в глазах ее поблескивают веселые искорки.
— О чем ты думаешь? — спросила она.
— Я тебе правда нравлюсь?
— Разумеется, дурачок!
— И ты мне.
— Вот и замечательно.
Он замялся, но потом все-таки добавил:
— Вообще-то я тебя люблю.
— Я знаю, — сказала она и поцеловала его еще раз.
Гермия шла по центру Морлунде. Она была в шляпе и темных очках, но все равно боялась, что кто-нибудь ее узнает.
Весь прошлый вечер она бродила по городу в надежде встретить Харальда. Она заглядывала во все бары и кафе, где собиралась молодежь, но нигде его не обнаружила. Вечер прошел впустую. Сегодня Гермия собиралась к нему домой. До полнолуния оставалось пять дней. Она отправилась на пристань. У входа стояли немецкий солдат и датский полицейский. Она показала им документы на имя Агнес Рикс. Полицейский внимательно их изучил.
— Далековато вы уехали от Копенгагена, фройлен Рикс.
Легенду она сочинила заранее.
— Я еду на похороны родственника.
Она не знала, когда должны состояться похороны Арне, но ничего подозрительного в том, что родственница приезжает на день или на два раньше, не было.
— Наверное, на похороны Олафсена?
— Да. — Глаза ее наполнились слезами. — Я его троюродная сестра.
— Примите мои соболезнования, — сказал полицейский. — Вы прибудете заблаговременно.
— Да? Я хотела уточнить время, но не смогла дозвониться.
— Служба сегодня днем, в три часа.
— Благодарю вас.
Гермия прошла на паром и встала у поручней. Она страстно хотела пойти на службу, но понимала, что делать этого нельзя. Слишком многие могут ее узнать. Ей придется подождать окончания службы, а потом уже пойти искать Харальда.
Оказавшись на Санде, Гермия направилась по пляжу к гостинице. Кто-то купался, кто-то устроил пикник на берегу. Гермия нашла тихое местечко в дюнах и там подождала до половины пятого.
До дома пастора было пятнадцать километров — два с половиной часа быстрым шагом, так что прийти туда она рассчитывала к семи, когда гости уже разойдутся.
Вот уже показалась церковь. На кладбище она увидела свежую могилу — могилу ее жениха. Не в силах сдержать чувств, Гермия разрыдалась и упала на заваленный цветами холмик.
Когда она встала, поодаль стоял отец Арне.
— Гермия! — сказал он. — Храни тебя Господь!
— Благодарю вас, пастор. — Она пожала ему руку.
— На похороны ты опоздала.
— Знаю. Я не хотела, чтобы меня видели посторонние.
— Пойдем-ка лучше в дом.
Гермия пошла за ним. На кухне сидела госпожа Олафсен в черном платье. Увидев Гермию, она расплакалась. Гермия обняла ее, но мысли ее были далеко.
— Я надеялась увидеть Харальда, — сказала она.
— Его здесь нет, — ответила госпожа Олафсен.
— Он что, не приехал на похороны? Где же он?
— Мы не знаем, — сказал пастор. — У нас с ним случилась размолвка, и он уехал. А через пять дней вернулся, и мы помирились. Матери он сказал, что пока поживет у друга, мы туда звонили, но его там не оказалось.
— Думаете, он все еще на вас обижен?
— Нет. Вернее, может, и обижен, но исчез он не поэтому. Сын нашего соседа Акселя Флемминга служит в полиции, в Копенгагене.
— Петер Флемминг? Я его помню, — сказала Гермия.
— У него хватило наглости заявиться на похороны, — вставила госпожа Олафсен.
— Петер утверждает, что Арне был шпионом и Харальд занимается тем же.
— Понятно.
— Ты не удивлена?
— Не буду вам врать, — сказала Гермия. — Я попросила Арне сфотографировать военную базу на Санде. Возможно, он обратился за помощью к Харальду. Но Арне арестовали, и пленку он мне передать не успел.
— Как ты могла! — воскликнула госпожа Олафсен. — Арне из-за этого погиб! Мы потеряли сына, а ты — жениха. Как ты могла?
— Простите меня, — прошептала Гермия.
— Идет война, Лизбет, — сказал пастор. — В борьбе с нацистами гибнет много людей. Вины Гермии в этом нет.
Госпожа Олафсен кивнула:
— Все я понимаю. Просто мне очень страшно.
