Екатерина Костикова - Лапник на правую сторону
– Сюда! Срочно! Сестра, дежурный, срочно в шестую палату!
Черт, никто не слышал ее, больница спала. Борис Николаевич телефон не брал. Соня собралась было уже разреветься, но вместо этого глубоко вздохнула и снова велела себе соображать. Так. Вызвать дежурного. Она воспользовалась общим больничным телефоном. На двенадцатом (она считала) гудке сонный голос ответил, что приемный покой слушает.
– Это из палаты Аркадия Вольского беспокоят, – быстро заговорила Соня, – Аркадию Сергеевичу нужна немедленно помощь. Я не могу оставить его и не могу дозваться никого из персонала. Пришлите нам дежурного врача. Это очень срочно!
Голос в телефонной трубке перестал быть сонным (о том, какая Аркадий Сергеевич важная персона, знала вся больница, включая повариху и уборщицу), затараторил, что да-да, сию минуту, бегом, сегодня как раз дежурит главврач, сейчас-сечас… Соня нажала отбой. Что теперь? Теперь звонить в гостиницу, просить дежурную девочку сходить в номер к Борису Николаевичу, пинками разбудить его, выломать дверь, если надо, и притащить доктора Кравченко в больницу. Дежурная трубку взяла быстро, обещала все устроить в лучшем виде. Оставалось ждать.
Соня села на стул у постели Вольского и уставилась в пространство. Ее била крупная дрожь. Она ни о чем не думала, только просила про себя:
– Пожалуйста, пожалуйста, пусть он вернется… Только не он, только не сейчас… Пожалуйста…
Сколько она так просидела, упрашивая неизвестно кого оставить ей этого распластанного на кровати мужчину? Пять минут? Десять? Час? Соня посмотрела на часы. Три минуты. Три минуты до того момента, как в палату вбежали милейший Валентин Васильевич и помятая дежурная сестра из приемного покоя (она явно еще не до конца проснулась).
Потом хрупали ампулы, летели на пол упаковки от катетеров, по-змеиному шипел вентиль кислородного баллона, яркий свет резал глаза, пахло в воздухе бедой и смертью.
– Полтора часа, – разводя руками, сказал милейший главврач Валентин Васильевич и стал записывать что-то в карте. – В лучшем случае – два. Больше мы его на нашем оборудовании не продержим…
И подняв на Соню глаза, вдруг заговорил быстро-быстро, как будто опасаясь, что если он замолчит, Богданова сейчас же грохнется в обморок или ударит его. Он говорил про недофинансирование, которое в любой момент может обернуться трагедией, что в Москве, конечно, все необходимое есть, но ни до какой Москвы Аркадия Сергеевича в таком состоянии не довезти. Так что единственно верное решение в сложившейся ситуации – оставить его здесь, ждать чуда и надеяться, что организм сам справится.
Вежливая Богданова, которую снова заколотило, ответила:
– Вы не можете принимать относительно Аркадия Сергеевича никаких решений. Транспортабелен он или нет – скажет его лечащий врач. Он сейчас должен подойти.
В кармане заверещал мобильный. «Ну слава богу, Борис Николаевич прорезался», – подумала Соня. Но это был не Борис Николаевич.
– Это Слободская, – сказала трубка – Я уже еду.
* * *Дусю разбудил дикий грохот. Грохотало в коридоре. Сонная и злая, она вышла посмотреть, кого там так долго и громко убивают, и увидела девочку-дежурную, которая колотила в соседнюю дверь.
– Дорогая, что-то случилось? – поинтересовалась Дуся сладким голоском.
– Ой, извините, ради Бога, – залепетала девушка, немедленно прекратив стучать. – Я вас разбудила, да?
– Ничего, – великодушно извинила коридорную Дуся. – В чем дело-то?
– Из больницы позвонили, говорят, пациенту плохо, ну, бизнесмену этому, который в аварию попал. Вот послали срочно за доктором, а я никак достучаться не могу…
На слово «плохо» сострадательная Дуся реагировала однозначно. Пока дежурная ковырялась в двери запасным ключом и названивала в больницу сообщить, что доктора в номере нет, Дуся натянула джинсы, ополоснула лицо ледяной водой и через две минуты уже мчалась на верном «шевроле» к больнице, набирая Соню по мобильному.
Затормозив у больничного крыльца, она уже знала, что Вольский в коме и без необходимого оборудования до утра не доживет.
Когда Дуся вошла в палату Соня сидела на стуле, бледная в синеву. Руки у нее дрожали. Поняв уже, что Борис Николаевич пропал, она принялась названивать московскому больничному начальству, потому что совершенно не знала, что еще можно сделать. Однако ни главврачу родной больницы, ни Вадиму, который сосватал ей эту работу в Заложном, ни кому бы то ни было еще дозвониться не получалось.
