Алексей Евдокимов - Ноль-Ноль
Говорить «книжки пописываю» мне тоже не хотелось. С некоторых пор я убедился, что как ответ на вопрос о работе это зачастую собеседниками просто не воспринимается; визави же попродвинутей тут, естественным образом, представляли себе пару-тройку местных писателей: более или менее милых, более или менее нелепых дядек-тетек, за скверные гонорары публикующих в российских издательско-штамповочных концернах унылые космооперы и юмористические фэнтези.
— Да вот, — неожиданно для самого себя выдал я, — в Новую Зеландию намыливаюсь.
— В смысле? Типа в тур?
— Типа насовсем.
— А почему в Новую Зеландию? — хмыкнул Бандот. Он решил, что я стебусь. Хотя сам я не был в этом уверен.
— Во-первых, у них там народу мало: они эмигрантов не просто принимают, они их к себе зовут. Во-вторых, дальше места от всей этой помойки на Земле просто нет…
— И чего ты будешь там делать?
— По барабану. Хоть на заправке работать… Птиц киви разводить…
— Это же какая-то ненастоящая птица…
— А какая?
— Ну это… млекопитающее или чего там…
— Да не. Это утконос — млекопитающее. А киви — птица. Только без крыльев. По-моему…
— И че, разве она яйца несет?
— Ну так не видел, что ли, в магазине? Такие волосатые, зеленые внутри…
— Молодые люди… — послышалось сзади.
Я обернулся. К нам вразвалку приближались две оплывшие тетки сорока с лишним, похожие на базарных продавщиц.
— …Разрешите задать вам вопрос… — как-то не по-доброму скалилась одна из них с объемистой сумкой.
Я догадался, что это сектантки, какие-нибудь свидетельницы (соучастницы) Иеговы. Их психология (всех таких и им подобных) всегда была для меня кромешной тайной, так что о причинах, побудивших теток увидеть потенциальных рекрутов в двух молодых, малоинтеллигентного вида обалдуях, глотающих корье на скамейке в лесу, я даже задумываться не стал.
— Не-не, — говорю. — Пивом не угостим.
Впрочем, так просто их было не пронять.
— Как вы думаете — вот ваше личное мнение — почему в мире столько зла?
…Через минуту Андрюха, очумело оглядываясь на удаляющихся свидетельниц, листал красочную глянцевую брошюрку и время от времени демонстрировал мне оттуда отдельные перлы наглядной агитации. Например, плакатного дизайна картинку со страшно агрессивным крестоносцем в шлеме, воздевшим непропорционально огромный меч, и подписью: «Опасен! Точно! И служу!» (я пригляделся: кажется, все-таки не «Опасен!», а «Спасен!» …что, впрочем, не сильно меняет дело). Другая страница напоминала трэшовые комиксы: изображение в двух красках, черной и багровой — обвисшего на кресте, каким-то особо изуверским образом обезображенного тела, испускающего бурные потоки кровяхи. Подпись: «И все это я сделал ДЛЯ ТЕБЯ!»
Впечатление от сумасшедших бабищ как-то наложилось в похмельном моем мозгу на недавние унылые мысли о собственных беллетристических штудиях, и я подумал, что человек, занимающийся сейчас литературой на русском языке, напоминает сектанта. Точнее, какого-нибудь уфолога.
Ведь существует же ничтожное в процентном отношении, но немалое в абсолютных цифрах количество людей, причем совершенно не обязательно клинических психотиков, вполне всерьез воспринимающих свидетельства инопланетных посещений, если не настаивающих, что являются свидетелями сами… Причем даже я не возьмусь утверждать, что абсолютно все такие устные или документальные отчеты — бред или фальшивки. Но я никогда не стану о них всерьез говорить: просто потому, что данная область за пределами, так сказать, общественно утвержденной объективной реальности.
