Дэн Браун - Инферно
— Вот так? — выдохнула Элизабет. — Тогда расскажите мне, как по-вашему будеть выглядеть жизнеспособное будущее, каково идеальное население земли? Что же это за магическое число, при котором человечество может надеяться на существование в течение долгого времени … и в относительном комфорте?
Высокий человек улыбнулся, оценивая вопрос. — Любой эколог, биолог или статистик скажут вам, что лучшая возможность для долгосрочного выживания человечества представляется при глобальной популяции около четырех миллиардов.
— Четыре миллиарда? — Элизабет приготовила ответный удар. — Нас уже семь миллиардов, так что немного поздновато говорить об этом.
Зеленые глаза высокого человека засветились огнем. — Вы так считаете?
Глава 23
Роберт Лэнгдон неловко приземлился на рыхлую землю около стены в заросшей южной оконечности Садов Боболи. Сиенна приземлилась около него, встала и отряхнулась, осматриваясь вокруг.
Они стояли на поляне из мхов и папоротников на краю небольшого леса. Отсюда было почти не видно Палаццо Питти и Лэнгдон ощущал, что они находятся также далеко от дворца, как те, кто входил в сады. По крайней мере, поблизости не было никаких рабочих или туристов в этот ранний час.
Лэнгдон пристально посмотрел на дорожку из гравия, которая живописно спускалась под гору в лес перед ними. В точке, где дорожка исчезала среди деревьев, радуя глаз, идеально располагалась мраморная статуя. Лэнгдон не был удивлен. Сады Боболи обладали исключительными талантами дизайна Никколо Триболо, Джорджио Вазари и Бернардо Буонталенти — экспертов эстетического таланта, которые создали шедевр для прогулок на этом холсте площадью около 50 гектаров.
— Если мы пойдем на северо-восток, то достигнем дворца, — сказал Лэнгдон, указывая на дорожку. — Мы сможем смешаться там с толпой туристов и незаметно выйти. Я полагаю, что он открывается в девять.
Лэнгдон мельком взглянул, чтобы проверить время, но увидел только голое запястье, где когда-то были его часы с Микки-Маусом. Он задумался в рассеянности, нет ли их в больнице вместе с оставшейся одеждой и можно ли получить их обратно.
Сиенна приняла решительную позу. — Роберт, прежде, чем мы сделаем еще хоть один шаг, я хочу знать, куда мы идем. Что ты выяснил перед этим? Рвы порока? Ты сказал, что они были не в том порядке?
Лэнгдон знаком показал на участок леса впереди. — Давай сначала скроемся из поля зрения. — Он повел ее вниз по дорожке, которая вела в замкнутое углубление — «комнату» в языке ландшафтной архитектуры — где были несколько скамеек из искусственного дерева и небольшой фонтан. Воздух под деревьями был значительно холоднее.
Лэнгдон вынул из кармана проектор и принялся его трясти.
— Сиенна, тот, кто создал это цифровое изображение, не только приделал буквы к грешникам во Рвах порока, а ещё и изменил порядок следования грехов.
Он взобрался на скамью, встав выше Сиенны, и направил проектор ей под ноги. Боттичеллиевская Карта ада вяло материализовалась на плоской поверхности скамьи позади Сиенны.
Лэнгдон жестом указал на расположенную ярусами область у основания воронки. — Видишь буквы в десяти рвах?
Сиена нашла их на изображении, и прочитала сверху вниз. — Catrovacer.
— Правильно. Бессмыслица.
— Но как ты понял, что эти десять рвов перепутаны?
— Легче, чем ты думаешь. Представь, что рвы — это колода из десяти карт, и ее не перемешали, а просто сняли несколько карт. После этого карты остались в том же порядке, но начинались уже с другой карты. — Лэнгдон указал на десять Рвов порока. — Согласно тексту Данте, наш первый уровень — это соблазнители, наказываемые демонами. Но в этой версии, соблазнители оказались…в седьмом рве.
Сиенна присмотрелась к уже меркнушему рядом с ней изображению и кивнула. — Ну теперь вижу. Первый ров стал седьмым по счёту.
Лэнгдон спрятал прожектор в карман и спрыгнул обратно на дорожку. Взяв в руки палку, он принялся царапать буквы на клочке земли рядом с тропинкой. — В таком порядке буквы появляются в нашей измененной версии ада.
— Catrovacer, — прочитала Сиенна.
— Да. И здесь как раз колода была снята. — Лэнгдон теперь начертил линию под седьмой буквой и ждал, пока Сиенна изучала его рисунок.
— Хорошо, — быстро ответила она. — Catrova. Cer.
— Да, и снова раскладывая карты по порядку, мы просто снимем колоду и переместим карты снизу наверх. Эти две половины поменяются местами.
Сиенна посмотрела на буквы. «Cer. Catrova». Она пожала плечами: написанное не произвело впечатления. — Все еще бессмыслица.
