Джош Бейзел - Бей в точку
Когда я возник на пороге, Скинфлик не направил пушку на меня, но и не опустил.
— Что происходит? — поинтересовался я.
— Это ты его убил? — спросил он.
Вид у него был неважнецкий. Бледный, осунувшийся, щеки провисли.
— Кого? — спрашиваю. А про себя подумал: «Блин. Кто-то пришил Дэвида Локано».
— Курта.
— Курта Лимми?
— Можно подумать, ты знаешь другого Курта.
— Может быть. Ты вспомни, когда ты меня последний раз видел.
— Ты его убил?
— Нет. Я от тебя услышал, что он мертв. Как это случилось?
— Кто-то выстрелил ему в лицо на пороге его собственной квартиры, — сказал Скинфлик. Лимми жил в Трибеке. — Вроде как он сам впустил этого человека.
— Что говорит полиция?
— Что это не ограбление.
— Может, это твой дядя Роджер, — предположил я, имея в виду мужа Ширл.
— Это такая шутка?
— Неудачная. Извини. — А в голове промелькнуло: «Вдруг я в самом деле убил Курта Лимми и забыл про это...» — Что говорит твой отец?
— Что ты с ним на эту тему не разговаривал, поэтому если это твоих рук дело, то он тут ни при чем.
— Очень мило. — Я придвинул себе стул. — Я сяду. Не стреляй, ладно?
Револьвер, отброшенный Скинфликом, тяжело упал на кофейный столик.
— Пошел ты. Никто не собирался в тебя стрелять, — сказал он. — Просто я боюсь, что теперь они придут за мной.
— Кто?
— Не знаю. В том-то все и дело.
— Ммм. Жаль Курта.
— Это меня не остановит.
— Не остановит от чего?
Он отвернулся:
— От вступления в мафию.
— Я и не знал, что это входит в твои планы.
— Все ты знаешь.
— Допустим. Но это паршивая идея, и лучше бы тебе выкинуть ее из головы.
— Поздно раздумывать. Я уже решил.
— Ты убьешь человека, чтобы произвести впечатление на кучку подонков?
— Этого хотел Курт.
— Курт мертв.
— Да. И я покажу палец тому, кто его убил.
— Ты думаешь, что убийце Лимми есть дело до того, вступишь ли ты в мафию?
— Ни хера я не думаю! — выкрикнул Скинфлик. — Я даже не знаю, кто это сделал! — Он набычился и несколько секунд молчал. — Ты бы вообще помалкивал. Не ты ли мстил за своих предков?
— Это еще не значит, что я поступил правильно.
— А что, нет?
— Я тебе не пример.
— А в чем разница?
— Между тобой и мной?
— Ну да.
— О господи. — Меньше всего мне хотелось развивать эту тему. — Для начала мне было кому мстить. Это не было убийством ради убийства.
Скинфлик с облегчением вздохнул.
— Старик, не парься, — сказал он. — По-твоему, я собираюсь убивать невинную жертву? Я найду какого-нибудь мерзавца. Вроде тех, что мой папаша находит для тебя. Какого-нибудь психа, который сам напросился.
— Вот так?
— Вот так. Если хочешь, обговорю это с тобой.
— О'кей, — не сразу выдавил я из себя.
Больше ничего. Одно слово. По-вашему, я дал ему индульгенцию?
ГЛАВА 13
Первым делом я поднимаюсь в отделение терапии за антибиотиками, которые мои студенты аккуратно сложили в пластмассовый стаканчик, где они еле поместились.
— Сэр, вы не хотите убедиться...
— Некогда, — отрезаю я и, наугад набрав номер на сейфовом замке, достаю из шкафчика бутылку воды с пятипроцентной глюкозой.[51] Сорвав зубами крышку, я залпом проглатываю таблетки.
А если мои студенты ошиблись и будет передоз?
Не думаю, что это намного сократит отпущенный мне срок.
По дороге в офис для приглашенных хирургов я в панике посматриваю на часы.
Перед входом угрюмый ассистент доктора Френдли подпирает собой стену. Взглянув на меня исподлобья, он отваливает.
Между моим стуком в дверь и недовольным «Чего?» повисает такая пауза, что впору биться головой об косяк. Вместо ответа я молча прохожу внутрь.
Офис для приглашенных хирургов отделан как след быть. Дубовый стол, особенно уместный для сообщения плохих новостей, аккуратные ряды дипломов на стене, выигрышно смотрящиеся на расстоянии.
Френдли сидит за столом, а рядом с ним на краешке примостилась Стейси, представительница фармакологической компании. Заметив удивленные взгляды, которыми мы с ней обменялись, Френдли кладет руку ей на бедро. Под ее короткой юбкой все просматривается.
