Пол Кристофер - Евангелие от Люцифера
— На кого бы он ни работал, — отозвался Хилтс, — Но в Каире нас с тобой пытаются убить. Рядом, как и в прошлом, отирается монах из Иерусалима. Адамсон с приятелями затевают в пустыне какую-то возню вокруг места гибели Педрацци. Ясно, что тут дело нечистое. «Некошерное», как сказал бы ребе Вергадора. Мы влипли в историю, перейдя дорогу кому-то, ведущему свою игру, и игру весьма серьезную, в которой прошлое неразрывно связано с настоящим, а настоящее с прошлым, например с заветным именем Люцифера Африканского, которое может послужить своего рода «волшебным словом». Что же до нашего улыбчивого профессора, то у него имеются любопытные секреты.
— Например?
— Помнишь, я встал и пошел в ванную, там, на вилле?
— Да.
— Я не пользовался ванной. Я немножко порыскал по дому.
— И?
— Зачем старому ребе, который явно не любит нашего кровожадного приятеля из былых времен, брата Дево, иметь в личной телефонной книжке номер другого францисканского монаха?
— Там был адрес? — спросила Финн.
Они доехали до кольцевой развязки и теперь могли поехать либо на запад, в сторону Рима, либо на север, в Милан.
— Да, адрес там был.
— Какой?
— Лозанна, Швейцария. Монастырь Святого Франциска. Тот, в котором Вергадора отсиживался в войну вместе с синьором Оливетти, помнишь?
Финн повернула на север.
ГЛАВА 20
Финн Райан, все еще полностью одетая, лежала на кровати в гостиничном номере, прислушиваясь к звукам спящего города. Они с Хилтсом проскочили Венозу и оттуда, с одной лишь короткой остановкой для перекуса в придорожном ресторане, чуть менее чем за восемь часов добрались до Милана. Еще полтора часа ушло у них на то, чтобы затеряться в городе, чья история насчитывала две тысячи лет. В конце концов они пристроили взятую напрокат машину на, казалось, последней имевшейся в наличии парковочной площадке и принялись бродить пешком, пока не нашли относительно недорогой отель, готовый предоставить гостям, почти не имеющим багажа, номера без предварительного заказа.
Номера, правда, оказались крохотными, под самым свесом крыши, и выходили не на внутренний двор гостиницы, с недавно обновленным садом и рестораном под открытым небом, а на пыльную улицу. Финн и Хилтс вымотались настолько, что даже не хотели есть, и, пожелав друг другу спокойной ночи, разошлись по комнатам. Сон, однако, не шел. На сердце у девушки было тревожно, и даже теплый ночной воздух казался заряженным недобрыми предчувствиями. Ей очень хотелось принять ванну, но мешал навязчивый страх — казалось, будто, раздевшись, она в каком-то смысле станет более уязвимой. Образы из старых ужастиков Альфреда Хичкока назойливо теснились в ее сознании.
Через открытое окно Финн слышала отдаленные звуки уличного движения и, ближе, эхо каблучков, постукивавших по булыжному тротуару, и визгливый женский смех. Потом смех смолк и, не иначе как в ответ на шуточку, зазвучал снова, с аккомпанементом в виде самодовольного мужского хмыканья. Внезапно прорезавший темный ночной воздух пронзительный гудок поезда заставил девушку вздрогнуть. Звук послышался со стороны огромного, жутковатого миланского Центрального вокзала, находившегося всего в нескольких кварталах отсюда, воплощенного в камне тоталитарного бреда Муссолини. Громады белого гранита, служившие вещественным подтверждением расхожего клише, что дуче, при всех его недостатках, заставил итальянские поезда ходить по расписанию.
Финн знала, что Милан представляет собой уменьшенную и значительно более обветшавшую версию Парижа и, как в Париже, там почти нет небоскребов. Казалось, что строительные леса вокруг множества беспрерывно подновлявшихся зданий приросли к ним, превратившись в наружные скелеты. Это был город, где в тридцатые годы родился фашизм, где «Тайную вечерю» Леонардо и Дэна Брауна выдавали маленькими порциями по билетам примерно за полтора доллара в минуту и где тот же фашизм тридцатых годов в конце концов в сороковые умер на бензоколонке на Пьяццале Лорето вместе с Бенито Муссолини, повешенным вниз головой на глазах у полудюжины американских солдат.
Милан был центром самой изысканной итальянской моды, самой экстремальной итальянской политики и местом дислокации полиции, оснащенной лучше какой-либо иной в мире. Величественный Миланский собор являлся третьим по величине храмовым зданием в христианском мире, однако подлинной религией горожан, занимавшей в их сердцах второе место после погони за деньгами, служил, конечно же, футбол. Этот город казался бы очаровательным, не будь он так дерзок и предприимчив, а его обширные трущобы и не дающий свободно дышать смог явно не относились к тем достопримечательностям, о которых мечтает среднестатистический читатель «Нью-Йорк таймс», когда планирует отпуск в Тоскане.
