Татьяна Устинова - Мой личный враг
— Да не в этом дело!.. — с досадой возразила Александра. И они замолчали.
— Поедем, что ли? — предложила Лада. — Девятый час. Я уже все материалы на эфир сдала, мне больше делать нечего.
— Поедем, — согласилась Александра.
— Тогда я за вещами схожу, а ты спускайся. Моя машина на той стороне стоит, почти у входа. Я сегодня рано приехала, мне хорошее место досталось…
Это была вечная проблема — в «Останкине» всегда негде было оставить машину.
— Странно, — внезапно решившись, сказала Александра, когда Лада была у самой двери. — Почему именно меня попросили смонтировать этот фильм? Что-то тут не так.
Лада обернулась, вопросительно посмотрела на подругу:
— Что «не так»? Что ты все время выдумываешь?
— Не могу понять, в чем дело, — призналась Александра. — То ли кажется мне, то ли правда я что-то упустила…
Почему-то интуиция на этот раз подвела Ладу Ильину.
— Когда кажется, креститься надо, — сказала она сердито. — У тебя просто нервное расстройство.
И ушла.
В холле у Александры развязался ботинок.
Она нагнулась, чтобы зашнуровать его, а когда выпрямилась, прямо на нее шла Вика Терехина в голубой норковой шубе и высоких, до безупречных бедер, сапогах.
— Я что тебе сказала, дрянь паршивая? — подойдя вплотную, ласково спросила Вика. Александра даже попятилась от нее: не хватало только публичного скандала в переполненном вечернем останкинском холле.
— Ты что, не поняла? — наступала на нее Вика, — Мне повторить? Я по два раза не повторяю! Что тебе тут надо? Что ты здесь делаешь? Тебя однажды выставили отсюда, еще хочется? Так я мигом организую!
Александра молчала. У нее пересохло во рту и сдавило горло.
— Здесь тебе не место! — Вика говорила спокойно, даже весело. — Здесь не место шлюхам, не умеющим держать себя в руках. Забудь про телевидение, дура, иди где-нибудь полы помой, в каком-нибудь вокзальном сортире! Там твое настоящее место. Поняла? Еще раз увижу — вышвырну из здания к черту!
Она обошла Александру, как неодушевленный предмет, и, обернувшись, добавила, как будто забила последний гвоздь в гроб Александры Потаповой:
— Сучка!
Александра выскочила на улицу, перебежала дорогу, добралась до Ладиной машины и только тут позволила себе заплакать.
Филипп разговаривал по телефону, а Александра без звука смотрела кассету с одной из программ Вешнепольского. В архиве ей дали десятка два обычных, непрофессиональных кассет, которые можно было смотреть на домашнем видеомагнитофоне. Это ее очень обрадовало, потому что какое-то время не нужно было ездить в «Останкино», а следовательно, отпадала опасность встретиться с Викой.
Конечно, она придумала тридцать три достойных ответа, которыми при случае могла бы сразить Вику наповал, но отлично знала, что никогда ими не воспользуется. Слаба и труслива была Александра Потапова. Однажды, на экзамене по химии, она упала в обморок, и бабушка потом сказала, что она ведет себя «недостойно».
Филипп разговаривал по-французски. Александра не понимала ни слова и не понимала даже, о чем можно разговаривать так подолгу. В последнее время у него появилась такая манера: приезжая домой, он ужинал, садился на диван со своей щегольской мобильной трубкой и говорил, говорил… Александре страшно было представить, сколько денег у него уходит на эти разговоры.
Может, у него во Франции любимая, которая ждет не дождется его приезда? Спросить бы, но как-то неловко…
Он уезжал из дома довольно рано, около девяти, и приезжал в десять вечера. Чем он занимается целый день, Александра не представляла.
Ну какие особые занятия могут быть у иностранного журналиста в чужой столице?
Присутствовать на каких-нибудь встречах, брать интервью, скучать на популярных театральных постановках и толкаться в толпе возле Царь-пушки. Что еще?
Но этой программы явно маловато на двенадцать часов, да еще каждый день. Он не писал заметок, его лэп-топ большую часть времени простаивал закрытый. Что-то он на нем, конечно, делал, но к скорбному писательскому труду это, совершенно очевидно, отношения не имело.
Раз в неделю он привозил продукты, и все время на баснословные, по меркам Александры, суммы. По субботам уезжал на полдня, а вечером писал на компьютере какие-то факсы. По воскресеньям опять уезжал, только это называлось «в тренажерный зал», потом смотрел телевизор или приглашал Александру в театр. Когда она отказывалась, а она всегда отказывалась, не смея согласиться, хотя иногда ей очень хотелось бы куда-нибудь пойти, он уходил один и на своем не настаивал.
