Дэвид Хьюсон - Сезон мертвеца
В самом конце записки слова стали неразборчивыми: "...возможно, несколько недель, а не месяцев".
Ник закрыл глаза: ему хотелось закричать от горя. Его отцу шестьдесят один год, он на голову выше сына и когда-то отличался отменным здоровьем. Много лет назад он занимался спортом и был одним из лидеров Туринского союза, а сейчас превратился в развалину, его пожирала страшная, неизлечимая болезнь. Это казалось Нику чудовищно несправедливым, даже несмотря на все то, что доктора говорили о вредных привычках отца. Трудно представить, что всего лишь за год здоровый и сильный человек превратился в беспомощного старика, прикованного к инвалидной коляске и неспособного обслужить себя без посторонней помощи. Разумеется, родные делали все возможное, чтобы хоть как-то облегчить его участь, но это все равно трудно понять и принять как должное.
Из кухни донесся какой-то звук. Через минуту в комнате появилась Би с двумя стаканами вина. Она до сих пор оставалась красивой женщиной – стройной, изящной, с короткими выгоревшими волосами и проникновенными голубыми глазами. Би была остра на язык, но пользовалась резким словцом только в случае крайней необходимости. Как всегда, бывшая секретарша ярко одета – в кремового цвета облегающие брюки и оранжевую шелковую блузку. Она была смуглой от природы, а сейчас ее обнаженные руки отливали золотистым цветом. Би было не больше пятидесяти пяти лет, то есть несколько меньше, чем Марко, и она всю жизнь прожила одна, так и не решившись связать свою судьбу с каким-то человеком.
Отношения, сложившиеся между отцом и его бывшей секретаршей, иногда смущали Ника. Он с детских лет понимал, что Би для его отца больше, чем просто секретарша или друг. Именно поэтому сейчас она, вероятно, считала своим долгом присматривать за Марко и не могла оставить его на произвол судьбы. Поставив на стол стаканы с вином, Би кивнула Нику, призывая проследовать на кухню, где Марко не мог их подслушать.
– Не верь ничему, что ты только что прочитал, – тихо сказала она, кивнув на записку.
Ник поставил на стол стакан с вином и налил себе немного воды.
– Би, врачи...
– Они шарлатаны и мошенники, – безапелляционно прервала она его.
– Но... – Он помахал листом бумаги, чувствуя себя полным идиотом.
– Ничего страшного, – снова прервала она его. – У моего отца была точно такая же болезнь, и он много лет провел в инвалидной коляске. Конечно, в конце концов это убивает человека, но не сразу и не так быстро. Поверь мне, Ник, человек в таком состоянии умирает только потому, Что сам хочет этого. Иначе говоря, он умирает не от болезни, а от ощущения бессмысленности и ничтожности.
– Само собой разумеется, – согласился Ник.
Она бросила на него настороженный взгляд. Ей, вероятно, показалось, что его ответ прозвучат слишком быстро и слишком безответственно.
– Ты думаешь, я обманываю и себя, и тебя? Послушай, если Марко поймет, что он никому не нужен, то умрет завтра. Если же он будет уверен, что его еще что-то держит на этом свете, то пробудет с нами как минимум до Рождества.
У Би была небольшая квартира в Трастевере, но она часто повторяла, что когда-нибудь продаст ее и вернется в свою родную Паглию. За последние несколько месяцев Ник понял, когда это может произойти: когда Марко умрет. Он взял ее длинные упругие пальцы, которых, казалось, совершенно не коснулось время.
– Би, не знаю, как и благодарить вас за все, что вы делаете для моего отца.
– И не надо, – улыбнулась она. – Просто уделяй ему чуточку больше внимания, вот и все. Сейчас наступило такое время, что останется с тобой до конца жизни. Знаешь, бывают вещи, которые обязательно нужно высказать, иначе ты будешь сожалеть об этом. И не только высказать, но и сделать. Я не знаю, возможно, женщинам трудно понять отношения между отцом и сыном... Думаю, что и мужчины до конца не понимают этого. И тем не менее... – Она подхватила со стула свою сумку и вынула оттуда ключи от машины. – Ладно, лекция закончилась. Я приду завтра в обычное время.