Она рассказала Гермии о таинственном визите Харальда и о том, как его искал немецкий солдат. Этот рассказ обнадежил Гермию. Видимо, Харальду удалось пробраться на базу и сделать снимки.
— Мне нужно выяснить, не у Харальда ли пленка, — сказала она. — Так куда он собирался?
— В Кирстенслот, — ответила госпожа Олафсен. — Это замок неподалеку от Копенгагена, там живут Даквитцы. Их сын, Йозеф, — одноклассник Харальда. Мы им позвонили, хотели сообщить Харальду про Арне, но отец Йозефа сказал, что Харальда там нет.
— Он может скрываться где-то в тех местах. Мне надо поехать в Кирстенслот.
— На последний паром ты опоздала, — сказал пастор. — Переночуй здесь. А утром я отвезу тебя на пристань.
— Вы удивительно добры ко мне. А ведь Арне погиб из-за меня.
— Господь дает, Господь и забирает, — сказал пастор. — Да будет благословенно имя Его!
«Хорнет мот» был готов к полету.
Харальд гордился собой. Он придумал, как залить горючее в бак на лету — надо будет выбить стекло в кабине и просунуть шланг в бак.
Вылет был назначен на сегодня.
У Харальда от волнения сосало под ложечкой. Им с Карен предстояло почти весь путь проделать над открытым морем. Случись что, и они рухнут в воду.
В окно влезла Карен с корзинкой.
— Ого! — воскликнула она, взглянув на самолет.
— Правда красавец? — спросил Харальд, сияя от счастья.
— Значит, все готово? Когда летим?
— Сегодня же ночью.
— Ой, правда?
— Медлить нельзя. Вдруг кто его обнаружит?
— Просто я не думала, что все произойдет так быстро. — Она достала из корзинки сверток и протянула ему. — Вот, я принесла немного мяса.
— Спасибо. Ну как, ты не передумала?
Она помотала головой:
— Нет. Меня одно беспокоит: последний раз я управляла самолетом три года назад.
— Надо взять с собой немного печенья и бутылку воды.
— Я принесу. Карты у нас есть?
— Нету. Полетим на запад, пока не увидим землю. Это и будет Англия.
— Знаешь, в воздухе трудно сориентироваться. Я ухитрялась заблудиться даже здесь. А вдруг мы окажемся во Франции?
— Об этом я не подумал.
— Проверить, где ты находишься, можно только одним способом — надо сверить землю, над которой ты летишь, с картой. Я посмотрю, что у нас есть дома.
Она вылезла в окно, прихватив с собой пустую корзинку. Через полчаса Карен вернулась и поставила корзинку на пол.
— Сегодня ночью мы лететь не можем.
— Это еще почему? — рассердился Харальд.
— Завтра я танцую.
— Танцуешь? И это для тебя важнее?
— Я тебе рассказывала, что разучиваю главную партию. У половины труппы случилось расстройство желудка. Я буду выступать на сцене Королевского театра. Сам король придет на спектакль!
— Я поверить не могу, что это говоришь ты.
— Я заказала для тебя билет.
— Я не пойду.
— Да не дуйся ты! Полетим завтра ночью, после спектакля.
— Плевать мне на твой балет! Ты хоть понимаешь, что из-за этого нам еще целые сутки будет угрожать смертельная опасность?
— Про самолет никто не знает. И до завтра не узнает.
— Все может случиться.
— Ну ты прямо как ребенок. Я ведь могу погибнуть! И когда буду тонуть в Северном море, мне приятно будет думать, что я исполнила мечту всей жизни и станцевала на сцене Королевского театра. Неужели ты этого не понимаешь?
— Не понимаю!
— Тогда иди к черту! — И она вылезла в окно.
Харальд стоял как громом пораженный, глядя ей вслед. И только через минуту заглянул в корзинку: там лежали две бутылки минеральной воды, пачка печенья, фонарик и старый школьный атлас. Он открыл его. На первой странице девчачьим почерком было выведено: «Карен Даквитц, третий класс».
Петер Флемминг стоял на пристани в Морлунде. Он был раздосадован тем, что Харальд так и не появился на похоронах брата. Петер внимательно следил за всеми, кто на них пришел. В большинстве своем это были жители острова, которых Петер знал с детства. Он отметил их имена в полученном от полицейского списке тех, кто был на пароме. Одно имя осталось неотмеченным. Фройлен Агнес Рикс.
