Эрик Харт - Озеро скорби
Когда музейный микроавтобус скрылся из вида, она повернулась к Доусону, который остался наблюдать за следующим этапом раскопочного процесса. В следующие несколько недель пройдут полномасштабные раскопки участка в поисках дополнительных останков под торфом. Но сегодня они начнут поиск, просматривая каждый клочок почвы, ища фрагменты костей, кожи и любых связанных с останками предметов. Им придется голыми руками перерыть полторы тонны сырого торфа, ища предметы размером с ноготь. Вскопанную гряду разметили на участки, чтобы каждый мог справиться со своей задачей, и любую находку можно было бы занести на схему. Участок Норы был как раз рядом с участком Найалла Доусона.
Через три четверти часа нашелся один из ногтей болотного человека, но работа была медленная и скрупулезная. Нора закончила перебирать четвертое ведро сырого торфа и как раз переменила позу, чтобы тело не затекало, как вдруг что-то сильно укололо ее прямо под коленом. Она охнула и перекатилась в сторону, чтобы выяснить, что это такое. Выпрямив ногу, она обнаружила, что что-то острое пронзило ей брюки и на добрую четверть дюйма вошло под кожу. Она вытащила этот предмет.
Доусон уже стоял на коленях и наблюдал через ее плечо.
— Что это?
— Не знаю. Часть застежки, похоже. — Она потерла место укола, пытаясь вспомнить, когда ей в последний раз делали прививку от столбняка, а затем протянула предмет Доусону. Он негромко присвистнул, и она увидела, что он раскрыл глаза от изумления. — Что это?
— Это фибула. Вы наверняка видели их в коллекции Музея — это что-то вроде английской булавки Железного Века.
Нора перевернула вещь в руке. Большинство виденных ею фибул были бронзовыми, но эта булавка — ее яркий желтый металл был не поврежден сыростью — несомненно, была золотой. И очень изящной: стилизованная птица с подобранными когтями и длинным клювом, образовывавшим дугу. Хоть Доусон и смотрел прямо на нее, в первый момент ей захотелось сжать этот красивый предмет в ладони и опустить себе в карман. Это напоминало ее детское желание спрятаться, когда в комнату кто-нибудь входил.
Глядя, как Доусон отмечает место находки и помещает булавку в прозрачный полиэтиленовый пакет, помеченный номером раскопки, Нора почувствовала, как что-то в ней сопротивляется самой идее сбора, сопоставления, нумерации. Ее рука помнила приятный вес булавки. Как легко было бы опустить ее в карман и никому не сказать ни слова. Она вспомнила плакат в офисе Оуэна Кадогана, где рабочих на болоте просили сообщать о найденных ими вещах. У нее зародилась идея.
Когда они пошли в сарай пить чай, Нора нагнала Доусона.
— Найалл, предположим, я нашла что-то ценное на болоте и решила оставить это себе.
Доусону явно не очень хотелось рассуждать на эту тему.
— Если бы вас поймали, вас бы ожидал большой штраф, а может, и тюрьма, если это было сделано преднамеренно, а не просто по незнанию. Закон о национальных памятниках очень детально расписан и очень строг.
— Что же мне помешает прийти сюда с надежным металлодетектором в поисках сокровищ?
— Вы имеете в виду, кроме того, что это противозаконно и неэтично? Даже археологам нужна лицензия, чтобы использовать на раскопках металлодетектор. Но мой ответ на ваш вопрос, — к сожалению, вам мало что сможет помешать.
— А если меня не поймают?
Доусон бросил на нее взгляд.
— Вам бы повезло. Незаконная торговля древностями — большой бизнес, но его сложно долго удерживать в тайне. Несколько лет назад судили двух двоюродных братьев. Полицию на них навели, и у них в доме нашли более чем четырех сотен предметов — наверняка они провернули дела еще со многими сотнями до того, как попались. Еще одна женщина в Уэксфорде ходила с тысячелетней брошью викингов на лацкане года три, пока кто-то не понял, что это ценная реликвия.
— И как вы заставляете людей сопротивляться искушению?
— Ну, для обычных законопослушных граждан страх перед наказанием — хорошая мотивация.
— А премии и вознаграждения нашедшим?
— О, это тоже бывает. С вещами, найденными на частной земле, обращаются несколько иначе, чем с находками на землях Борд на Мона. Но в соответствии с законом размер вознаграждения нашедшему определяет государство, а точнее директор Музея.
— Вот, например, та булавка, которую я нашла — сколько бы она стоила, если бы я совершенно законно откопала ее у себя во дворе?
— Вы спрашиваете о стоимости или о том, сколько Музей действительно бы заплатил?
— Какая разница?