Финн подскочила, когда дверь ее распахнулась и на пороге, в незастегнутой рубашке, со всклоченными волосами и лихорадочно блестящими глазами, появился Хилтс.
— Включи телевизор!
— В чем дело?
— Включи эту чертову штуковину!
Финн взяла пульт с прикроватной тумбочки и нажала кнопку. Большой, стоявший на тумбочке за кроватью телевизор включился на канале Си-эн-эн, который Финн смотрела последним, перед тем как попыталась заснуть. Показывали погодную карту Восточной Европы. В Праге шел дождь.
— Не здесь. Переключи! — отрывисто бросил Хилтс, войдя в номер и закрыв за собой дверь.
Финн принялась перескакивать с канала на канал.
— Вот! — сказал он. — Оставь это!
Это был шестой канал, телевидение Ломбардии, программа местных новостей. Хорошо одетая темноволосая женщина с серьезным выражением лица читала репортаж стоя посредине футуристической конструкции, более походившей на хромированные строительные леса. Рядом, на врезке, демонстрировалась старая черно-белая фотография двух улыбающихся мужчин средних лет один из которых выглядел смутно знакомым.
— Прибавь звук! О чем они говорят?
— Успокойся, и я расскажу тебе.
Финн взяла пульт и увеличила громкость.
Она прислушалась. Ведущая новостей продолжала свой рассказ, а Финн переводила его для Хилтса, по ходу дела засовывая ноги в кроссовки.
— Изображенный здесь со своим другом Адриано Оливетти, Вергадора был хорошо известным, уважаемым членом академического сообщества, выдающимся историком. Известие о его неожиданной насильственной смерти, предположительно от рук боевиков террористической группировки «Третья позиция», повергло в шок жителей Венозы, тихого, провинциального городка, где он жил в последнее время.
Изображение на телеэкране сменилось идиллической панорамой пологих холмов и виноградников из студийного архива, потом общим планом самого городка и, наконец, старинной виллой, окруженной тополями и полицейскими машинами с мигающими на крышах проблесками маячками. При этом по обе стороны от главной картинки демонстрировались два черно-белых изображения — снимки Хилтса и Финн, сделанные камерой слежения.
— Эта запись, сделанная системой безопасности ребе Вергадоры, зафиксировала нападавших незадолго до того, как пожилой профессор был зверски убит в своей библиотеке…
— А камеры-то я и не заметила, — сказала Финн, потрясенная увиденным.
— Они убили его, — пробормотал Хилтс, не отрывая глаз от экрана. — И теперь хотят повесить преступление на нас.
— Они?
— Адамсон и его дружки.
— Ты шутишь?
— А ты думаешь, это совпадение?
— Камера засняла нас на пленку. Это недоразумение, вот и все, — сказала Финн. — Мы сейчас пойдем в полицию и объясним.
— А откуда, по-твоему, у телевизионщиков взялась эта идиотская версия насчет «Третьей позиции»?
— Кто они такие?
— Итальянская разновидность «Аль-Каеды». Нас подставили.
— Это ошибка.
— Это никакая не ошибка. Вергадора мертв. Если в новостях сообщается, что подозрение падает на «Третью позицию», значит, речь идет о жестокой, мучительной смерти. Их излюбленное оружие — обрез дробовика, сицилийская лупара, которую использует мафия. Это не бойскауты, Финн. Игра идет по-крупному. Серьезные люди вышли за нами на охоту.
— Но зачем было убивать Вергадору?
— Ну, во-первых, по каким-то неизвестным нам, но хорошо известным тем, кто это сделал, весьма веским причинам, а во-вторых, потому, что обвинение в этом убийстве превращает нас в прокаженных — неприкасаемых. Цель — загнать нас в угол и лишить возможности обратиться к кому-либо за помощью.
— И что ты предлагаешь?
— Прежде всего, убраться отсюда, к чертовой матери. А уж потом будем соображать, как поступить дальше.
— Если у них на пленке запечатлены наши лица, то скорее всего, есть и описание машины. Может быть, даже ее номер.
— Тогда на вокзал.
И тут, уже не с экрана, а с улицы, донеслось завывание сирен и скрежет шин. Финн спрыгнула с кровати, подбежала к окну, выглянула и увидела, что вся улица забита бело-голубыми полицейскими автомобилями с мигалками на крышах. Из остановившегося позади всех черно-белого фургона высыпало с полдюжины полицейских спецназовцев в камуфляжной форме и черных касках. Все они были вооружены компактными автоматами «беретта» или короткоствольными «бенелли».
