Юсси Адлер-Ольсен - Журнал 64
Карл обратился к собравшейся компании:
– Прошу меня простить! Наверное, вы успели заметить, что я сегодня выгляжу несколько отсутствующе. Отчасти по причине чрезвычайно сильной простуженности, так что искренне надеюсь, я никого не успел заразить. – Он шмыгнул носом, дабы не быть голословным, и осознал, что нос был абсолютно сухим. – Хм-м… а отчасти из-за того, что в данный момент на нас висят четыре пропажи без вести и невероятно жестокое убийство на Амагере, и мы должны немедленно расследовать эти дела. Мне действительно очень жаль, но я должен покинуть вас. В противном случае все может пойти наперекосяк.
Он уставился на Мону. Она приняла встревоженный вид.
– То самое старое дело, каким ты когда-то занимался? – спросила она, проигнорировав его комплименты относительно прекрасно проведенного вечера. – Будь осторожен, Карл. Неужели ты еще не осознал, насколько глубоко оно на тебя влияет?
Он кивнул.
– Да, и оно в том числе. Но не беспокойся за меня, я не собираюсь ни во что влезать. Я в порядке.
Женщина нахмурилась. Дьявол, что за дерьмовый вечер! Сделано два шага в обратном направлении. Дурацкое знакомство с семейством. Ее дочка возненавидела его. Он возненавидел ее внука. Также откушал совершенно невкусного гуся и капнул соплями в соус, а кроме того, теперь Мона вновь вспомнила о том проклятом деле. Теперь она непременно снова натравит на него псевдопсихолога Криса.
– В полном порядке, – добавил он, прицелившись в парнишку сложенными в форме пистолета пальцами и с улыбкой спуская курок.
В следующий раз нужно будет заранее расспросить Мону о том, сюрприз какого рода она для него припасла.
Глава 11
Таге услышал стук крышки почтового ящика и принялся ругаться. С тех пор как он повесил табличку «Не для рекламы, спасибо», письма ему приходили только от налоговых органов, а от них никогда не приходилось ждать ничего хорошего. Почему их так выводили из себя убогие гроши, которые он присваивал себе, залатав шину, прочистив свечи зажигания или отремонтировав карбюратор мопеда, он никогда не понимал. Может, они предпочли бы видеть его стоящим с протянутой рукой в кассе взаимопомощи в Миддельфарте или им бы больше понравилось, если бы он ходил на воровской промысел в коттеджный поселок у пляжа Скоруп, как другие парни, с какими они вместе пили?
Он потянулся за винной бутылкой, стоящей между кроватью и ящиком пива, служившим вместо тумбочки, и проверил, не переполнилась ли бутылка за ночь, затем поднес к промежности и помочился в нее до самого верха. Обтерев руки о пододеяльник, Таге поднялся. Он уже устал от того, что эта фифа Метте Стамме жила у него, так как уборная находилась как раз позади ее комнаты в жилом доме. Здесь же, в мастерской, построенной перед домом, прогнили половицы и свистел ветер, а зима вот-вот придет, и оглянуться не успеешь.
Таге осмотрелся. Страницы из старых журналов «Раппорт»[13] с потертыми краями и голыми девушками с пятнами смазочного масла на груди. Ступицы, колеса, запчасти от мопедов лежали повсюду и подтекали, оставляя на бетонном полу въедающиеся круги и полосы от моторного масла. Нельзя сказать, что подобным жилищем гордились бы многие, но зато оно целиком принадлежало ему.
Таге протянул руку наверх и нащупал на полке пепельницу, полную недокуренных окурков. Выбрав лучший, неторопливо затянулся, пока жар не преодолел последние десять миллиметров и не придвинулся вплотную к пальцам, обожженным маслом, и вытащил окурок изо рта. Затем взял трусы, ступил на холодный пол и направился к двери. Сделав всего один шаг, он как раз мог дотянуться до почтового ящика. Это был превосходный ящик, сколоченный из досок ДСП; крышка у него была раза в два толще, словно ее приладили на заре времен.
Сначала Таге хорошенько оглядел улицу. Чтобы потом никто не явился к нему с жалобами на то, что он оказался посреди Брендерупа с отвисшим животом в заляпанных серыми пятнами трусах, – он не хотел повторения. «Узколобые бабы, которые не выносят вида мужчины в самом расцвете сил» – так он имел обыкновение называть их в беседе со своими приятелями в пивной. Его излюбленное словечко. «Узколобый». Оно звучало до одури интеллигентно.
Новое письмо, к большому удивлению, оказалось упаковано не в конверт с прозрачным окошком, какие приходили от налоговиков или из коммуны; это был самый обычный белый конверт с почтовой маркой. Такие письма он не получал уже многие годы.
