Александр Маркьянов - Презумпция лжи
Отчаявшийся Махмуд нашел утешение в мечети. Раньше не особо религиозный, теперь он пропадал в мечети целыми днями, молясь за спасение невинных душ. И мулла заметил его. Он оказался единственным, кто выслушал Махмуда, и он оказался единственным, кто посоветовал, как отомстить…
Через какое-то время Махмуд оправился от горя, вышел на работу. Взяли его с радостью — все-таки такого специалиста по ремонту насосных установок было еще поискать. Но теперь у Махмуда была другая жизнь. В одной жизни он был скромным инженером, сломленным горем от потери семьи. В другой — воином, идущим по пути борьбы с неверными, с развращенным режимом шахиншаха, с Большим Сатаной. Он готов был убивать американцев прямо сейчас — но мулла объяснил ему, что гораздо полезнее он будет в другом…
И вот он делал это уже в восьмой раз. Он и еще несколько верных людей в нужное время брали две машины, принадлежащие нефтесервисной компании, и ехали в Решт, где их уже ждал корабль. С ними всегда ехал еще один человек. Называл он себя Али — хотя Махмуд был уверен, что это не его настоящее имя. Но это было неважно, Али так Али. Самое главное ведь не в имени, а в том, что человек делает для братства…
Темными ночами, не зажигая ходовые огни, они выходили в море, как будто на рыбацкий промысел. В нужном месте Али сигналил фонарем — и через десять-пятнадцать минут к ним подходил другой корабль, тоже без ходовых огней. Корабль этот был странный — ни один из членов его экипажа никогда не произносил ни слова. В темноте не было видно — но Махмуд почти был уверен, что это боевой корабль. А на этом море боевые корабли были только у одного государства — у Советского Союза. Ему принадлежал весь Каспий — у Ирана оставалась только тонкая полоска вдоль берега. После того, как с одного корабля на другой перебрасывали концы и закрепляли, начиналась погрузка.
Грузили всегда одно и то же — длинные зеленые деревянные ящики без обозначений. Много — каждый раз несколько десятков штук, часто больше сотни. Перегрузив груз, неизвестный корабль рубил концы и отчаливал, исчезая во тьме словно призрак.
А Махмуд со своей командой возвращались в порт, перегружали ящики на машины и везли их на склад. По злой иронии судьбы это был склад американской компании — той самой, где и работал Махмуд. Склад был большим, а кладовщик входил в исламское братство — поэтому спрятать ящики было несложно. После этого в течение нескольких дней за ящиками приезжали братья — говорили условную фразу, и Махмуд отдавал им нужное количество ящиков. За то время, пока он занимался этим делом, по грубым прикидкам Махмуда, он доставил в страну и передал братьям не меньше тысячи таких вот ящиков…
— Зачем? — Али смотрел куда-то вдаль, на раскрашенное темно-серым небо, сливающееся с бушующим морем — потому что мне платят за это. Вы продаете — я покупаю…
Махмуд согласно кивнул головой. Хотя словам Али он не поверил ни на грамм, дальше он расспрашивать не стал.
— Пойду в рубку. Поднимайся и ты, можешь простудиться…
— Я еще постою немного…
Полковник ГРУ ГШ МО СССР Павел Степанович Варяжцев проводил Махмуда тяжелым взглядом…
Траулер переваливался с волны на волну, тяжко падая всем своим корпусом в двух — трехметровые провалы между серыми, солеными валами воды. Если бы Махмуд знал, что ночью будет такое волнение — почти штормовое — в море он бы не пошел…
— Бесполезно. Надо возвращаться… — пробурчал он, исподлобья взглянув на стоящего в углу тесной рубки Али. Тот держался за поручень и, несмотря на мертвенную бледность лица, был совершенно спокоен…
— Нет. Груз надо забрать…
— Какой груз? Мы не сможем его перегрузить при таком волнении. Надо возвращаться!
— Нет! — упрямо возразил Али — мы пришли за грузом и мы его заберем
— Шайтан с тобой… — в сердцах бросил Али — но если тебя смоет за борт, вылавливать тебя никто не станет!
Ничего не отвечая, Али запахнул дождевик, открыл дверь на палубу и провалился в воющую ветром серую мглу. Вода хлестанула в рубку, казалось, что корабль уже тонет, зарывается носом в соленые валы Каспия…
— О Аллах, покарай безумца, он же и нас угробит! — пробормотал кто-то…
— Держи курс! — жестко сказал Махмуд, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь в заливаемых водой иллюминаторах…
Корабль появился как всегда неожиданно и бесшумно, словно призрак. Махмуд даже его не увидел — вообще через залитые зеленоватой соленой морской водой иллюминаторы сложно было чего-то увидеть. Но по тому жесткому удару в корпус судна, от которого все едва не попадали с ног, он понял — корабль здесь. Он пришел…
— Мехмет, держи курс. Остальные со мной.
