Лоренсо Сильва - Нетерпеливый алхимик
В ее словах прозвучал недвусмысленный намек, и я принял его к сведению. Однако до тех пор, пока мне удавалось сохранять над собой контроль, не было нужды волноваться. На меня вдруг навалилась усталость, и я подумал: все равно вечер пройдет впустую, и не будет ничего страшного, если я немного расслаблюсь. Меж тем танцующие пары пришли в совершенное неистовство, достигнув высшей точки эмоционального накала, когда зазвучал последний рефрен:
Ра, Ра, Распутин,
(Ra, Ra, Rasputin,)
Самая мощная в России любовная машина,
(Russia’s biggest love machine,)
Таким он оставался до самой смерти.
(And so they shot him till he was dead.)
Музыка кончилась, и в наступившей тишине мне послышался непонятный шум, идущий из глубины зала. Я напряг зрение и увидел группу людей: трое парней, одетых в открытые майки серебристо-голубого оттенка и темные брюки, и пятеро девиц в таких же майках и коротких юбчонках в тон мужским брюкам. Все женщины были за метр семьдесят, будто вышли из одного инкубатора, отличаясь лишь по цвету волос: две брюнетки, остальные — блондинки. Девушки поводили плечами и брезгливо морщились, словно унюхали в зале нестерпимую вонь. Парни казались гигантами — каждый легко преодолевал двухметровую отметку, и на лице одного из них я разглядел характерные усы, похожие на колосья ржи с острыми кончиками.
— Есть, Чаморро! — воскликнул я.
— Что?
— Это он, Василий! — Я осторожно кивнул в сторону пришедших. — Вон там.
Мы, затаив дыхание, смотрели, как компания подошла к стойке бара, образовав вокруг себя пустое пространство. Они заказали выпивку. Обслуживающая их официантка поставила на стойку восемь стаканов, ведерко со льдом и заиндевелую бутылку водки. Василий тут же завладел бутылкой, отбросившей платиновый блик на фиолетовую подсветку, и отошел от стойки. Остальные потянулись за ним. Толпа расступалась перед ними, как воды Черного моря перед Моисеем. Компания уселась в укромном углу на возвышении.
— Что будем делать? — спросила Чаморро с тревогой в голосе.
— Пусть прежде выпьют, а потом посмотрим, — решил я, опустошив до дна свой стакан.
Мы продолжали наблюдать за ними на расстоянии. Они ничем не проявляли оживления — только потягивали медленными глотками водку и смотрели в зал, словно на клетку с обезьянами в зоопарке. Через некоторое время две темноволосые девушки и блондинка спустились на помост, стали в центр и принялись выделывать па, не обращая ни на кого внимания, хотя иногда сталкивались с другими танцующими. Я отслеживал уровень алкоголя в бутылке и порции, которые перекочевывали в желудок Василия. Он пил много.
— Будем любоваться на них всю ночь? — тормошила меня Чаморро.
— Нет. Не будем.
— Тогда что?
— Произведем лобовую атаку без предварительной подготовки. Я сначала подумал завести флирт с той белобрысой на танцплощадке, чтобы посмотреть на реакцию ее приятелей. Но боюсь, девица нацепила линзы с фильтрами и не сумеет меня разглядеть. А ты бы тем временем занялась Василием, однако он не танцует, поэтому эта идея отметается в корне. Давай лучше сразу возьмем их на абордаж, официально представившись гвардейцами, но для этого надо подождать, пока они не выпьют всю водку.
— Ты уверен в успехе?
— Нет, но придется рискнуть, Чаморро.
Один из парней тоже спустился на помост со второй светловолосой девушкой. За столом остались Василий, третий мужчина и последняя блондинка.
— Как раз подходящий случай. Пошли, — сказал я.
Мы пересекли зал и поднялись к столику Василия и его компании. Они заметили нас, когда мы только подходили к возвышению: мужчины смотрели на нас мутным взглядом, словно спрашивая, какого рожна нам надо; на лице блондинки нарисовалось выражение смертельной скуки, смешанной с отвращением.
— Василий Олекминский? — спросил я, выбрав из своего запасника самую строгую интонацию.
— Слушаю вас, — ответил он, все еще недоумевая.
Его приятель уставился на Чаморро, а в глазах блондинки проклюнулось что-то вроде любопытства: она смотрела на меня, как смотрят на насупленную мордочку хомячка, которого вдруг поднимают за задние лапки.
— Гражданская гвардия, — представился я и показал Василию удостоверение. — Не могли бы уделить нам минуту внимания? Мы хотим задать вам несколько вопросов.