— Вознаграждение обычно составляет всего лишь несколько процентов от настоящей стоимости предмета. Переговоры могут быть тонким делом, особенно если мы знаем, что у кого-то есть что-то, что нам нужно, а мы не уверены, кто они, что за предмет и сдадут ли они его когда-нибудь.
— И часто так бывает?
— Чаще, чем мы признаем.
— Так какова ваша оценка?
— Трудно сказать без дальнейшего осмотра. Я не кокетничаю, Нора, так уж обстоят дела. Все это зависит от ценности предмета, археологической и исторической, и суммы вознаграждений за подобные предметы. И все это идет из государственной казны, так что обычно речь идет максимум о тысячах, а не о миллионах. Просто для примера, когда был найден Дерринафланский тайник в Типперари в 1990 году, нашедший и землевладелец получили около двадцати пяти тысяч фунтов каждый, а это был целый клад, где, в том числе, был и серебряный потир, инкрустированный золотом.
— Но в зависимости от того, что вы нашли, деньги могут быть серьезные.
— Ну да, конечно… если это было найдено законно и об этом сообщили куда положено. Откуда такое любопытство? Неужели вас испортило лишь одно прикосновение к соблазняющему святых золоту?
— Не беспокойтесь. Я не собираюсь заняться охотой за сокровищами. Спасибо, Найалл.
Доусона подозвал кто-то на другом конце группы, и к Норе пробралась Урсула Даунз.
— Как устроились? — спросила она.
Что-то в том, как невинно она задала свой вопрос, немедленно заставило Нору насторожиться.
— Просто прекрасно, — осторожно ответила она. не зная, к чему могла вести Урсула.
— Как вам коттедж «Кроссез»?
— Удивительное место.
— Вы не находите его слегка… тесным, что ли? Когда мне приходилось там останавливаться, мне всегда не хватало места. Старые дома все такие, наверное. Некоторым людям нравится старомодное. Лично я предпочитаю все современное.
Они как раз подошли к сараю, и Урсула бросила откровенно похотливый взгляд на Чарли Брейзила, который делал новую лестницу для складского сарая из широких досок, расстегнув и выпростав рубашку из брюк от дневной жары. Он был где-то в десяти ярдах и мог не слышать слов Урсулы, но Нора все равно почувствовала, как необъяснимо запылало ее лицо — то ли из-за него, то ли из-за нее самой. Правда ли то, что сказала о нем Маргарет Скэнлан прошлым вечером? Она даже не пыталась представить, что за ужасные вещи делали с этими животными. Что ей хотелось знать, так это — был ли Чарли Брейзил действительно не таким как все или просто одним из тех несчастных людей, чье странное поведение постоянно вызывало подозрения, — козлом отпущения.
Работать днем было тяжело и жарко. Тут как со вскапыванием торфа, думала Нора, лучше не поднимать головы. В четверть четвертого она поднялась на ноги и отправилась в ближайшую уборную, передвижной туалет без проточной воды. В нем кишело мухами, а пол был заляпан торфом. Она только закрыла дверь переносной кабинки, как вдруг услышала шум снаружи, под отдушиной слева. Помещение вдруг качнуло, словно кого-то на него толкнули, и она услышала звуки борьбы. Мужчина и женщина, по силуэтам на пластиковых стенках. Насилие она видела или занятия любовью? Даже на таком расстоянии определить было почти невозможно. Наконец борьба прекратилась, и Нора узнала задыхающийся голос Урсулы Даунз.
— Не волнуйся, ты не причинишь мне вреда. Ты ведь об этом беспокоился, правда, Чарли? Честно говоря, мне даже нравится, когда грубовато. А тебе?
Чарли Брейзил не ответил, но Нора слышала его неровное дыхание. Через решетчатую отдушину она видела их снаружи на земле: Урсула сидела верхом на Чарли, прижав коленями его руки. Он не мог пошевелиться, чтобы силой сбросить ее с себя.
Урсула подалась вперед и что-то вытащила из-под рубашки Чарли.
— Что это… что-то вроде талисмана удачи? Очень похоже на тот, что носил Дэнни. когда мы нашли его. Только он не очень-то много удачи принес твоему дяде, верно?
— Я не знаю, о чем вы говорите, — сказал Чарли. — Что вы от меня хотите?
— Почему ты думаешь, что я что-то хочу, Чарли? Может, я хочу кое-что тебе дать. Ты когда-нибудь думал об этом с такой точки зрения?
— Что бы это ни было, мне оно не нужно.
— Разве можно так разговаривать? Ты даже не слышал моего предложения. Я была у тебя, Чарли — там, где ты держишь пчел. Мне говорили, Дэнни тоже держал пчел.
