Анатолий Королев - Инстинкт № пять
Когда стало светать, я наконец заметила берег.
Это были самые ужасные минуты. Берег выступил вдали угрюмым сгустком тумана. До него было не меньше полутора, а то и двух километров! Я была совершенно измотана. Каждый гребок давался с трудом. Пот проникал сквозь водные очки и заливал солью глаза. Ел веки. Рот пересох. Вода в патрончиках кончилась. Ласты тянули ко дну.
Последние метры были просто чудовищны. Я даже стала пить соленую воду. Я чувствовала, что иду ко дну. Я уже не плыла. Я просто стала тонуть. И вдруг коснулась дна. Колени стукнули в гальку. Но я не чувствовала боли. Я не могла поднять головы. Даже глаз не могла закрыть. Я видела прямо перед собой белую птицу. Она неподвижна. Глаз различил два малиновых прутика, которые торчали из снежного пушистого донца. Каждый прутик обтянут корой и на конце растраивается трилистником перепонок. Это же чайкины лапки!
Я так неподвижна, что чайка меня не боится.
Раннее-раннее утро. С моря на берег полз туман. Песок и галечник кончился. Я брела по траве.
Еще один призрак — сеновал.
Господи, как душисто и винно пахнет свежее сено! Я вскарабкалась — на коленях — по гладким ступеням куда-то вверх. Кудахтая, от утопленницы убежало видение снеговой курицы с бледно-розовым гребешком. Убежало, оставляя в ямке на сене белоснежное овальное наваждение. Я подняла фантом зыбкими руками голода, обняла бледными полосками пальцев, поднесла к самому лицу и начала кусать скорлупу. И вдруг, хрустнув, снежный призрак щедро, сытно, безумно и густо пролился в рот горячим цветом янтарного желтка и молочного белка. Это яйцо!
Я заснула крепко, как никогда в жизни.
И был вечер, и было утро: день четвертый.
Часть третья
Рассказ пятый
Итак, около полуночи я нашел врага в ночном поезде, и уже через два часа — в самый разгар ночи — я был вызван из казармы охраны прямо в личные апартаменты генерала. Неслыханная честь! Офицер безопасности проводил внутрь и оставил меня одного в святая святых. Надо же, после того, как я узнал про Лизу Розмарин, — ученик стал важной шишкой!
Я оказался в просторной комнате с размашистым окном на лунное море. Огляделся — обстановка спартанская: одинокий рабочий стол, кресло на винте с прямой спинкой, тут же столик с мощным компьютером, у стены — необъятный диван, на котором горбится забытый плед в крупную клетку. Холодный свет люминесцентных ламп. Ничего лишнего… Но где сам маэстро?
«Мне скучно, бес».
Тут мое внимание привлек некий предмет на стене. Он почему-то спрятан за плотными шторками. Что там? Не сдержав любопытства, я подошел ближе и — раз! — раздвинул шторки по сторонам. Хм… на стене под стеклом скрывалась гравюра весьма непристойного содержания.
— Ты ищешь зеркало, Герман?
Генерал вошел так неслышно, что я не успел задернуть занавески.
— Поверь, ты выглядишь неплохо, Герман. Всему свое время.
Я ожидал от маэстро вспышки гнева, но шеф был в отличном расположении духа.
— Это Салмакида, — добавил вдруг маэстро, кивнув на шторки, — она была пленительной нимфой, а ее волшебный источник — величайшим чудом Эллады… Я любил в нем купаться, Герман. От Каны всего полчаса езды на колеснице по дороге на Саврос. И вот он. Вода делит купальщика на две половины — мужскую и женскую. Всплываешь — и оборачиваешься девушкой, ныряешь — становишься юношей и вожделеешь себя же.
Редкая минута! На просветленном лице Эхо проступило эхо воспоминаний. О чем это он, думал я, оторопев. Какая нимфа, генерал? Что с вами? Очнитесь!
Маэстро замолк и тут же стал мрачен. Туго затянул пояс халата: в ту роковую ночь учитель был одет самым домашним образом — халат поверх пижамы, шлепанцы на босых ногах.
— Впрочем, мы заболтались. Время не ждет! Вот почему я велел тебя разбудить. Мы должны ее уничтожить, пока поезд не пришел на станцию назначения… Как ты?
Я ответил, что пары часов сна вполне хватило, чтобы восстановить силы после первой атаки.
Генерал направился к выходу. Я следом.
— Учитель, — медлил я в нерешительности, настигая шаг мэтра: здесь не задают вопросов…
Август Эхо, конечно, легко читал мои робкие мысли.
— Герман, — придержал шаг великий человек, — у тебя есть полное право сегодня не только задавать вопросы, но и получать ответы…
Мы вошли в личный лифт генерала, и кабинка стала сползать вниз на первый этаж института.
