Линдси Фэй - Прах и тень
— Я настаиваю, инспектор Фрай, — заявил детектив Халс, очевидно, повторяя для вновь прибывших свой главный аргумент, — что уничтожение улики против этого изверга противоречит самой сути следствия, основанного на достижениях науки.
— А я утверждаю, детектив Халс, — упрямо возражал инспектор Фрай, — что, если огласить послание, это вызовет беспокойство в обществе, что явно противоречит британской морали и принципам совести. Неужели, детектив, вам безразличны английские нормы приличия?
Казалось, эти двое сейчас подерутся, но тут между спорщиками возникла худощавая фигура Лестрейда.
— Я решу, как нам следует поступить в данном вопросе. Будьте добры, отойдите в сторону.
Подняв фонарь, Лестрейд направил его луч на темные кирпичи. Странным сползающим вниз почерком на стене была выведена мелом загадочная надпись следующего содержания:
Евреи — люди, которые ни в чем не виноваты— Видите ли, инспектор Лестрейд, — ведь так вас зовут? — спокойно сказал инспектор Фрай, — мы можем вызвать беспорядки. Не хотел бы я оказаться посреди разъяренной толпы. К тому же нет никаких оснований считать, что эти слова написаны убийцей. Судя по почерку, это скорее неуравновешенный юноша.
— Где кусок передника? — спросил Лестрейд у констебля.
— Его отнесли в полицейский участок на Коммершиал-стрит. Очертания темных пятен на нем именно такие, какие оставляет лезвие перепачканного ножа, когда его вытирают.
— Тогда, без сомнения, он выбросил его намеренно, — сказал я Лестрейду. — Поскольку раньше он не оставлял никаких следов, у нас есть все основания предположить, что он обронил окровавленную тряпку, чтобы привлечь внимание к этой будоражащей сентенции.
— Согласен с вами, доктор Уотсон, — тихо ответил Лестрейд. — Мы должны сделать все от нас зависящее, чтобы помешать им уничтожить улику.
— Не понял вас, сэр, — сказал инспектор Фрай.
— Надпись необходимо сфотографировать! — крикнул детектив Халс. — Так чтобы полиция округа Сити имела возможность внимательно изучить ее.
— У меня есть приказ сэра Чарльза, — заявил инспектор Фрай, с трудом подавляя ярость, но стараясь при этом держаться с достоинством.
— Послание на стене можно закрыть куском темной ткани, — заметил констебль.
— Отличная идея, позволяющая сохранить улику, — кивнул Лестрейд.
— При всем к вам уважении, не думаю, что это соответствует намерениям сэра Чарльза.
— Если стереть губкой только верхнюю строчку, никто об этом и не узнает, — предложила мисс Монк.
— А что, если, — вставил и я свое веское слово, — стереть только слово «евреи», а все прочее оставить как есть?
— Именно то, что нужно! — вскричал Лестрейд. — Так гораздо лучше: никакой опасности, если кто-то прочтет надпись.
— Ну тогда, чтобы укрыть ее от посторонних взглядов, нам впору обнести эту надпись гирляндой из маргариток, — заметил инспектор Фрай с издевательской учтивостью.
— Должен заметить, сэр, — проворчал детектив Халс, — через час будет достаточно света, чтобы сделать фотографию. Солнце вот-вот взойдет. До этого времени закроем эту проклятую надпись чем угодно, но я умоляю вас не уничтожать такую важную улику.
— Это трудное решение не в моей компетенции.
— Его приму я, — сказал кто-то звучным баритоном.
К моему удивлению, это был сам сэр Чарльз Уоррен, имеющий награды ветеран войны, служивший в свое время в Королевских инженерных войсках и Министерстве по делам колоний. Он прославился, пытаясь вызволить из осады моего героя, несравненного генерала Гордона, когда тот оказался в безнадежной ситуации, сдерживая в Хартуме превосходящие силы противника. Сэр Чарльз был безупречно одет, словно бы его и не разбудили посреди ночи, сообщив крайне неприятную весть. Решительный изгиб высокого округлого лба, внушительность аккуратно расчесанных, длинных, свисающих усов, монокль, непреклонная твердость взгляда — все говорило о том, что мы нарвались на серьезные неприятности.
— Я прибыл из полицейского участка на Леман-стрит, — объявил он, — крайне озабоченный пришедшими отсюда новостями. Приказываю вам уничтожить это постыдное проявление антисемитизма, пока не началось движение в сторону рынка на Петтикоут-лейн.
— Позвольте возразить, сэр, — заметил Лестрейд, — но у нас есть менее радикальные способы решить эту проблему.
— Вы так считаете? На этой стене я вижу надпись возмутительного содержания. Она должна быть полностью стерта.