Что дальше? Ждать и надеяться на чудо, как сказал местный главврач? Соня перебирала возможные варианты.
Она будет снова пробовать дозвониться до Москвы. Может быть, они привезут оборудование. Может, они привезут это чертово оборудование быстро, может, успеют… Хотя за два часа ничего они не успеют, конечно… Что же? Что делать? Прискакавшая Дуся тут же позвонила своему приятелю, который был каким-то крутым начальником в МЧС, попросила, чтобы прислали вертолет и отвезли Вольского в Москву. Но поднять вертолет, пригнать его в Заложное, погрузить коматозного пациента и доставить его в Москву за два часа никак не получится. К тому же погода нелетная – вечером все службы получили штормовое предупреждение, и на сей раз синоптики, похоже, не наврали.
– Слушай, а скажи, как эта штуковина, которая ему нужна, называется? – спросила Дуся, прикрывая трубку рукой.
Соня сказала. Слободская вышла в коридор. Было слышно, как она что-то обсуждает по телефону с эмчеэсовским приятелем. Через минуту Дуся вернулась и доложила:
– Все что нужно есть в Калуге, в центральной больнице скорой помощи. Мой эмчеэсовец туда позвонит, они все подготовят. Его в скорой перевозить можно?
Соня потерла виски. По-хорошему, Вольского сейчас вообще трогать нельзя. Слишком опасно. Но оставлять как есть не просто опасно – безнадежно.
– Можно попробовать… – осторожно сказала она.
Можно попробовать довезти. Если им очень повезет, то, может, удастся довезти живым. Один шанс из ста, но все же… Просто надо, чтобы невероятно, сказочно повезло. Только и всего.
– Можно попробовать, – повторила Соня медленно.
Однако местный главврач так не считал. Он не хотел брать на себя ответственность за смерть такого пациента.
– Даже не думайте! – кричал Валентин Васильевич, размахивая пухлыми ручками у Сони перед носом. – Даже не думайте его перевозить, драгоценная Софья Игоревна! Никаких шансов, ни единого! Не могу допустить! При всем уважении, Софья Игоревна, вы не врач и не в праве принимать такие решения. И на чем вы его хотите везти? У нас две машины скорой помощи. Одна в ремонте, другая – в районе на вызове! Даже если шофер выедет немедленно, раньше, чем через час-полтора, он сюда не доберется. У вас просто не останется времени! До Калуги два с половиной часа езды на хорошей скорости. Вы что его, в такси собираетесь посадить?
– На моей повезем, – неожиданно заявила Дуся. – Зря я, что ли, этот дом на колесах покупала?
– Не могу допустить! – снова замахал ручками милейший Валентин Васильевич. – Невозможно! С меня потом голову снимут!
Тут Соня вызверилась. Холодная ярость охватила ее.
– Значит так, – сказала она негромко. – Я его забираю под свою ответственность. Будете мешать – пожалеете.
Валентин Васильевич, сообразив, видно, что отвечать, случись что, будет не он, а столичная медсестра, неожиданно успокоился.
– Ладно, милейшая, надеюсь, вы знаете, что делаете. Но расписочку позвольте. Я за ваши глупости не ответчик.
Ухватив со стола первый попавшийся лист бумаги, Соня размашисто написала: «Я, Богданова Софья Игоревна, медицинская сестра высшей категории Первой градской больницы (г. Москва) беру на себя полную ответственность за жизнь и здоровье Вольского Аркадия Сергеевича. Дата, подпись».
– Держите, – сунула она листок в ручки главврачу. – А теперь помогите переложить его. Не хотите помогать – освободите помещение.
Валентин Васильевич предпочел последнее и ретировался.
Дуся уже хлопотала у машины, складывая задние сиденья, чтобы туда поместились носилки. Через десять минут они неслись по проселку.
«Если живого довезем – свечку поставлю», – думала Дуся, когда машина подскакивала на очередной колдобине.
Им повезло: дорога была практически пустая, и редкие встречные машины, заслышав гудки джипа, успевали посторониться. Фонарей, ясное дело, никаких вдоль дороги не было, но луна выглядывала из разошедшихся туч, яркая и светлая. Разъехавшись с очередным перепуганным владельцем «Жигулей», Дуся вжала газ в пол, и ее крейсерская машина, зарычав, понеслась, как тяжелый бомбардировщик, получивший важное стратегическое задание.
Они давно уже выехали из Заложного и километров через десять, по Дусиным расчетам, должны были выйти на прямую трассу до Калуги. Там асфальт пойдет получше, и можно будет разогнаться по-настоящему. По этим колдобинам ехать больше ста двадцати Слободская опасалась. Машина тяжелая, Боже упаси, не справишься с управлением…
