Антон Сибиряков - В поисках любви
Мысли путаются в голове. Его объяснения сбивчивы и непонятны, словно он специально все усложняет, рассчитывая на мою наивность. Если я возьму его за руку, не заведет ли он меня в гнилые гаражи, как старый педофил, с одной единственной мыслью об изнасиловании?
Я слышу Сашкин шепот. Она говорит мне о том, что нужно идти. Что волшебники властны над тьмой и бояться нечего. Но на этот раз я хочу быть предельно осторожной.
— Это не опасно?
— В любой момент я смогу вас разбудить. По первому вашему желанию.
— Вы обещаете?
— Да. Обещаю.
Глубоко вздыхаю.
— Что ж…раз это всего лишь сны…я согласна.
— Вы боитесь, что эти видения могут быть чем-то еще? — смотрит на меня поверх очков. Прячу глаза. Растерзанные ногти горят огнем.
— Я так мало сплю, что и не знаю уже, где сон, а где реальность. Простите, это звучит глупо, я понимаю…
— Нет, нет. Я сталкиваюсь с такими случаями довольно часто. Вы не одиноки в своей проблеме. Порой мне кажется, что плохой сон — эпидемия современной молодежи. Не бойтесь. Я помогу вам понять, что реально. Ложитесь на кушетку, я дам вам подушку и одеяло…
Наверное, стоит отказаться, ведь это лишнее, но я понимаю, что на голой кушетке, в чужом доме, принцесса не сможет заснуть. Поэтому киваю, неловко улыбаясь, и он уходит из кабинета, оставляя меня одну. И когда я, несмотря на запреты, все же поднимаю фотографию со стола, мне начинает казаться, что все это часть одного плана. Логичного, расчетливого, вычищенного до блеска… Волшебник все знал наперед. О том, что я соглашусь, о том, что приду. И о том, что захочу узнать, почему он прячет от меня фото своей дочери…Боже. Может ли это быть правдой? И если да, то в чьем логове я сейчас нахожусь?..
Поворачиваю рамку фотографией к себе.
Да. Я не ошиблась. На ней действительно маленькая девочка. Но совсем не похожая на котенка. Кукла, с темными кругами глаз. В белом платье, больше похожем на больничную пижаму…
Кладу фотографию на место. Она холодная, будто лед.
Это так больно и печально, видеть тех, кто ушел. Мы хороним своих близких живыми, и они говорят с нами из могил. Их голоса должны становиться нашей совестью, оберегать от ошибок, но часто превращаются в темноту, в которой рождаются только ненависть и страхи.
— Она умерла от лейкемии.
Вздрагиваю. Волшебник стоит в дверях, с одеялом и подушкой. Смотрит сквозь меня, вдаль выгоревших туннелей памяти.
— Простите.
— Ей было десять, когда мы смирились. Когда поняли, что она все равно умрет, несмотря на нашу агонию. В десять дети все понимают, и они куда умнее взрослых, выучившихся по книгам психологии. Ей нужно было наше тепло в те последние годы перед неизбежной разлукой. Но мы носились по больницам, позабыв об этом. А когда поняли, осталось слишком мало времени, чтобы вместить в него всю оставшуюся жизнь.
— Мне очень жаль.
Я смотрю на перевернутую рамку, не в силах поверить в то, что все было именно так. Но правда вливается в мое нутро горькой тьмой, заполняющей пустоты. Видела ли я прежде такую сторону мира? И так ли много знаю о темноте в сравнении с этим старым человеком, потерявшим ребенка? Наверное, все познается в сравнении. И бездна тоже.
— Держите.
Он протягивает мне одеяло. Оно белое и воздушное, будто облако, позаимствованное на время у небес. Бросает подушку в изголовье кушетки. Вытаскивает стул из-за стола и садится рядом.
— Это не будет гипнозом, Оксана. Хотя в чем-то осознанный сон очень на него похож. Не бойтесь, вы не станете подчиняться моему голосу. Но когда уснете и увидите во сне меня, следуйте моим советам. Для того чтобы все получилось. Хорошо?
Устраиваюсь на кушетке поудобней. И как только касаюсь мягкой подушки, чувствую свинец, наливающий веки.
— Хорошо.
Шепчу. Потому что соскальзываю в пропасть сна все быстрее и быстрее. Пытаюсь цепляться руками, но не нахожу ни одного выступа, и вскоре срываюсь вниз, на дно глубокого обрыва.
Кого мы потревожили во тьме? За какую из недозволенных граней шагнули?
Все с самого начала пошло не так. Игры, какими бы они не были кровавыми, кончились. И то, что мы увидели, стало нашей жизнью. Нашей реальностью… Оно выскользнуло в мир, сквозь дверь, оставшуюся незапертой. И начало бить стекла и зеркала, отражавшие все, что нам было дорого.
Почему ты оставил меня? Почему позволишь умереть, не увидев солнца?
