Джина Майер - Невидимая угроза
– Ни за что не поверишь? Это еще что значит?
Юлии хотелось вскочить, выбежать из квартиры и захлопнуть за собой дверь.
«Да пошел ты, говнюк!» Вот что ей хотелось крикнуть.
Но если она сейчас убежит, ей придется подниматься в свою квартиру. И провести ночь в одиночестве. Сама мысль об этом вызывала у нее панику.
– Ну, не злись! – Кристиан улыбнулся. – Я думаю, это здорово, что ты станешь актрисой. Мне кажется, эта профессия тебе идеально подходит. А Валери даже не попробовала. Никто не знает, взяли бы ее или нет. И никто не может винить тебя в том, что она из-за своего страха упустила такой шанс. – Он привлек Юлию к себе. – Я тобой горжусь.
Его прикосновения были такими нежными… А слова – приятными. Пусть это и неправда. Юлия никак не могла повлиять на ход событий. Но это она виновата, что Валери упустила свой шанс. Если бы Юлия уговорила ее ехать, подбодрила ее, то Валери хотя бы попыталась бы сдать экзамен. А Юлия рассуждала только о том, как тяжела жизнь актрисы, какой это стресс, как мало в такой жизни стабильности.
– А ты можешь спеть мне ту песню? – попросил Кристиан.
– Какую песню? – удивилась Юлия.
– Ну, благодаря которой ты завоевала сердца экзаменаторов. Мне хотелось бы ее послушать.
– Чушь! Не могу же я просто взять и запеть!
– А почему нет? Тогда ты тоже пела без музыки, верно? Ну же, Юлия! Сделай это для меня!
– Да ладно, дурацкая песня. Правда. Я ее и спела-то только потому, что ничего другого не придумалось.
Кристиан упрашивал, Юлия отнекивалась, но в конце концов он ее все-таки уговорил.
– Ну ладно. Если тебя иначе не угомонить…
Она встала.
Кристиан выпрямился.
– Супер! Аплодисменты!
– Прекрати. Иначе петь не буду.
Он поспешно кивнул. Юлия закрыла глаза, глубоко вздохнула.
А потом начала петь:
Одержимость и проклятье – паранойя.
Постоянный этот ужас – паранойя.
Гонит сон, в виски стучится – паранойя.
Даже слезы не излечат – паранойя.
Она спела четыре строфы, которые помнила лет с трех-четырех. Мать пела эту песню, когда мылась, когда готовила обед, когда убирала в квартире, когда красила ногти. Это была ее песня. Песня, сулившая ей успех. Но мать ничего не добилась. Потому что появилась Юлия. Матери песня в итоге не помогла, но вот Юлии проложила дорожку к успеху.
Помоги мне не сойти с ума, остаться,
Не упасть в безумья бездну, удержаться,
Подхвати, спаси и удержи у края.
Я протягиваю руки, умоляя.
Обними и силы дай скорей проснуться,
Дай почувствовать, что я должна вернуться,
Ведь в сознании, навеки уходящем,
Только ты еще живой и настоящий.
– Ух ты! – сказал Кристиан, когда она допела. – Потрясающе, Юлия.
– Ой, чепуха, – отмахнулась она. – Хватит болтать.
Он покачал головой.
– Ты наверняка станешь знаменитой. А я до конца жизни буду всем хвастаться, что я с тобой встречался.
– Вот глупый! – Рассмеявшись, она плюхнулась рядом с ним на диван. А потом улыбка сползла с ее лица. – Не ехал бы ты в Бонн на выходные, – прошептала девушка. – Останься со мной. Пожалуйста.
Она дотронулась кончиком языка до его уха. Кристиану это нравилось. Он подался к ней, начал расстегивать ее блузку.
«Я победила», – подумала Юлия.
– Но я должен ехать. Биргер расстроится, если я не появлюсь на его мальчишнике, – шепнул он.
– А я расстроюсь, если ты поедешь, – проворковала Юлия.
– Мне жаль, но я правда должен.
– Ничего ты не должен.
Кристиан отстранился.
– Должен, Юлия. Если я все свое время буду проводить с тобой, мне конец.
– Конец? – не поняла она.
– Конец. Ты меня сожрешь с потрохами. И выплюнешь. И останется от меня только кучка блевотины.
Юлия вскочила.
– Да что ты такое говоришь?! Что это еще за бред?! Чушь какая-то.
– Это не чушь, – серьезно ответил он. – Я так чувствую.
– Ты хочешь сказать, что ты мне не доверяешь, так?
Он задумчиво посмотрел на девушку. И пожал плечами:
– Чувства подсказывают мне: «Будь осторожен. Ты рискуешь».
– Рискуешь? Чем?
– Тем, что ты разобьешь мне сердце.
