Дурной ген - Кук Робин

Арья могла понять тягу к затворничеству, но не к паранойе и не к страсти набивать свое жилище барахлом.

— Вы спросили у Эвелин Мабрай, много ли к Кере ходило гостей, в частности — любовников?

— Я скорее думал о поставщиках наркотиков, а не о любовниках, но спросить ее спросил, да. Она сказала, что раньше к мисс Якобсен кто-то приходил поздними вечерами, раз или два в неделю, обычно не в выходные, но в последнее время перестал.

— Мужчина или женщина?

— Этого она сказать не могла, потому что никогда не видела гостей, только слышала, как они приходят и иногда — как уходят.

— А как насчет воскресного вечера? — не отступала Арья. — Вы спросили, заходил ли кто-нибудь к Кере вечером в воскресенье?

— Конечно, спросил, — несколько обиженно заявил Дэвид. — Она сказала, что рано легла и ничего не слышала.

— Как думаете, полиция устроит расследование?

— Думаю, нет, — ответил он. — Детективный отдел участка даже не поставили в известность. Что тут расследовать?

«Много чего», — подумала Арья, но промолчала.

— Послушайте, — продолжил Дэвид, — полиция не хочет делать лишнюю работу, особенно ковыряться со всякими передозировками. Это же куча возни с бумажками. Вы понятия не имеете, сколько документов им приходится заполнять. — Он вручил Арье листок с записями. Та взяла его, но тут же вернула обратно.

— Доктор Монтгомери попросила нас вести расследование в тандеме, — сказала она, умышленно избегая словосочетания «под надзором»: она не собиралась терпеть ничьего надзора, тем более фельдшерского, однако хотела изобразить, будто этот надзор все-таки есть. — Как насчет вашего телефона и контактной информации полицейских, которые приехали по вызову? И адреса Керы Якобсен?

Дэвид дописал на бумажку нужные сведения.

— Хорошо, — сказала Кера, забирая ее и поднимаясь. — Я буду на связи.

Дэвид начал отвечать, но она уже петляла между столами, пробираясь к лифту.

Глава 10

8 мая, 18:42

Арья шла на север по восточной стороне Первой авеню. Справа располагалась известная и весьма загруженная работой больница Бельвью. Было почти семь вечера, и до заката еще оставалось около часа. Хотя на Арье были только хлопчатобумажная блузка, любимые джинсы и короткий медицинский халат, она ничуточки не мерзла, понимая, впрочем, что все изменится, когда сядет солнце. Небо над головой потрясало чистотой, по нему плыли всего лишь несколько пушистых облачков. Верхние части высотных домов справа купались в золотом сиянии вечерних солнечных лучей.

Выйдя из многоэтажки бюро, Арья сразу позвонила доктору Хендерсону, как тот и просил в своем сообщении. Набирая номер, она почувствовала, как пульс слегка участился. Когда с тобой выходит на связь высокое начальство, тем более в нерабочие часы, добра обычно не жди. Беспокойства добавляло и то, что Арья никогда не контактировала напрямую с главой кафедры патанатомии, хоть у нее и было множество серьезных стычек с главой интернатуры, доктором Геральдом Зубиным. Ей было прекрасно известно, что за командного игрока ее не держат, и, соответственно, с первого дня в программе интернов она балансировала на лезвии ножа. С самого начала Арья противостояла системе, отказываясь выполнять нелепые задания Давали их главным образом мужчины. уверяя, что такие задания были всегда. Арья же доказывала, что правила должны иметь смысл. Еще сильнее подрывал устои ее принцип делать как можно меньше неквалифицированной работы, особенно на первом году обучения, когда находящимся на нижних ярусах тотемного столба новичкам пытаются навязать бессмысленные обязанности, попахивающие дедовщиной. Однако, несмотря на все сложности, она удержалась и должна была меньше чем через месяц перейти на последний курс интернатуры, если, конечно, глава кафедры не ищет ее, чтобы попытаться навязать нечто иное. Однако Арья все равно не сомневалась, что сейчас справится почти с чем угодно. Не зря же она доказала, что умнее большинства всех этих авторитетных мужчин, засевших в бюро.

Но, хоть она и волновалась немного, тревога быстро испарилась, когда глава кафедры снял трубку: он с самого начала говорил любезным тоном, и беседа вышла вовсе не опасной. Вместо того чтобы гневаться, что она нарушила какое-нибудь древнее бессмысленное правило или традиции академической медицины, к примеру, не отнеслась всерьез к стажировке по судебной экспертизе, он был на диво вежлив и даже позволил себе небольшую светскую беседу о погоде, прежде чем перейти к сути дела.