Из остальных был всего один человек — тоже член исламского братства, по имени Сулейман, работавший вместе с Махмудом. Еще двое поднялись снизу, из машинного отделения. Перетаскивать ящики, да еще при таком волнении — задача не из легких.
Трагедия случалась внезапно. Концы удалось передать и как следует закрепить со второй попытки, что при таком волнении было просто удивительно. После чего все члены команды траулера, за исключением одного в рубке и одного в машинном отделении — без них никак нельзя было обойтись — поднялись на заливаемую волнами палубу с тем, чтобы принять груз.
И тут, после особенно сильного удара стихии — стена соленой воды буквально накрыла траулер сверху донизу — Махмуд вдруг услышал отчаянный, едва слышный в реве разбушевавшейся стихии отчаянный вскрик похожий на заячий. Обернулся — Сулейман уже летел за борт, в разбушевавшуюся черную бездну. В рейс он вышел первый раз и как вести себя при волнении на море, как страховаться — не знал…
— Сулейман! — Махмуд рванулся чтобы помочь, но не прошел и двух шагов по бешено раскачивающейся под ногами, скользкой палубе, как кто-то ухватил его за плечо и силой вернул на место…
— Ему ничем не поможешь! Понял?! Работай!
Внезапно, прямо над сцепившимися над бездной кораблями орудийным раскатом грохнул гром, ослепительно яркая молния на миг разрезала темноту. В свете молнии искаженное гневом лицо Али показалось Махмуду лицом демона…
Афганистан, Кабул
21 сентября 1978 года
Ночь я провел тяжело. Снилась Наташа. Живая. Почему-то она всегда мне снималась живая, но это было еще страшнее — потому что я знал, что произойдет дальше. И не мог этого предотвратить…
Проснувшись, я даже сначала не понял, где я и что происходит. Заполошно огляделся, понял — Афганистан. Кабул. С минарета уже неслись азаны, добавляя колорита в этот древний, наполовину и сейчас средневековый город. В горле пересохло, сухой как наждачная бумага язык, казалось, не помещается во рту.
Шлепая босыми ногами по холодному полу, прошел на кухню, взял с плитки давно остывший чайник, с наслаждение высосал всю остававшуюся в нем воду прямо из горла. Немного полегчало, хотя настроение оставалось — не приведи Аллах.
Еды дома я, конечно же, не приготовил, в дукан[32] не ходил давно и в холодильнике у меня — мышь повесилась. Так то я дома обычно не готовил, обходился консервами — но сейчас не было и их. Да какие консервы — лепешки черствой в доме не было… Решил позавтракать в министерстве, в столовой. Если будет время — вчера работа не сделана, значит, сегодня придется работать и вчерашние пленки и позавчерашние. С этой мыслью я оделся и спустился вниз — ждать, пока выйдет Михеев.
Беспокоиться я начал через полчаса — время шло, и на работу я уже опаздывал. Андрей Леонидович тоже — чего за ним никогда не водилось…
Поднялся к квартире Михеева, прислушался — ни звука. Постучал — тишина. Еще постучал, затем еще и еще.
Без толка…
Вот тут я начал беспокоиться серьезно — такого до сих пор не случалось. Он что — ушел куда-то ночью и не вернулся до сих пор? А почему тогда машина на стоянке у дома стоит? Пешком идти — идиотизм полный…
Спустился на первый этаж, где проживал советник-артиллерист Горденко, мужик рукастый. Для советнического аппарата он был мастером на все руки, мог починить замок, машину, кухонную плитку, магнитофон, даже телевизор если нужно будет. В том числе и импортные. Расплачивались с ним обычно выпивкой…
— Владимир Потапович! — я постучал в дверь…
Советник появился буквально через несколько секунд, уже одетый — тоже собирался на работу.
— Сергей? Тебе чего…
— Михеев не отвечает. На работу пора ехать, а дверь на замке, машина внизу. На стук не отвечает…
— Загулял, может быть… Головушка с бодуна болит… — ляпнул Горденко, но тут же сам понял, что сказал глупость. За Михеевым такого не водилось…
— Дверь вскрыть бы…
— Вскрыть? — задумчиво пробормотал Владимир Потапович — а на скандал не нарвемся? Дверь то вскрывая…
— Не нарвемся, я же с Андреем Леонидовичем работаю. Если что — беру все на себя…