Ты не веришь. Даже после того, как видел и слышал демона, ты все равно не веришь… Мне так нужна твоя рука во тьме. Я истекаю кровью, разве ты не видишь? Помоги мне, волшебник. Помоги, ради горячего сердца в груди. Ради последнего луча солнца, что так отчаянно светит над нашим королевством. Не уходи. Прошу…
Ты обещал!
— Оксана?
Так страшно…
Этот дом пропитан болью. И ненавистью, которая сочится из щелей красной влагой. Я слышу, как кричат дети. Где-то под лестницей этого безумного подвала, похожего на пыточную комнату. Но знаю, что не смогу им помочь. Человек, который оставил меня здесь привязанной к столбу, сказал, что это я причиняю им боль. Как когда-то давно причиняла ему.
— Оксана, вы меня слышите? Где вы, я вас не вижу!?
В сером полумраке, рядом со мной, унылый и грустный, стоит металлический стол. На нем я вижу топоры и пилы, кривые острые щипцы, похожие на неизвестный икс, который мне предстоит разгадать.
Острое железо молчит. Скучает по плоти. Желает ее.
Зачем я здесь?
«Ты доигралась»
Сашка.
Помоги мне!!!
Пытаюсь высвободиться, но руки, связанные за спиной, лишь стонут, грозясь вырваться из предплечий.
— Помогите!
Кричу. Снова и снова. Но раздираю горло, так и не дождавшись ответа.
Все мое тело — одна сплошная рана, измазанная кровью. И холод, царящий здесь, слизывает ее с моего обнаженного тела шершавым, сухим языком. Он похож на старого, больного пса, с заплывшими катарактой глазами. Его оставили умирать на цепи. И для него я теперь всего лишь кусок сырого мяса, который отсрочит голодную смерть.
А как же все то, о чем я мечтала? Неужели все это сгниет во мне, как осенняя листва, в побитой дождями почве?
Я не могу умереть! Я всего лишь ребенок! Принцесса, начинающая жить во взрослом мире!..
Закрываю сухие глаза.
— Оксана?
Голос. Он исходит из стен. Из пола и отсыревшего потолка. Зовет меня.
— Я здесь! — снова пытаюсь вырваться. — Я здесь! Помоги мне!
— Оксана, вы помните меня? Где вы, я не вижу!?
— Я здесь…Господи…
Плотина рвется. И воды, которые она удерживала, заливают мои щеки горячей, соленой волной.
— Вспомни меня. Вспомни…
— Я помню…Волшебник…
— Да.
Он появляется из ниоткуда. Шагает ко мне из другого, светлого мира. Но для меня сейчас его фигура размыта и неясна. Рыдаю, не пытаясь сдержаться. Господи. Спасена! Я спасена!
— Не плачьте.
Он осторожно обнимает меня за плечи.
— Все позади.
— Вы… пришли за мной?
Его худое лицо плывет перед глазами, как мираж.
— Да.
— Спа…спасибо. Я здесь… совсем одна. Мне так страшно.
— Все позади. Все закончилось, Оксана. Посмотрите на меня. Посмотрите и постарайтесь вспомнить. Это всего лишь сон. Все это…
— Нет…
Я не могу поверить, несмотря на кривую иглу дежа вю, ковыряющую грудь. Все здесь так реально. Так близко и больно, что вера в волшебство обращается внутри меня в пепел, струящийся между когтями ветров.
— Вам придется поверить. Или умереть здесь одной.
Смотрю на него сквозь слезы застывшие на ресницах.
— Вы не оставите меня!
— Тогда вспомните, о чем мы говорили, — он обходит столб. — Что это за дрянь? — освобождает мои руки. — Оксана, вы знаете, что это такое?
Боль растекается по затекшим предплечьям ядовитыми струями. Затапливает меня без остатка. Кричу, не в силах сдержаться. Падаю на изуродованные колени в мерзкую слизь.
Эта боль реальна! Как он смеет говорить о магии, когда я подыхаю в луже собственной крови?!
— Чеерт, как больно…
Волшебник молчит. Но все еще здесь. Где-то позади меня, наедине с тем осклизлым холодом, который совсем недавно удерживал мои руки.
Сквозь белую мглу боли мне чудится сладкий аромат цветов. Наверное, именно он ударит меня по затылку, когда я потеряю сознание…
Пытаюсь подняться. Противостоять его напору.
Волшебник, наконец, приходит в себя. Возвращается ко мне. Снимает пиджак и накрывает мои воспаленные плечи. Теперь, когда слезы ушли, я вижу его отчетливо и ясно, как когда-то давно, когда он приходил к стенам моей башни. Смотрит мне в глаза своим прозрачным взглядом. Аккуратно помогает подняться. Замечаю, что пальцы его испачканы чем-то красным. Оставляют на серой ткани темные полосы.
— Как вы нашли меня?
