Марсель Монтечино - Убийца с крестом
— Спасибо, что пришел, Джек. — Глаза Эвелин светились гордостью.
«Бог ты мой, — ужаснулся про себя Голд. — Да если бы я встретил тебя на улице, то не узнал бы. И даже за живого человека не принял!»
— Давно мы не виделись, Эвелин.
— Слишком давно, Джек. Когда же это было? На свадьбе у Уэнди ты выскочил из синагоги, как только кончилась церемония. Я даже не успела поздороваться с тобой. Потом мы как-то разминулись на похоронах Дот — как грустно, что она умерла. А! Должно быть, мы виделись на похоронах дядюшки Макса.
«Похороны, сплошные похороны, — подумал Голд. Слишком много смертей легло между нами, Эв. Начиная со смерти Анжелики».
— Когда ж это было? — продолжала она. — Лет шесть назад. И как нам удалось избегать друг друга так долго? Да и зачем мы это делали?
На ней было простое белое платье из сырого шелка: Голд знал, что это было платье-оригинал. По его подсчету, оно обошлось ей в семьсот — восемьсот долларов. В отличие от Кэрол с ее нарочито показными бриллиантами, Эвелин носила ненавязчивое одинарное ожерелье с натуральными жемчужинами, которые были гораздо дороже бриллиантов. Когда она протянула Голду руку, он заметил у нее на среднем пальце перстень с громадной жемчужиной, напоминающей небольшое блестящее яйцо.
— Ты же знаешь, как это бывает, Эвелин. Время ускользает от нас.
— Не от всех, Джек, не от всех! — лукаво поправила Эвелин, делая маленький глоточек шампанского. Над хрустальным ободком стакана на него смотрели полные ненависти глаза. От ее лица веяло холодом. — Что до меня, я никогда не чувствовала себя такой молодой — по утрам меня прямо подбрасывает. А ты как?
Голд быстро отхлебнул виски. Очень кстати — виски еще понадобится. Он не мог оторвать взгляда от глаз Эвелин.
— Врать не буду, Эв: когда я встаю по утрам, каждый прожитый год висит на мне тяжким грузом. И даже непрожитый.
Эвелин улыбнулась. Это было ужасно: она похожа на раскрытый бумажник, на распоротое сиденье с кожаной обивкой! А кое-кто за это еще и платит?!
— Это тебя совесть мучит, — сказала Эвелин. — Слишком много грехов на душе у тебя. Ты и спишь-то небось плохо. Кошмары тебя посещают, а?
У Голда прошел мороз по коже — то ли потому, что Эвелин попала в точку, то ли потому, что она все еще корчилась в своей отвратительной улыбке. "Кто ты такая? — подумал Голд. — Ты — не Эвелин. Ты даже не человек, а какое то инопланетное существо. Что вы сделали с Эвелин?!"
— С минуту назад я видела, как ты танцуешь с Уэнди. Очень трогательное зрелище: отец и дитя. Кстати, ты знаком с моим сыном Питером? Вряд ли. Нет, вряд ли вы встречались.
Эвелин поставила пустой бокал на стойку и взяла новый. А ведь раньше она с трудом выпивала один бокал коктейля, да и то за обедом. Голд взглянул на зал: казалось, взгляды всех присутствующих нацелены на них с Эвелин.
— Так, значит, ты не знаком с Питером? С мальчиком, у которого сегодня бар мицва? — вновь спросила Эвелин.
— Нет, мы еще не встречались.
— А какой мальчик, Джек, какой мальчик! Таким сыном гордились бы любые родители.
Голд улыбнулся ей в ответ — так же холодно.
— Знаешь, он валедиктор[44] в своем классе, — продолжала она. — А в своей возрастной группе, среди юниоров Калифорнии, он занял седьмое место по теннису. А впрочем, откуда тебе знать это?
— Я и не знал, Эвелин.
— Конечно, не знал. — Она пригубила шампанское. — Красив, элегантен, умен. Собирается стать доктором. — Она пристально взглянула на Голда. — Как и его отец.
Голд не поддался на провокацию.
— Да уж, я заметил. — Широким жестом он обвел украшенный «под больницу» зал. — А ты не думаешь, что о профессии думать еще рановато?
Эвелин фыркнула в свое шампанское.
— Рановато? Ну уж нет, Джек. Никогда не может быть слишком рано думать об успешной карьере. Но в любом случае ты ничего не будешь знать об этом, правда ведь?
«Один-ноль в твою пользу, сука!» — подумал Голд.
— Нет, Эвелин, конечно, не буду.
— Слушай, а сколько пятидесятишестилетних лейтенантов служат в департ...
— Джек! Как поживаешь, старина! — Высокий худой человек с белой бородой, одетый, в цвета пороха с синевой, пиджак «сафари», крепко пожал Голду руку. — Очень рад лицезреть тебя! Доктор Стэнли Марковиц принадлежал к тому разряду усердных людей с непоколебимо хорошим настроением, которые способны кого угодно довести до бешенства. Голду казалось, что счастливое расположение духа Стэнли зиждится на уверенности, что всю дисгармонию мира можно исправить парой правильно наложенных швов, несколькими искусно выполненными надрезами. Если бы Рейгану подтянули его индюшачью шею, он смотрел бы на мир с куда большей уверенностью. Кабы Арафату слегка нос подрезали, он выглядел бы не столь воинственно. А Горбачев без своего пятна подошел бы для ролей у лучших голливудских режиссеров.