Он молча проводил Би взглядом, пытаясь вспомнить ее образ, когда она была еще совсем юной. В то давнее время Би была просто очаровательной и своим присутствием украшала жизнь их семьи. Было время, когда Ник считал, что по-настоящему влюблен в нее. Ему тогда исполнилось лет семь или восемь. От нее исходил какой-то странный чарующий аромат, и она осталась верна этим духам до сих пор, возбуждая в памяти Ника давние воспоминания. Она и теперь излучала необыкновенно приятную и даже какую-то экзотическую ауру, которую, к сожалению, его отец так и не смог по достоинству оценить. Би таила в себе какую-то загадку. Она никогда не говорила о мужчинах и, казалось, совершенно не нуждалась в них. Вся ее жизнь была посвящена Марко и его делу. А сейчас отец находился на грани смерти, а его дело почивало в бозе.
Ник вернулся в гостиную, где мирно спал Марко. Было уже поздно. Ник склонился над отцом, просунул под него руки, поднял с коляски и осторожно отнес в спальню, отметив, каким легким он стал за последнее время.
На полпути в спальню Марко сделал несколько глубоких вдохов и открыл глаза. Ник порадовался тому, что отец сразу узнал его и не стал возражать против постели. Он смотрел на родное лицо и думал, что болезнь обезобразила его, придала чертам налет обреченности.
– Ник, – тихо прошептал Марко, дыхнув на него застарелым запахом дорогого табака, – сейчас ты должен заниматься какой-нибудь красивой женщиной, а не мной.
Ник подошел к кровати и осторожно положил отца на белую простыню, выглаженную заботливыми руками Би.
– Я уже сделал это.
– Ерунда, – недовольно проворчал старик, а потом неожиданно улыбнулся, словно вспомнив что-то приятное. – Это не ты занимаешься женщинами, а они занимаются тобой. Я сегодня смотрел новости по телевизору и видел, как они преследовали тебя.
Ник не без удовлетворения отметил, что отец сохранил острый ум и не утратил способность интересоваться событиями окружающей его жизни.
– А эти телевизионщики понимали, что происходит? – шутливо спросил Ник. – Они отдавали себе отчет, что на самом деле это не она?
– Нет, – согласился Марко и рассмеялся. – А ты что, считаешь, что я должен был позвонить им и выложить всю подноготную? А заодно заработать кучу денег? Не понимаю, как такая глупая мысль могла зародиться в твоей мудрой башке. За кого ты меня принимаешь?
Ник стал осторожно раздевать отца. Тот шутливо отмахнулся и даже ударил его по руке:
– Я сам могу раздеться, я же не калека, в конце концов. Мало того, что я Би постоянно напоминаю об этом, так еще и тебе приходится говорить о том же.
– Да, ты не калека, – согласился Ник, – и Би прекрасно это знает. Ты плохо обращаешься с ней.
– Знаешь, когда ко мне относятся как к инвалиду, я начинаю привыкать к этому и предъявляю свои претензии.
Ник подумал, что отец нисколько не изменился. Он никогда не отказывался от своих привычек, и это всегда было его преимуществом, как, впрочем, и главным недостатком.
– Значит, ты действительно приучил себя к этому.
Лицо Марко стало серьезным.
– Она член нашей семьи, Ник, – тихо сказал он. – И когда наступит мой смертный час, я хочу, чтобы она была рядом, как и ты. Я говорю об этом сейчас, потому что потом может быть поздно. Кто знает, смогу ли я сказать об этом, когда наступит конец.
Ник кивнул:
– Да, отец, Би будет рядом с тобой.
Он отошел от кровати и стал приводить в порядок бумаги на письменном столе. Эта комната когда-то была кабинетом, а потом Марко заболел и не мог уже самостоятельно подниматься по ступенькам, однако все здесь осталось по-прежнему. Кабинет украшали коммунистические плакаты, листовки и бюсты Антонио Грамши – кумира молодого Марко. Все эти предметы напоминали Нику о детстве и политических пристрастиях отца. Именно в этой комнате прошло детство Марко и формировались его первые представления об окружающем мире. Более того, в кабинете выросли все трое детей Марко, и именно здесь они получили начальное образование, поскольку их родители с подозрением относились к публичной школе и считали, что основой нормального воспитания должен быть католицизм; в общественных школах считали иначе. И именно здесь дети Марко постигали многие житейские премудрости и в конце концов неизбежно приходили к отрицанию политических взглядов своих родителей. Они предпочитали тратить время не на коммунистические идеи, а на чтение классики – Гомера, Джека Лондона и современных произведений. И только много лет спустя они ознакомились с первым изданием "Тюремных тетрадей" Антонио Грамши – произведением, которое превыше остальных ценил Марко. Оно было издано в 1947 году, то есть почти через десять лет после смерти автора.
В этой же комнате отошла в мир иной Анна Коста, мать Пика, решительно отказавшаяся от госпитализации; судя по всему, здесь закончит свои дни и отец.