«Cer catrova», — повторил Лэнгдон. Помолчав, он снова произнес слова, объединив их вместе. «Cercatrova» Наконец, он произнес их с паузой посредине. «Cerca … trova.»
Сиенна с шумом выдохнула, и ее взгляд метнулся в сторону Лэнгдона.
— Да, — сказал Лэнгдон с улыбкой. — Cerca trova.
Два итальянских слова cerca и trova буквально означают, «ищи» и «найди». Если их объединить во фразу — cerca trova — они синонимичны с библейским афоризмом, «Ищи и обрящешь.»
— Твои галлюцинации! — воскликнула Сиенна, задержав дыхание. — Женщина с вуалью! Она все время говорила тебе: «Ищи и обрящешь!» Она вскочила. — Роберт, ты понимаешь, что это значит? Это значит, что слова «cerca trova» уже были в твоем подсознании! Разве не видишь? Должно быть, ты расшифровал эту фразу прежде чем попал в больницу! Возможно, ты уже видел эту картину с проектора… но забыл!
Она была права — до него дошло, что будучи поглощен самим шифром, он и подумать не мог, что всё это с ним, возможно, уже было.
— Роберт, ты говорил раньше, что карта указывает на определенное место в старом городе. Но я все еще не понимаю какое.
— «Ищи и найди» (ит.) — тебе ни о чем не напоминает?
Она пожала плечами.
Лэнгдон внутренне улыбнулся. Наконец Сиенна чего-то не знает. — Оказывается, эта фраза конкретно указывает на известную фреску в Палаццо Веккьо — Битва при Марчиано работы Джорджо Вазари в Зале Пятисот. В верхней части картины едва заметно Вазари написал крохотными буквами слова «cerca trova». Существует много теорий почему он это сделал, но убедительные доказательства еще не найдены.
Над их головами внезапно раздалось пронзительное завывание маленького самолета, возникшего неизвестно откуда и скользящего над кронами деревьев прямо над ними. Звук был очень близко, и Лэнгдон и Сиенна замерли, пока самолет не промчался мимо.
Лэнгдон посмотрел на улетающий самолет сквозь деревья. — Игрушечный вертолет, сказал он, выдохнув, когда увидел кружащий на расстоянии радиоуправляемый вертолет длиной в три фута. Он походил на гигантского, жужащего комара.
Сиенна, однако, выглядела настороженной. — Пригнись.
Вертолётик явно накренился и теперь выруливал обратно, в их направлении; едва задевая верхушки деревьев, он снова пролетал мимо них, на этот раз левее, над другой поляной.
— Это не игрушка, — прошептала она. — Это разведывательный дрон. Вероятно, на его борту видеокамера, для передачи изображения обратно…куда-то.
Лэнгдон стиснул зубы, глядя как вертолёт уносится туда, откуда появился — к Римским воротам и Академии изящных искусств.
— Я не знаю, что ты сделал, — сказала Сиенна, — но некоторые влиятельные люди, безусловно, очень стремятся найти тебя.
Вертолет снова сделал вираж и начал медленное движение вдоль периметра стены, куда они только что спрыгнули.
— Кто-нибудь в Институте искусств, должно быть, видел нас и что-то рассказал, — сказала Сиенна, направляясь вниз по тропе. — Мы должны выбраться отсюда. Немедленно.
Когда беспилотник улетел в другой конец сада, Лэнгдон ногой затоптал начертанные им на тропинке буквы и поспешил за Сиенной. В его голове проносились мысли о словах cerca — trova, о фреске Джорджо Васари и об откровении Сиенны, что Лэнгдон наверняка уже расшифровал заложенное в проекторе послание. Ищи и обрящешь.
Внезапно, когда они пришли на вторую поляну, потрясающая мысль пронзила Лэнгдона. Ошеломленный чем-то, он резко остановился на лесной дорожке.
Сиенна тоже остановилась. — Роберт, в чем дело?!
— Я невиновен, — заявил он.
— Что ты имеешь в виду?
— Люди, преследующие меня …я полагаю, что я сделал что-то ужасное.
— Да, в больнице ты все время повторял «очень жаль».
— Я знаю. Но я думал, что говорю по-английски.
Сиена смотрела на него с удивлением. — Ты говорил по-английски!
Голубые глаза Лэнгдона теперь были наполнены волнением. — Сиенна, когда я продолжал говорить ‘очень жаль,’ я не приносил извинения. Я бормотал о секретном сообщении во фреске в Палаццо Веккьо! — Он все еще слышал запись своего собственного безумного голоса. Оч … жаль. Оч … жаль.
Сиена выглядела растерянной.
— Разве ты не понимаешь?! — Лэнгдон теперь широко улыбнулся. — Я не говорил ‘очень жаль, очень жаль.’ Я говорил имя художника — Вa … зари, Вазари!