Это была очень странная, но очень спокойная жизнь. Как раз то, что Александру полностью устраивало.
С ее французским мужем было уютно и… предсказуемо. Она всегда знала, во сколько он приедет и что будет делать. Он по-прежнему горячо благодарил ее за ужин, и никакого подвоха s этих благодарностях она не могла выискать. Занимаясь своими делами, он почти не обращал на нее внимания, но однажды починил древний утюг, который Александра умудрилась уронить с гладильной доски, налетев на нее по дороге в ванную.
Она боялась нарушить хлипкое равновесие, гарантировавшее ей в данный момент относительную безопасность. И еда, которую он привозил, тоже была очень кстати: в последнее время у Александры совсем не стало денег. Статьи она забросила, занявшись фильмом, а деньги за него обещали выплатить только к Новому году. Не на что было даже починить ботинки. Ноги в них сразу же противно сырели, а о том, чтобы попросить у Филиппа денег на новые или хотя бы на починку, не могло быть и речи.
Филипп попрощался традиционным «о'ревуар», которое Александра уже научилась различать, швырнул телефон в угол дивана, потянулся и потер красное уставшее ухо.
— Врубай звук, — велел он Александре. — Так же неудобно.
Изумленная, она повернулась к нему и спросила:
— Где ты взял это слово?
— Какое? — не понял он.
— Ну… «врубай»… Он хмыкнул:
— Когда-то на одной вечеринке московская журналистка что-то говорила мне про мой слишком правильный русский язык и неформальную лексику. Не помнишь?
— Нет, — соврала Александра.
— Я услышал это слово за бизнес-ленчем. Рядом кто-то сказал: «Врубай телефон, позвонить надо».
Почему-то Александра развеселилась.
— За бизнес-ленчем еще не такое услышишь, — заметила она. — Но всеми этими словами и выражениями нужно уметь пользоваться.
— Еще я выучил слово «братва», «сто пудов» и… как его… А, вот еще: «мимо рыла» и «это совсем не канает», — похвастался Филипп.
Александра захохотала — он так старательно произнес всю эту чушь и был так откровенно горд собой, что она не выдержала.
— Я никогда не слышал, как ты смеешься, — сказал Филипп и посмотрел на нее как-то странно. — Тебе идет…
Она моментально закрыла рот, удивляясь, что Так расслабилась и позабыла об осторожности, которой требовало его присутствие.
Он ничего больше не сказал, тем более что в этот момент громко затрезвонил телефон.
— Алло! — проговорил Филипп в трубку, И Александре показалось, что у него недовольный голос. — Это тебя. — Он протянул ей трубку и зачем-то ушел на кухню.
Проводив его взглядом, Александра сказала:
— Да!
— Саша, — просипел в трубке дрожащий голос, совсем незнакомый, — Саш, ты можешь прямо сейчас ко мне приехать?
— Кто это? — перепугалась Александра. — Кто это говорит?
— Саш, это я, Маша, — ответил голос. — Не пугайся. Но я тебя умоляю, если можешь, приезжай скорее…
— Мань, это ты? — переспросила Александра, не зная, что и думать. — Что случилось?
— Приезжай, — сказала Маша и повесила трубку.
Нажав знакомую с детства облезлую кнопку звонка, Александра прислушалась к тишине за дерматиновой дверью. Внутри у нее все мелко тряслось.
— Ну что? — негромко спросил Филипп.
Александра покачала головой. В подъезде старого дома было холодно и сыро, как в погребе. И пахло так же — плесенью, мышами и почему-то картошкой. В соседней квартире неожиданно залаяла собака, Филипп звякнул ключами от машины, которые держал в руках, и все опять стихло.
Александра позвонила еще раз.
Оглушительно бабахнула подъездная дверь, кто-то торопливо бежал вверх, перескакивая через ступеньки. Филипп посторонился, освобождая дорогу.
— Сань, это ты? — закричала Лада, не добежав до них одного пролета.
— Я, — отозвалась Александра. — Маня не открывает.
— Нужно еще раз позвонить, — спокойно сказал Филипп.
— Ну не открывает же! — в приступе какого-то необъяснимого ужаса выкрикнула Александра. Филипп подошел и сам нажал * звонок; И долго не отпускал.
— Здрасте, — негромко проговорила Лада, когда он отпустил звонок. — Это вы Филипп?
— Я, — согласился он, — Филипп Бовэ. А вы Лада?