— Мне бы очень хотелось поговорить с вами, лучше всего прямо сейчас, если вы свободны, — сказал завкафедрой.

Желание встретиться немедленно показалось несколько зловещим, но высказано было вовсе не обвиняющим тоном, поэтому Арья, говоря по правде, скорее заинтересовалась, чем встревожилась.

Идя мимо старого, при уемистого и обветшалого здания бюро на углу 30-й улицы, она думала о разговоре. который только что состоялся у нее с Дэвидом Голдбергом. Арья мало что узнала из него, но новая информация, которую все-таки удалось получить, подтверждала ее интуитивную догадку: неизвестного отца непременно нужно найти и выяснить, какое отношение он имеет к фатальной дозе нелегальных веществ. Лишь сегодня днем она чуть не рассмеялась над цветистой одой доктора Монтгомери о том, что судебная патологоанатомия «дает мертвым возможность рассказать свою историю». Слащавая чушь? Однако теперь Арье приходилось признать, что Кера Якобсен, похоже, на каком-то уровне общается с ней через свою мать, сказавшую, что дочь в последнее время сникла, и соседку, доложившую о поздних гостях, приходивших раз или два в неделю. Из этого следовало, что сексуальные отношения были тайными: видимо, один их участник или оба не хотели, чтобы кто-то узнал о романе. Такое положение вещей казалось несколько подозрительным само по себе и означало, что потенциальное появление малыша не радовало кого-то из родителей, а то и обоих. Исходя из опыта Арьи, в восторг не пришел таинственный отец, что привело к трагическому исходу.

Прямо за зданием бюро начинались корпуса медицинского центра Нью-Йоркского университета. Машины задним ходом пытались въехать на крытую автостоянку. Продолжая свой путь к северу, Арье пришлось протискиваться между вереницей автомобилей, прежде чем попасть в здание, где размещалась кафедра патологической анатомии. Раньше она не бывала в кабинете доктора Хендерсона, но все же знала, где его искать, потому что он располагался как раз напротив кабинета руководителя интернатуры патанатомии, куда ее так часто вызывали на ковер.

Как только Арья вышла из лифта, стало очевидно, что на кафедре уже практически никого нет. Единственными живыми людьми тут были двое уборщиков, которые деловито пылесосили ковровое покрытие и совершенно проигнорировали ее, когда она прошла мимо. Угловой кабинет доктора Хендерсона располагался в дальнем конце коридора. Дверь в приемную оказалась открыта. Арья вошла, не потрудившись как-то предупредить о себе. Правила этикета, подхалимаж перед вышестоящими — все это было не по ней. Благодаря модным розовым кожаным кроссовкам с пружинящей подошвой она двигалась совершенно бесшумно.

Остановившись в дверях, разделяющих приемную и непосредственно кабинет, и понимая, что ее не видят, Арья на некоторое время задержалась, чтобы окинуть взглядом интерьер кабинета. Тот не вызвал у нее теплых чувств, потому что напомнил кабинет отца в их особняке в Гринвиче, штат Коннектикут, с видом на пролив Лонг-Айленд. В здешней обстановке ей виделся все тот же шаблонный маскулинный настрой: темное дерево, множество книг (якобы признак интеллекта и высокого культурного уровня) и фотографии в рамках, на которых хозяин кабинета занимается различными видами спорта либо позирует со знаменитостями. Для полного сходства тут имелся даже подписанный футбольный мяч в плексигласовом футляре.

По-прежнему незамеченная, Арья переключила внимание на профиль человека за столом. Он смотрел в монитор, стоявший под таким углом, что посетителям был виден экран. Она никогда не говорила с Хендерсоном лично, но слышала его выступления на множестве ведомственных мероприятий. В качестве интерна ей приходилось посещать невероятное количество конференций, семинаров, презентаций и всевозможных собраний. Глава кафедры бывал на многих из них, часто представляя всевозможных докладчиков, особенно известных врачей или научных работников из самых престижных учреждений. Он всегда носил длинный, ослепительно-белый и сильно накрахмаленный докторский халат поверх безупречно отглаженной белой рубашки с тщательно завязанным ярким (обычно розовым) галстуком. Арья и сама отчасти была модницей, а потому этот аспект его личности ей нравился. В то же время она не могла не видеть в нем наделенную полномочиями властную фигуру из мира мужского шовинизма, поэтому оставалась настороже, невзирая на галантный разговор по телефону.