Той ночью Кристиан спал у себя в квартире, а Юлия – у себя. Перед сном она закрыла замок на два оборота и заперла дверь на засов. Закрыла все окна, хотя ночь выдалась теплая, к тому же вряд ли кто-то заберется в окно пятого этажа. Включила повсюду свет, даже в ванной. Только в спальне погасила. Но уже через час включила опять. Она не могла уснуть. Слова Кристиана не шли у нее из головы: «Если я все время буду проводить с тобой, мне конец. Чувства подсказывают мне: “Будь осторожен. Ты рискуешь”».
«Он прав, – думала Юлия. – Я бы на его месте тоже мне не доверяла. Учитывая, как я с ним раньше обращалась. И после всего, что я рассказала ему о Валери».
Она подумала, не спуститься ли к нему? Как было бы замечательно сейчас обнять его, приласкаться! Наверняка он только и ждет, чтобы она спустилась.
Но до квартиры Кристиана еще нужно дойти. Может быть, злоумышленник уже поджидает ее на темной лестнице. Юлию бросило в дрожь.
А потом ее смартфон, лежавший на прикроватном столике, издал тихий писк. И Юлия улыбнулась.
Сообщение. От Кристиана. Он не мог без нее, как она не могла без него.
– Ну наконец-то, – пробормотала Юлия, потянувшись за телефоном.
Но оказалось, что сообщение не от Кристиана. Номер был скрыт.
«Бог бережет для детей его несчастье его. Пусть воздаст Он ему самому, чтобы он это знал». И подпись. Один-единственный символ: V.
Я выхожу из дома. Папа уже ждет меня.
«Может, по мороженому? – спрашивает он. – Шоколадному? Или какой теперь твой любимый сорт?»
Я так рад, что папа наконец-то пришел, что съел бы и фисташковое мороженое, хотя от него меня тошнит.
Мы едим мороженое.
«Как ты?» – спрашивает он.
«Хорошо», – говорю я.
Да, теперь у меня все хорошо.
«А мама? Ты ее иногда навещаешь?»
Но в дурдом не пускают посетителей. Да папа и не хочет, чтобы я о ней говорил.
«А можно мне теперь вернуться домой?» – спрашиваю я папу.
«Сначала мама должна выздороветь, – говорит он. – До тех пор ты должен жить со своим отцом».
«А мне нельзя к тебе?»
«Не получится, – говорит папа. – Мне часто приходится уезжать. К сожалению, я не могу взять тебя с собой».
«Не страшно, я и один могу дома посидеть».
Папа ест мороженое. Он меня не слушает.
«Посмотрим», – говорит он.
«Посмотрим» – значит «нет».
«Я отведу тебя домой».
На самом деле он имеет в виду – к отцу.
Перед домом, в котором я теперь живу, папа останавливается и целует меня в щеку.
«Зайди ко мне, я тебе свою комнату покажу, – говорю я. – У меня новый конструктор. Можем поиграть».
«Не получится, – говорит папа. – У меня с твоим отцом плохие отношения. Ему лучше не знать, что я заходил».
А еще он говорит: «Я тебе напишу. Мы скоро увидимся. Обещаю».
«Честное слово?» – спрашиваю я.
«Ты можешь на меня положиться», – отвечает он.
Глава 10
Филипп весь взмок, когда они вышли из автомобиля на Гермерсгеймштрассе. А ведь в «рено» был кондиционер. Филипп так потел не от жары. А от страха. Паники.
– Успокойся.
Марселю легко говорить. Не его будущее стоит на кону. Не его голова.
– Может, вначале нужно было позвонить, – пробормотал Филипп.
– Чепуха. Ты же хочешь, чтобы сработал эффект неожиданности, верно?
– А если ее нет дома?
– Зайдем позже. Филипп, дружище, возьми себя в руки! Мы уже обсудили план действий. Ты требуешь у нее ответа и прижимаешь ее. Не даешь ей возможности оправдаться или отвертеться. Если будешь вести себя достаточно жестко, она во всем сознается уже через пару минут.
– Я не стану писать на нее заявление в полицию, – сказал Филипп. – Так, чтобы ты знал.
– Как скажешь. Дело твое. Если хочешь ее пожалеть – милости просим. Страховка покроет расходы на ремонт, так что какая разница? – Марсель надел темные очки. – Но она должна понять, что еще одна такая выходка ей с рук не сойдет.
– Ну конечно, – промямлил Филипп.
– Значит, пошли.
По дороге к ее дому Филиппу впервые пришла в голову мысль о том, что Жасмин могла куда-то переехать. А ее нового адреса не будет в телефонном справочнике. Эта мысль ему понравилась. Хотя от этого легче не станет. Только тяжелее.
Но Жасмин не переехала.
Табличка с надписью «Ж. Фербер» красовалась напротив седьмого звонка сверху.
У Филиппа дрожали руки.
– Успокойся, – повторил Марсель.
– Кто там? – раздался в домофоне голос Жасмин.
– Это я. – Филипп кашлянул. – Филипп Пройсс.