— Этот детектив, сэр, послал за фотографом.
— Для какой надобности?
— Чтобы сделать это послание доступным и для полиции округа.
— Мне глубоко наплевать на фотографов из Сити. В случае беспорядков они не будут, как я, призваны к ответу в Министерство внутренних дел, если эта нелепая надпись останется на месте.
— Но мы могли бы прикрыть ее, хотя бы на полчаса.
— Я не поддаюсь на уговоры и не вступаю в сделки, — заявил бывший полководец. — Как ваше имя?
— Инспектор Лестрейд, сэр Чарльз.
— Что ж, инспектор, вы проявляете похвальный пыл в полицейской работе. Сдается мне, вы всем сердцем отстаиваете подлинные народные интересы. Вот почему вы возьмете сейчас у коллеги губку и сотрете эту гнусную мазню. После этого мы вернемся к настоящей сыскной деятельности.
Губы инспектора Лестрейда сжались в недовольную черточку. Ярость изогнула дугой узловатые брови детектива Халса. Не сдержавшись, он ударил ладонью о стену и отошел в сторону. Лестрейд взял у Фрая влажную губку и подошел к надписи, по дороге остановившись и бросив на меня многозначительный взгляд.
— Не переживайте, доктор, — прошептала Мэри Энн. — Я под шумок все переписала.
Я кивнул Лестрейду, и тот принялся стирать со стены любопытную улику. Закончив, он швырнул губку в грудь инспектора Фрая и повернулся к комиссару полиции:
— Исполнено, как вы приказали, сэр Чарльз.
— Вы предотвратили пожар социального взрыва, погасив его искру. У меня много забот в других местах. Благодарю вас, джентльмены.
Сказав это, сэр Чарльз Уоррен направил свои стопы к полицейскому участку, а собравшиеся стали расходиться.
Лестрейд со страдальческим видом смотрел на стену.
— Доктор Уотсон, детектив Халс, мне нужно сказать вам пару слов.
Мы втроем медленно побрели к дожидающемуся нас кэбу. Мисс Монк шла в трех или четырех футах сзади.
— Вынужден признаться, что все было сделано неправильно, — заговорил Лестрейд с достоинством, которого я раньше никогда не замечал в поведении этого вспыльчивого, похожего на крысу следователя. — Доктор Уотсон, прошу вас отправить копии надписи как в полицию Лондона, так и округа Сити.
— Это необходимо сделать немедленно.
— Никогда не был знаком с сэром Чарльзом, — сказал инспектор. — Не горю желанием встретиться с ним снова, но в одном он прав: надпись могла погрузить в хаос целый район Лондона.
— Не в этом дело, — сердито возразил я, но Лестрейд протестующее поднял вверх руку:
— Я не любитель фантастических теорий, доктор, и, как бы ни был проницателен мистер Холмс, иногда создается впечатление, что его место в Бедламе,[12] а не на Бейкер-стрит. Однако фактам я верю, а это написанное мелом послание — совершенно достоверный факт. Желаю вам спокойной ночи, детектив Халс. Без сомнения, вы объясните своему начальству, что у нас не было ни малейшего шанса.
Детектив полиции округа Сити откланялся и пошел своей дорогой. Было видно, что он все еще борется с охватившим его гневом.
— Лестрейд, — обратился я к инспектору, — был очень рад видеть вас, но, думаю, надо срочно ехать к Холмсу. Ему нужно столько всего сообщить, а я опасаюсь, что мы застанем его не в самом лучшем состоянии.
— Поверьте, доктор Уотсон, мысль об этом сильно меня угнетает. Мне нужно возвратиться в Датфилдз-Ярд, но я оставлю вам кэб. Все могло обернуться совсем по-другому нынешней ночью, если бы мистер Холмс был с нами до самого конца. Готов пожертвовать полсотни фунтов, чтобы Шерлок Холмс был рядом, когда нашему комиссару полиции в следующий раз взбредет в голову уничтожить важную улику. Буду признателен, если вы передадите эти слова Холмсу.
Лестрейд на прощание слегка коснулся шляпы и побрел на восток, в ту сторону, где уже брезжил рассвет.
И тут я заметил, какой бледной и осунувшейся выглядит моя спутница. Я взял ее за руку:
— Мисс Монк, вам нехорошо?
— Ничего серьезного, доктор. Мы по чистой случайности оказались в гуще событий, но скажите: могли вы хотя бы раз в жизни помыслить о таком ужасном злодействе? — Она закрыла лицо руками.
— Нет, — тихо ответил я. — И меня одолевают точно такие же думы, моя милая. Садитесь в кэб, и я мигом доставлю вас домой. Вы ведь нашли себе жилье получше?
