Елена Соловьева - ЛоРеНа — похитительница сознаний
— Так они мне на неделю такую сумму выдавали, которой большой семье на месяц бы хватило, — поведала женщина.
— А Вам не приходило в голову, что родители этого мальчика нашли ему другое жилье? И другую нянечку?
— Нет, — прошептала женщина, — дом лесника должен был стать тюрьмой мальчика и его могилой. И мой малыш ни за что бы не уехал, не захватив с собой ноженки, любимую игрушку.
— Хорошо, — сдался дежурный. — Вы прикасались к предполагаемому орудию убийства? Где оно находится сейчас?
— Я нашла ноженки возле дома в крапиве, — пробасила женщина. — Подобрала их и положила на кухонном столе. Хотела вымыть, но руки дрогнули…
— Очень хорошо, что Вы не этого не сделали, — признался дежурный. — Если речь идет об убийстве, то на ножницах могли остаться отпечатки пальцев преступника.
Заявительница вновь разрыдалась; ее огромное тело затряслось, угрожая развалить не рассчитанную на такую массу табуретку.
Дежурный, поняв, что так просто тетка не капитулирует, принес бланк заявления и валерьянку. Когда же женщина немного успокоилась, он предложил:
— Сообщите мне свои паспортные данные и адрес проживания.
— Марьяна Ивановна Батракова, — представилась заявительница, — пятьдесят второго года рождения. Прописана и проживаю в поселке Березняки.
Дежурный заполнил нужные графы и вновь поинтересовался:
— Кто, кроме Вас, навещал мальчика? Как мы можем связаться с его родственниками?
— Один мой мальчик в целом свете, — протрубила в нос женщина.
— То есть как?! — воскликнул дежурный. — Вы же сами сообщили, что были наняты для ухода за мальчиком. Кто и как передавал Вам деньги на продукты?
— Понимаешь, — начала Марьяна Ивановна, — я, когда объявления давала, сообщила только свой адрес — телефона и других новомодных штук у меня нет. На тетрадных листочках все написала, ну, и расклеила по столбам на ближайших остановках. А через неделю из дому выхожу — глядь, а на пороге конвертик лежит с деньгами, ключом от дома и запиской.
— И что в ней? — насторожился дежурный. — Сама записка уцелела?
— Что ты! — спохватилась женщина. — В записке было четко сказано, чтобы я лишнего никому не болтала, а письмо сожгла. Еще говорилось, что мне придется дорого поплатиться, если эта просьба не будет исполнена.
— И Вы согласились?
— Где же я еще такие деньги заработаю?! Конечно, согласилась! Как было сказано в записке — купила продукты, новое белье постельное, еще кой-чего по мелочи. Вызвала такси и отправилась по указанному адресу. Первый раз страшновато было, да я баба не из робких. Таксист высадил меня прямо на трассе — в записке также говорилось, чтобы посторонние к дому не приближались, — и уехал. Осталась я одна-одинешенька посереди леса. Насилу отыскала тот домик лесничего. Глаза боятся, а руки делают: отперла дверь, вошла внутрь. А там мальчик мой — улыбается, ручки ко мне тянет. Не успела я пальто скинуть, как он подковылял, обнимает, целует, радуется. Наскучался, видать, один-то… — Воспоминания преобразили лицо женщины, придали ему той самой ангелоподобной мягкости, которая появляется, только когда мать повествует о своем чаде. — Я сразу почувствовала любовь к этому большому ребенку…
— Притормозите! — прервал женщину дежурный. — Сколько же лет этому мальчику? Хотя бы приблизительно?
Тетка помотала головой и щелкнула языком.
— Тело-то у него как у взрослого парня, а разум двухлетнего. Мой мальчик и разговаривать-то не умел, все только мычал. Сказала же: блаженный он! — Марьяна Ивановна посмотрела на дежурного так, будто пыталась объяснить неандертальцу принцип устройства вечного двигателя. — Мой мальчик почти ничего сам не умел, но был самым милым и самым добрым на свете! Он просто ребенок в теле взрослого мужчины.
Дежурный задумался: если бы пропал ребенок, то стоило немедленно отправлять на место происшествия следственную группу. А как быть с недееспособным? С другой стороны, если этот «мальчик» настолько беспомощен, как заявляет тетка, то не стоит ли приравнять его к несовершеннолетнему?
— Скажите, — обратился дежурный к Марьяне Ивановне, — у этого юноши имелся ключ от входной двери, мог ли он самостоятельно им воспользоваться?
— Мальчик всегда сидел взаперти, — отозвалась заявительница. — Когда я приезжала, то ненадолго выводила его на прогулку. Но мой мальчик не мог ходить долго. Обычно мы делали только один обход вокруг дома и сразу же шли отдыхать. А ключ мальчику не помог бы — ручки у него уж слишком непослушные.
