Алексей Синицын - Самоучитель Игры
Магнетически притягательная женщина, не назвавшая себя, попыталась сделать всё, чтобы её последние слова прозвучали, как можно более серьёзно и убедительно.
Но на Ричарда, как видно, это не возымело должного действия. Он церемонно снял шляпу и слегка поклонился ей прямо из своего «обездвиживающего» кресла.
– Вы можете не паясничать?! – почти с отчаянием прокричала она.
– Увы, далеко не всегда, – корреспондент попытался быть с ней максимально искренним, но почувствовал, что вместо этого ещё более увязает в трясине своих вынужденных острот.
– Идите сюда. – Клеопатра жестом пригласила присесть его на старинный, времён Людовика XV, диван, обитый пурпурным бархатом.
Ричарду только с третьего раза удалось извлечь свой зад из хитроумного кресла. Женщина деликатно отвернула голову, чтобы не видеть его яростных, унизительных потуг.
– Всё, что я вам сейчас скажу, – начала она, когда корреспондент оказался рядом с нею, – меньше всего похоже на правду. Но, поверьте, в действительности, всё обстоит ещё намного неправдоподобней и, почти наверняка, хуже. Впрочем, верить или нет – это ваше дело, – её руки сомкнулись и безвольно опустились на бёдра.
Он молчал, исподволь любуясь чёткими контурами её грациозной, поистине царственной фигуры. «Клеопатра, потерявшая Антония…» – прокомментировал про себя корреспондент.
– Ричард, Вы, сами не подозревая о том, стали участником одной жестокой, дьявольской игры! – она снова ждала бурной реакции на своё сенсационное заявление.
Но американец даже не шелохнулся. А чего тут удивительного? Репортёр уже успел достаточно хорошо убедиться, что все они здесь в Гонконге сумасшедшие и все помешаны на своих странных играх. Но только он-то здесь причём?
– Я как-то и не заметил, – вяло отозвался Ричард.
Странно, но едва незнакомка перешла к самому главному, к тому, что касалось всей его дальнейшей судьбы, ему вдруг решительно захотелось спать, как будто накопившаяся за последние дни усталость только и ждала этого ответственного момента. «Лучший способ разговорить собеседника – не слушать его вовсе» – любил говаривать американский шеф Ричарда, сморкаясь в свой знаменитый на весь журналистский мир Соединённых Штатов клетчатый носовой платок.
– Ох, простите, – он, не в силах более сдерживаться, зевнул.
На лице Клеопатры вырисовалось явное разочарование, смешанное с нескрываемым раздражением, что не укрылось от Ричарда. «Так, а вот это уже очень даже неплохо!». Но она мгновенно вновь овладела своими эмоциями.
– Хорошо. Я расскажу Вам всё по порядку. Это будет непросто. Но, видимо, ничего не поделаешь.
Женщина встрепенулась: «Может кофе?».
– Не откажусь, сделайте милость, – немного помявшись, согласился он, снова борясь с подступающим приступом зевоты.
Клеопатра нажала на какую-то кнопку, ловко вмонтированную в настенный античный барельеф, изображающий любовную схватку Сатира и Нимфы, и через несколько секунд в дверях (в других дверях) показался человек в одежде времён счастливого отрочества французских энциклопедистов. «Ну да, рококо с электропроводкой», – усмехнулся Ричард. Ещё через несколько минут он сидел за накрытым простой льняной скатертью столом напротив своей похитительницы. Она, как будто заново с интересом рассматривала его из-за своей ажурной чашечки, а он просто наслаждался крепким йеменским кофе, охотно заедая его витиеватыми маковыми кренделями, под стать интерьеру.
– Вы простите, Ричард, что всё так глупо получилось. Это ночное похищение…
– Нет, в этом даже что-то есть, что-то будоражащее кровь.
Говорить с непрожёванным кренделем во рту было не совсем удобно. Но не отвечать стало бы совсем неучтиво.
– Вы всё шутите, – она отставила чашечку на стол.
– А Вы предпочли бы, чтобы я хватался за сердце? – с этими словами несколько крендельных крошек самым глупейшим образом вылетели из его рта на штанины.
Женщина и глазом не моргнула.
– Если бы всё зависело от моих предпочтений. Оставим это… Итак, Вы готовы выслушать меня?
«Интересно, а что если я скажу ”нет”?».
– Разумеется. – Ричард тоже отставил чашку, всем своим видом давая понять, что и маковые крендели его тоже теперь больше не интересуют.
Получив согласие, женщина начала издалека.