Таге приосанился, как будто в этот самый момент за ним следил отправитель письма или, скорее, как будто само письмо обладало глазами и могло оценить, достоин ли получатель прочитать заключенное в нем сообщение.
Почерк был незнакомый, но зато его имя было написано изящными завитками, элегантно простертыми по бумаге, и это пришлось ему по душе.
Таге перевернул конверт и почувствовал, как адреналин немедленно хлынул в кровь. Словно влюбленный, он ощутил прилив тепла к щекам, а глаза выкатились из орбит, как у затравленного зверя. Уж от кого, а от Нэте он письма не ожидал. От Нэте Германсен, его кузины. С адресом и всеми причиндалами. От этой женщины он никогда в своей жизни не рассчитывал получить весточку. И не без оснований.
Таге сделал глубокий вдох и на мгновение задумался, не положить ли письмо обратно в ящик. Как будто ветер, ненастье или даже сам почтовый ящик был готов поглотить конверт, буквально вырвать из рук, чтобы Таге не пришлось узнать содержание письма.
Такие чувства он испытывал.
Благодаря опыту, полученному на ферме отца, старший брат Нэте, Мэдс, узнал, что, подобно остальным живым существам, люди делятся на две группы – самки и самцы. А зная это, можно было не знать больше ничего, ибо все остальное сложится само собой. Между двумя группами распределялись все тайны мира – война, семья, работа и то, что происходит внутри дома. Все сферы жизни были разделены так, что либо одна, либо другая часть человечества занималась ими.
И вот Мэдс собрал во дворе своих младших братьев, сестер и кузена, спустил штаны и показал на свой половой орган.
– Если у тебя есть такая штуковина, ты принадлежишь одному полу. А если вместо нее щель – то другому. Вот так все просто.
И братья вместе с Таге рассмеялись, после чего Нэте тоже спустила трусы, чтобы таким довольно детским способом продемонстрировать солидарность и понимание.
Особенно понравилось это Таге, так как там, откуда он приехал, переодевались всегда в темноте и, по правде сказать, он никогда толком не понимал, в чем заключается различие между мужчиной и женщиной.
Это было первое лето, проведенное мальчиком у своего дяди. Намного интереснее жарких дней в порту Ассенса и узеньких переулках, где они вместе с другими пацанами играли между нагромождениями ящиков размером с Эйфелеву башню и мечтали однажды отправиться в дальнее плавание.
Они хорошо проводили время вместе с Нэте. Близнецы тоже оказались хорошими друзьями, но Нэте все равно была лучше, несмотря на то, что на восемь лет младше его. С нею было так легко… Она смеялась, как только он задирал верхнюю губу. С готовностью участвовала в самых нелепых проделках, стоило только позвать ее.
Впервые в жизни Таге кто-то смотрел на него с восхищением, и ему это очень нравилось. Поэтому он выполнял всю тяжелую работу, какую требовали от Нэте.
Когда Мэдс и близнецы покинули небольшую ферму, девочка осталась с отцом. Летние деньки она проводила в обществе Таге, и он хорошо помнил, насколько тяжко ей пришлось. Особенно из-за периодической травли со стороны односельчан и непредсказуемого настроения отца, а также его сложного, а иногда даже несправедливого отношения.
Они с Нэте не были влюблены друг в друга, а просто были близкими друзьями. Им предстояло полностью осознать, что человечество составляют два типа людей и они порой вступают друг с другом в сложные и запутанные отношения.
Поэтому именно Таге обучил Нэте, каким образом люди размножаются; он же, быть может, сам того не желая, взял у нее всё…
Он тяжело опустился на кровать и посмотрел на бутылку, стоящую на токарном станке, размышляя, что будет лучше – хлебнуть вишневой настойки до или после прочтения письма.
Тем временем он услыхал из гостиной возню и отхаркивание своей квартирантки Метте. Как правило, подобные звуки не ассоциируются с женщиной, но он к ним уже привык. Неплохо было лежать с нею под одеялом холодным зимним днем, но представителям коммуны пришло в голову, что у них серьезные отношения, и их лишили социальной помощи.
Таге взвесил письмо на ладони и вытащил из конверта. Это был замечательный лист бумаги с цветочками, сложенный вдвое. Он ожидал снова увидеть рукописный текст, однако, развернув письмо, обнаружил, что оно четко написано на машинке. Мужчина быстро читал его, чтобы поскорее избавиться от мучений, и созрел для глотка вишневой настойки, когда дошел до места, где было написано, что она подарит ему десять миллионов, если он к определенному времени прибудет в определенное место в Копенгагене. Таге выпустил письмо из рук, и оно скользнуло на бетонный пол, при этом из конверта выпал второй листик.