— В последний свой приезд Вы тоже отперли дверь своим ключом?
— Нет, — округлила глаза женщина. — Дверь была нараспашку, потому-то я сразу заподозрила неладное.
— Из дома что-нибудь пропало? И вообще, в сторожке были какие-либо ценности, на которые могли положить покуситься воры?
— В том-то и дело: все на месте! И игрушки дорогие, и посуда, и одежда, — пустилась перечислять Марьяна Ивановна. — Ничего не украли, только мальчика…
— Вы заперли дом, когда уезжали? И кстати, как возвращались в город — тоже на такси?
— На попутках, — горестно выдохнула женщина. — Всегда старалась уехать до темноты, но не всегда получалось: мой мальчик все никак не хотел меня отпускать — прижимался, игры разные затевал. Особенно он любил прикасаться к моему лицу — гладил его своими неподатливыми пальчиками, мычал чего-то по своему, мурлыкал… Дом?.. Нет, не закрыла! — спохватилась женщина и стала ощупывать карманы. — И ключ впопыхах обронила…
— Все понятно, — сдался дежурный, — придется выехать на место.
Глава 19
По случайному стечению обстоятельств дежурным следователем оказался именно Полянский. И именно ему пришлось отправиться вместе с Марьяной Ивановной в заброшенную сторожку лесничего.
Дабы не терять времени даром, Стас усадил заявительницу на переднее сидение своей «десятки», решив по дороге опросить ее с пристрастием. Женщина отвечала на вопросы охотно, щедро разбавляя факты постоянными упоминаниями о положительных качествах «ее мальчика». Полянский слушал внимательно, силясь отыскать в рассказе Марьяны Ивановны возможные несовпадения или умышленное сокрытие фактов. Но собеседница держалась вполне уверенно и на провокационные выпады следователя отвечала со свойственной ей откровенностью и простодушием. Следователю пришлось признать тот факт, что женщина действительно ничего не знает о родственниках того юноши, за которым ухаживала на протяжении последнего года.
— Неужели за все время Вам так и не удалось лично встретиться с родственниками пропавшего? — подивился Полянский. — Разве не было интересно, кто они и чем занимаются?
— И так все яснее ясного, — заверила следователя Марьяна Ивановна, — наверняка большие люди, может статься, что очень известные. Многие так поступают — кому нужна огласка?
— Возможно, Вы и правы, — не мог не согласиться Стас. — Такое и правда случается. А как часто Вы навещали своего подопечного?
— Раз в неделю точно, иногда чаще.
— И каждый раз делали это, получив записку и деньги в конверте?
— Да нет, — честно призналась женщина. — Иногда мне самой хотелось проведать моего мальчика, и я ездила к нему чуть не каждый день. Но так было до тех пор, пока в следующей записке мне строго-настрого не запретили этого делать…
— Получается, что родственники все же навещали юношу! — сразу зацепился за выплывший факт Полянский. — Когда Вы приезжали самовольно, то не замечали в доме ничего необычного? Возможно, оставленные родителями вещи или что-то еще?
Марьяна Ивановна задумчиво покусала губу, поморщилась, напрягая извилины, но так ничего и не вспомнила.
Это немного разочаровало Полянского.
— Расскажите мне еще о своем подопечном, — попросил он. — Чем юноша любил заниматься, в какие игры играл? Не было ли у него внезапных вспышек гнева?
Из рассказа заявительницы следователь сделал вывод, что парень был не совсем вменяемым, а потому на последней фразе Стас отвлекся от дороги и пристально посмотрел на женщину.
— Господь с тобой, родимый! — всплеснула руками Марьяна Ивановна, заглотившая наживку. — Мой мальчик был очень спокойным и тихим. Только один раз… — женщина осеклась и замолчала.
— Продолжайте, — настоял следователь.
— Однажды у меня в сумке мальчик нашел женский журнал, — как бы нехотя принялась рассказывать Марьяна Ивановна, — такой, знаете, с красочными картинками и фотографиями размалеванных девушек. Он тогда словно обезумел: выхватил находку и утащил к себе в комнату. Когда я вошла, то увидела, что мой мальчик своими ноженками пытается выстричь из журнала картинки. Ох, осерчала, помню, тогда. Накричала на мальчика, отобрала журнал… Вот тогда он очень расстроился, словно бы рассердился. Но ты не думай, мой мальчик не буйный, а его истерика была просто капризом малолетнего ребенка. И тогда я подумала: неужели эта цветная бумага для меня дороже, чем счастье обездоленного малыша? И отдала журнал обратно. Кто бы мог подумать, что этот подарок так понравится моему мальчику — он весь вечер не выпускал его из рук.