— Мы слишком давно не виделись, Джек. Надо бы почаще бывать друг у друга.
На шее у Стэнли висела внушительная коллекция тяжелых золотых цепочек. Они картинно поблескивали среди мощной седой поросли на его груди. На носу у него сидели модные солнцезащитные очки с затемненными стеклами, а из-под закатанного манжета рубашки виднелись сверхточные золотые часы размером с мятный леденец. Каждый волосок в бороде и прическе Стэнли был тщательно уложен таким образом, чтобы создать иллюзию полной неухоженности. Доктор Стэнли Марковиц явно работал под Голливуд.
Голд был очень рад его появлению.
— Стэнли, черт тебя дери! Ну как жизнь-то?
— Лучше не бывает. Слушай, давай как-нибудь вечерком в ресторан нагрянем. Как насчет...
— Я знаю, — вклинилась Эвелин. — Мне только что сообщили об отличной новой забегаловке в Брентвуде. Это эфиопский ресторан.
Она сладко улыбнулась. Последовала неловкая пауза.
— А то еще в Ла-Сьянеге ресторан есть. Западноафриканский, кажется.
Мужчины молчали.
— Ну, тебе же нравится все такое туземное, а, Джек?
— Эв, прошу тебя... — начал было Марковиц.
Эвелин сделала изрядный глоток шампанского. По подбородку у нее потекла струйка вина, а глаза горели словно угли.
— Я вот на прошлой неделе читала статью в «Сайколоджи дайджест». Там объясняется, почему некоторые мужчины предпочитают темнокожих женщин: причина кроется в низкой самооценке или что-то вроде того.
— Эв, перестань.
— А чего «перестань»?! — огрызнулась Эвелин. — Я всего лишь с бывшим мужем беседую. — Она вновь повернулась к Голду. — У тебя низкая самооценка, Джек? Неудивительно, если так! А что ты сейчас ночами поделываешь? Небось ошиваешься в самых сомнительных кварталах города? По-прежнему любишь темную сторону жизни?
Ее голос поднимался, становился все пронзительнее.
— Постой, я знаю, что ты любишь. Вчера в вечерних новостях я все видела. Ты убивать любишь, а, Джек? — Она осушила бокал одним глотком. — Ты всегда любил убивать. Убивал все: семьи, карьеры, людей. — Ее ненавидящий взгляд бил ему в глаза с интенсивностью лазера. — Девушек молоденьких!
Пока Эвелин кликушествовала в мощном порыве пьяной праведности, пораженные мужчины не могли вымолвить ни слова. Гости, сидевшие за столами вокруг, в открытую наблюдали за разыгравшейся драмой. Музыканты исполняли «Атласную куклу». Бездарно исполняли.
Голд поставил свой стакан на стойку.
— Думаю, мне лучше уйти.
— Только не сейчас, Джек! — прорычала Эвелин. — Забава лишь начинается.
— Довольно, Эвелин! — Голос доктора Стэнли Марковиц приобрел суровые интонации. — Ты устраиваешь здесь сцену. Я этого не потерплю! Может быть, на рыбном рынке на Ферфакс-авеню такое нецивилизованное поведение и в норме, но только не на бар мицве моего сына!
При словах «моего сына» Эвелин наградила мужа долгим взглядом.
— Я не оговорился: он и мой сын тоже. Что-то мне кажется, что обо мне на этом празднике жизни подзабыли. Ты еще не забыла меня, а? Я тот самый, кто будет подписывать чеки, по которым оплачено за все это. И я не позволю превращать этот зал в этакую операционную, где вы с Джеком будете публично вскрывать друг другу старые раны! Так что, Эвелин, будь добра взять себя в руки — если не ради меня, то хотя бы ради Питера! Ведь это его праздник или ты об этом тоже забыла?
Глаза Эвелин широко раскрылись — в них сменялись гнев, удивление, внезапно перешедшие в слезы. Схватив со стойки очередной бокал шампанского (там их стояла целая дюжина), она метнулась прочь и скрылась в направлении женской комнаты.
Мужчины остались стоять в неловкой, напряженной тишине.
— Инцидент, достойный сожаления, — наконец вымолвил Стэнли Марковиц.
— Мне нужно идти.
Доктор вздохнул.
— Глупости, Джек! Ты хоть поел здесь?
— После этого? Да нет, я правда есть не хочу, Стэнли. Мне надо идти.
— Не смеши меня, Джек. Еще не хватало, чтобы Эвелин испортила этот день — день Питера. Кроме того, даже если ты не голоден, ты должен попробовать, как кормит, наш новый поставщик провизии — фирма Антона с Беверли-Хиллз. Одна из моих пациенток — имен я не называю, сам понимаешь, профессиональная тайна, хотя по лицу ты бы ее мгновенно вычислил, — так вот, она дала мне его номер, который не значится ни в одном справочнике. Это был единственный способ раздобыть его. Ты просто обязан снять пробу с цыпленка в желе!