— Так вот, в полночь ты узнал имя врага, Герман. Моя смерть зовется Лизой Розмарин. Браво! Знать имя врага — половина дела для мага. Теперь я смогу точно направить твою атаку, а не рыскать, как пару часов назад, из угла в угол по зеркалу бытия. Отражение найдено! И тайна его проста: отражение никогда не промажет мимо предмета отражения. Тебе это понятно?
— Не очень… — признался я.
Мы вышли из лифта и под прицелами телекамер направились по длинному коридору. Кажется, мы шли в сторону зимнего сада с закрытым бассейном… Генерал решил искупаться?
— Купаться будешь ты, Герман, — усмехнулся учитель.
Я никак не могу привыкнуть к тому, что ясновидец легко читает мои мысли, и поэтому перебил ответ новым вопросом:
— Что это было? Я про поезд и книгу.
— Отвечаю: я погрузил тебя в транс и послал на поиск врага. Не буду скрывать, иногда мы были вдвоем на острие магической атаки, хотя провидение сопротивлялось каждому сантиметру вторжения. Если я видел, то не слышал, а если слышал — пропадала картинка. А когда наконец враг появился в купе, я был просто выброшен за край восприятия. И ты остался с ней один на один…
Мы вошли под стеклянную крышу зимнего сада и пошли вдоль цветущей зелени, я вычислил правильно — маэстро вел меня к закрытому зимнему бассейну.
— Я ее, сучку, так и не увидел, — рассмеялся маэстро. — Так вот, Герман, ты обнаружил врага в полночь по европейскому времени в спальном купе пассажирского поезда. Судя по пейзажу за окном, это случилось где-то в Европе, в районе Швейцарских Альп. Судя по тому, что там — снежный пейзаж середины зимы, а у нас конец лета, ты, Герман, угодил в самый край моей судьбы. Почему? Потому что по приговору судьбы Августу Эхо не дано пережить этой зимы. И не спрашивай почему — я не знаю! Ты проник в соседнее купе и овладел душой пассажира на нижней полке. Бедняга спал. Ты подчинил его тело, заставил проснуться. Он вышел и проник в купе врага. Я мысленно аплодировал тебе, Герман. В купе было пусто, незнакомка пила в ресторане, и у тебя было время, чтобы спокойно все обыскать. Но провидение не дремало. Внезапно ты потерял сознание и упал на пол. Это был самый отчаянный момент атаки, Герман, я уже не верил, что ты сможешь очнуться! События мелькали с такой скоростью, что я не мог остановить происходящего. Ты это сделал сам. Проснулся и встал внутри нападения. Помнишь, как ты заставил его поглядеть в зеркало?
— Да.
— Представляю твой шок, ведь ты впервые увидел рожу субъекта, — рассмеялся учитель.
— Да, это был противный тип в очках на носу.
Мы вышли из зимнего сада прямо под своды бассейна, где блаженно мерцала спящая вода да одиноко пестрел шезлонг на краю у стеклянного столика.
Тут я насторожился.
На круглом стекле лежала какая-то книжка обложкой вниз.
Мое сердце сжалось от дурного предчувствия.
Маэстро перехватил мой взгляд.
— Да, Герман. В ее дамской сумочке была точно такая же.
С этими словами генерал взял со стола томик и вручил в мои руки, а сам уселся в шезлонг у воды и достал из кармана халата мобильный телефон. После чего приказал отпустить коня с привязи.
Какого коня?.. Я слушал вполуха.
— Разве можно достать книжку из сна? — мямлил я трусливым языком.
— Ты все понимаешь слишком буквально, — маэстро смешила моя внезапная трусость. — Я увидел ее в твоих руках. Рассмотрел и приказал достать точно такую же. Старую, довоенного года издания.
Его насмешливый тон помог мне справиться с приступом страха.
Итак, я взял протянутую маэстро книгу, как берут опасное живое существо, и начал осторожно листать страницы с холодком легкой паники… Это были волшебные сказки француза Шарля Перро, сказки матушки Гусыни. Последний раз я листал эти сказки, наверное, мальчиком лет девяти-десяти. Пять сказок: «Мальчик-с-пальчик», «Золушка», «Синяя Борода», «Кот в сапогах», «Красная Шапочка»… Это было старое 1940 года издание на русском языке, в дешевой дрянной обложке из красного картона с большими гравюрами Гюстава Доре размером на всю страницу. Вот… Вот тот самый зловещий лес, где я блуждал вчера ночью по глинистой тропе в разгар полуночной грозы. Вот они — голые стволы великанских елей, разлапистые навесы колючей хвои, змеи корней на склоне…