— В чем дело? — спрашивает Френдли.
— Я бы хотел ассистировать вам во время операции ЛоБрутто.
— С какой стати?
— Он мой пациент. Я могу быть вам полезен.
Френдли на секунду задумывается.
— Ладно. Не вы, так мой врач-резидент. Что в лоб, что по лбу. Сами сообщите ему о замене.
— Пойду его поищу.
— С вами или без вас, я начинаю в одиннадцать.
— Хорошо.
Стейси напоследок изображает что-то на своем лице, но мне сейчас не до интерпретаций, и я просто ретируюсь.
Чтобы успеть на операцию Скилланте, чувствую, мне придется вкалывать в ближайшие четыре часа за двоих. И дать моим студентам дополнительную и, может статься, не вполне законную нагрузку. И еще постоянно держать под языком таблетку моксфена. Из этических соображений своим студентам я моксфен не даю.
Мы начинаем утренний обход. Не обход, а смех собачий. Растолкав больного и посветив ему в глаза фонариком, мы скороговоркой спрашиваем, жив ли он еще, так что даже те, кто понимает по-английски, не успевают сообразить, о чем идет речь. Мы быстро меняем мешочек в капельнице и всаживаем в вену иглу. Потом так же быстро проглядываем историю болезни. Если больной лежит в отсеке для туберкулезников, мы на секунду заглядываем к нему, наплевав на ХАЗМАТ[52] и всякие там предписания.
Кстати, о ХАЗМАТЕ. Во время обхода мы стараемся не попадаться на глаза двум больничным командам — гигиена труда и контроль над инфекционными заболеваниями — во избежание расспросов о возможных последствиях инъекции, которую я случайно получил из шприца Эссмана. В данную минуту я почти не чувствую боли в пораженной области, а времени на болтовню у меня просто нет.
На каждом шагу мы получаем подтверждение того, что больничный персонал это удивительный разнобой: в то время как одни куда-то несутся сломя голову, другим лень посторониться и уступить им дорогу.
Нам даже удается спасти пару человеческих жизней, если такие слова вообще применимы к ситуации, когда исправляется ошибка врача, прописавшего не те лекарства. Но чаще речь идет о медсестре, давшей больному столько-то миллиграммов в расчете на фунт вместо килограмма, хотя бывают и более экзотические случаи, когда, например, пациенту, нуждающемуся в комбиванте, подсовывают комбивир.
Раз или два нас просят помочь в принятии трудного решения, от которого зависит жизнь человека. На это тоже уходят считаные секунды. Будь все ясно, решение не заставило бы себя ждать, а так как все растопырились, нам добавить уже нечего. Пусть высказываются психи в Интернете.
— А теперь по домам, — говорю я студентам по окончании обхода. Через полторы минуты мне надо быть в операционной.
— Сэр, а нельзя нам посмотреть операцию? — спрашивает один из них.
— Зачем?
Впрочем, помощь мне может понадобиться. И вот мы уже все несемся галопом в предоперационную.
Там один анестезиолог. Сестра просит меня оформить документы и привезти пациента. С документацией я расправляюсь со скоростью сейсмографа и, дав задание студентам посмотреть кой-какие сведения по брюшной хирургии, отправляюсь в палату за Скилланте.
— А ведь я тебя отымел, Медвежья Лапа, — неожиданно произносит лежащий на каталке Скилланте, пока мы ждем лифта.
— Да ну?
— Так, самую малость.
Я повторно нажимаю на кнопку.
— Правда?
— Правда. Я думал, Кривой в Аргентине.
— Не понял?
— А он в Нью-Йорке, как я только что узнал.
— Какой, к черту, Кривой?
Я подумал, что это, возможно, один из младших братьев Скинфлика — не самая серьезная угроза. Или очередное жонглирование кликухами.
— Я о Скинфлике, — пояснил Скилланте. — Совсем забыл, что вы братки.
— Та-ак...
Тут приходит лифт, а в нем полно народу.
— Подожди, — говорю я Скилланте. И командую: — Все быстро вышли. У этого больного птичий грипп.
Мы остаемся одни в кабинке, и я нажимаю на кнопку «стоп», как это ранее сделала Стейси.
— Ну, блин, выкладывай.
— Кривой. Так теперь зовут Скинфлика. Из-за лица.
— Скинфлик на том свете. Я выбросил его из окна.
— Да. Из окна ты его выбросил.
— Ну вот.
— Только он выжил.
Слова застревают у меня в горле. Разумом понимаю, что этого не может быть, но инстинкт подсказывает мне другое.
— Ерунда, — говорю. — Шестой этаж.
— Я же не сказал, что он получил от этого удовольствие.
— На фуфу меня берешь?
— Клянусь святой Терезой.
— Скинфлик жив?