– Вот уже 86 лет в Гонконге существует масонская ложа. Из этого факта, собственно, никто и никогда не делал тайны. Всем известно, что масоны вездесущи, как… – она быстро взглянула на корреспондента, и тот кивком головы подтвердил – всё верно, какая же это тайна? – Регулярно проводимые балы, собрания, посвящения, приёмы высоких гостей из Метрополии, так сказать, почтенных «градусников»… Всё шло своим чередом до тех пор, пока в конце XIX века с ложей не случилась странная метаморфоза. Что в точности произошло, мне неизвестно. Об этом не принято говорить и каким-либо образом выказывать интерес к данной теме.
Клеопатра занервничала и снова начала теребить обручальное кольцо.
– В том, что некоторые периферийные сообщества со временем обретали самостоятельность, тоже нет ничего удивительного – вполне обычное дело, поверьте. Все эти разговоры о мировом заговоре, об общем масонском центре – это всё бред, – она снова взглянула на Ричарда, и он снова утвердительно кивнул, давая понять, что и с этим спорить не станет. – Но здесь произошёл совершенно особый, экстраординарный случай. Магистр ложи без объяснения причин сложил с себя все полномочия и отбыл из Гонконга в Австралию. Все обязанности по управлению ложей перешли к Совету 12-ти, который решил впредь не выбирать Магистра, а управлять ложей коллегиально. Но и в этом решении Совета, по сути, нет ничего странного, так как подобные прецеденты в разное время имели место. В конце концов, данный факт никак не противоречил идеалам цехового братства, скорее даже наоборот. Вы меня понимаете?
Слышать от неё, от этой утончённой, аристократической особы об идеалах цехового братства Ричарду показалось несколько забавным.
– Думаю, в общих чертах, – он кашлянул в кулак.
– Но вот дальше происходит нечто странное. На одном из собраний ложи большинство членов Совета, мягко говоря, критически высказались относительно строгой вертикальной иерархии масонства. Речь идёт о так называемой концепции пирамиды. Совет 12-ти выдвинул более соответствующую, на их взгляд, Великому Замыслу идей и вещей концепцию Призмы. Я бы пропустила эти детали, если бы они не имели непосредственного отношения к сути проблемы, из-за которой Вы здесь.
«Так, она уже оправдывается».
– Нет, нет, продолжайте, это очень интересно, – корреспондент придвинулся поближе к столу.
Клеопатра недоверчиво посмотрела на него и заговорила снова.
– Точнее, они выдвинули тезис, согласно которому символ пирамиды был, не совсем верно истолкован первыми новоевропейскими масонами, в частности, небезызвестным Элиасом Эшмолом. Нужно сказать, что Эшмол никогда не принадлежал к братству вольных каменщиков. Этот человек родился в семье с положением, среди его предков встречались преуспевающие юристы, нотариусы и зажиточные антиквары. Он и сам имел неплохую солиситерскую практику в Лондоне… Боже мой, зачем я всё это Вам говорю? Я постараюсь покороче…
Так вот, если не вдаваться в детали переписки между Элиасом Эшмолом и Исааком Ньютоном, да, да, тем самым, – последний, ведь тоже принадлежал к членам одной из английских лож, – суть их концептуальных разногласий сводилась к следующему. По Эшмолу, Пирамида есть символ космического устройства, управления и вертикали власти, то есть, почитай, что божественного порядка. Ньютон же полагал, что Пирамида раскрывает своё истинное значение только в виде треугольной оптической призмы…
– Любопытно, я помню, нам ещё в школе рассказывали об этих опытах Ньютона по разложению дневного света на 7 цветов радуги при помощи треугольной призмы. Но я и не подозревал, что эти опыты имеют не только физический смысл. Можно, я закурю?
– Да, конечно.
Свою фирменную бензиновую «Zippo» Ричард обронил в самый момент похищения. Пришлось позаимствовать огоньку у каминного очага.
– Так на чём я остановилась? Ах, да. Разногласия – разногласиями, пусть бы себе дискутировали вволю о тайных смыслах. Разве не этим масоны занимались всегда? Однако концепция Призмы на почве здешней гонконгской ложи очень быстро обрела воплощение в, прямо скажем, довольно дикой с точки зрения современного цивилизованного человека, форме. Сейчас Вы поймёте, что я имею в виду.
Клеопатра хотела как можно быстрее перейти к сути вопроса, но никак не могла вырваться из лабиринта необходимых предварительных пояснений. Это её беспокоило и раздражало.
– Через некоторое время после того памятного собрания, на котором члены Совета 12-ти недвусмысленно намекнули на необходимость кардинальных перемен в ложе, – трудно сказать более определённо, – среди вольных братьев постепенно стала распространяться очень странная игра. Как бы это сказать… Поначалу то, что происходило, никем не воспринималось в качестве игры, а рассматривалось только как символическое воплощение концепции Призмы. Ну, что ли, своего рода ритуал, служащий закреплению нового ландмарка. Я понятно выражаюсь?