Блондинка резким движением расцепила свои невообразимо длинные и невообразимо бледные с синими прожилками ноги и испуганно откинулась назад. Жалкий триумф, но, отдавая дань справедливости, я вынужден признать, что добился его не столько своей находчивостью, сколько трусостью противника, тем не менее он меня воодушевил на дальнейшие действия.
— О чем ты хочешь меня спросить? — поинтересовался Василий. Он говорил с сильным иностранным акцентом.
— Об Ирине Котовой.
Василий резко помрачнел. Я воспользовался заминкой и несколько секунд украдкой наблюдал за поведением блондинки, но она еще не опомнилась от страха. Парень за столом опасливо глянул на Василия.
— Не надо так пугаться, — заверил я. — Мы только хотим развеять кое-какие сомнения.
— Вы ее нашли? — спросил Василий с неожиданной тоской в голосе.
— Может, отойдем в сторонку?
— Что с ней произошло? Отвечай!
На его лице появилось выражение непритворной мольбы, и если он ломал комедию, то добился желаемого эффекта. Глаза подернулись слезой, хотя у меня возникли подозрения, что тут не последнюю роль сыграло количество выпитой водки. Я почувствовал за спиной чье-то присутствие и, обернувшись, увидел темноволосую девицу, которая только что вернулась с танцплощадки и вся лоснилась от пота. Она буравила меня сердитым взглядом и через ее руки, покрытые перламутровыми капельками влаги, я увидел, как к столику подходят трое остальных девиц. Вскоре на меня уставилось четыре пары глаз, искрящихся всеми оттенками радужной оболочки — от светлого, подернутого матовой дымкой, до темного, как ночной океан. В этот момент мое вздорное подсознание отдало приказ втянуть диафрагму, да так резко, что я едва не задохнулся. Однако смог взять себя в руки и расслабиться, крепко выругавшись себе под нос.
— Лучше поговорим наедине, сеньор Олекминский, — настаивал я.
Пока мы удалялись от оставшейся за столиком компании, я успел уговорить свой живот вести себя прилично, но действовал исключительно лаской. В конце концов, он является полноправным членом моего организма и может на свой лад выражать восхищение при виде такой неописуемой красоты.
Глава 10
У нее была душа
После «Распутина» у меня в ушах стоял такой страшный шум, что я временно потерял способность воспринимать окружающие звуки, в том числе собственный голос. Повысив его до крика, я предложил Василию пойти на открытую террасу уличного кафе, видневшуюся в конце приморского бульвара. Он кивнул с тем же выражением обреченности и подавленности, которое появились у него на лице, когда мы объяснили ему цель нашего визита в клуб, и поплелся за мной с поникшей головой, не вынимая рук из карманов. Мне было странно и отчасти неловко шагать рядом с этим великаном. Его голубая переливающаяся металлическим блеском майка уныло повисла на мощных плечах и казалась карикатурно-уродливым атрибутом балаганного шута.
Мы сели, Василий вытер глаза своими ручищами и поднял на меня испытующий взгляд.
— Выкладывай, не томи, — попросил он.
— Боюсь, у меня плохие новости, — начал я издалека. — Прежде всего, должен вас предупредить: информация носит гипотетический характер, несмотря на основания считать ее близкой к истине. Однако, повторяю, это всего лишь версия, и вы нам нужны для того, чтобы ее подтвердить или опровергнуть.
— Она мертва, — прошептал Василий чуть слышно, но я понял его по движению губ.
— Может быть, и так. Мы обнаружили труп со сходными физическими параметрами далеко отсюда, в Паленсии. По заключению эксперта, предположительное время смерти вполне сопоставимо с датой исчезновения Ирины.
Далее произошла непостижимая вещь, заставившая нас с Чаморро опешить от изумления. Гигант согнулся пополам, закрыл лицо руками и безутешно разрыдался. Через полминуты он сложил их перед собой, будто в молитве, а сам поднял глаза к небу и исторгнул жалобный стон, в котором слышались произносимые на чужом языке слова. По его щекам катились слезы, геркулесовские мускулы дрожали как листья на ветру. Мы растерянно молчали, ожидая, пока он не успокоится и не преодолеет душевную боль. Наконец, всхлипывая и вздыхая, он проговорил:
— Я все это время предвидел несчастье и как в воду глядел. Ирина не могла уйти от меня просто так, не объяснив причины.
— Есть маленький шанс, что это не она, — повторил я.
— Она, я чувствую, — возразил он, покачав головой. Потом прижал ладонь к груди и добавил: — Вот здесь, внутри.