В прошлом месяце на Московской книжной ярмарке в одном из павильонищ ВВЦ я после часа идиотического торчания на стенде издательства пил в тамошнем кабачишке за счет Быкова (презентовавшего на том же стенде «ЖД») в типичной быковской, большой и случайной компании. Сам он, поддав, помнится, советовал мне переезжать в Москву, упирая на то, что писателю, мол, «необходима среда». Поскольку внутри- и окололитературная возня меня, слава богу, не влекла никогда, подобную аргументацию я тогда не воспринял. Ваша среда для меня враждебная, у меня своя суббота… Но теперь, вернувшись в родное болото и постеснявшись признаться аборигену в собственных занятиях, я понял, что толстый «ЖД» имел в виду.
В большой Москве, в отличие от маленькой заштатной Риги, литературных уфологов со своими шоблами, фракциями, «ОГАми» и премийками достаточно для создания друг у друга видимости того, что их профессиональная реальность объективна. Чтобы хотя бы в их компании представляться не без апломба: я-де не хрен собачий — писатель (одна моя знакомая это слово произносит с ударением исключительно на первый слог). Чтобы статусные периодические издания держали на предпоследней полосе маленькую уфологическую резервацию…
Да, в этом есть логика. Но логика сектантская, от которой меня воротит. Порочная уже хотя бы в силу априорной узости любого круга «посвященных» и, соответственно, искаженности критериев (какой только мусор, е-мое, не держат в России за литературу)…
Я размахнулся, граната темного стекла, вращаясь, перелетела тропинку и шоркнула в кустах.
— Раму посадили, знаешь? — спросил Бандот.
— Ну? Нет, не знаю. За что?
— Порезал одного чудилу.
— Насмерть?
— Нет, но почти. Розочкой по шее ширнул, тот еле жив остался.
— Розочкой? — Я только головой покачал, вскрывая новое «Терветес».
— Приколи! Он в кабаке каком-то гулял, в центре. Поцапался по пьяни. Бутылку об стол и вперед…
Е-мое, думаю. Все с катушек послетали.
— И сколько ему намотали?
— Трешник, что ли. Еще по-божески. Решили, что не в себе был.
— А че с ним случилось действительно?
Строго говоря, удивляться тут было вроде нечему. Я помню, как у Рамы с корешами повелось заруливать (уже, как правило, на рогах) в «Зеленую ворону», приличное латышское заведение, и первым делом совать бармену диск «Блатной рай» со словами: «Вот это все — три раза подряд!» «Умные лабусы, — любил рассказывать Рамин, — уходили сами… Глупые…» — и он широко ухмылялся. Когда однажды, повязав его, еле ворочающего языком, менты потребовали объяснений, за что Рама напал на потерпевшего, тот надолго задумался, потом произнес неубедительно: «Он украл у меня мобильный телефон…» Подумал еще и добавил гораздо уверенней: «И слишком громко пел караоке!»
Когда в Ригу стали летать европейские дискаунтеры и центровые пабы наполнились молодыми пьяными бриттами, за смешные, особенно по их меркам, деньги приезжающими сюда на выходные сосать дешевое местное пиво и шворить нетребовательных местных девок, туда же, в «Диккенс» и «Пэдди Виланс» повадился и Рама. В прошлом году 17 марта, в День святого Патрика, я собственными глазами наблюдал охоту Рамина на шляющихся в изобилии по Старушке ирландцев. По пьяни его заклинило на идее добыть в качестве трофея идиотскую зеленую шляпу, что напялил по случаю национального праздника каждый третий из них; на наше с пацанами предложение снять с кого-нибудь килт Рама задумался, по-моему, вполне всерьез…
Он был странным типом. Для человека, лично его не знающего, в рассказах он должен был представать агрессивным быдлом — не просто гопником, а уголовником. Например, когда Латвия вступила в Евросоюз, Рама занялся бизнесом по следующей схеме: создается фирмочка с пристойным уставным капиталом, на ее счет покупается дорогая хорошая машина — в лизинг, страхуется, выплачивается первый взнос, после чего машина угоняется собственными силами. Когда она, миновав относительно открытые границы, оказывается уже в Западной Европе, подается заявление об угоне. Ты получаешь страховку — раз. Ты продаешь машину — два…
Самое интересное, что на деле это был обаятельнейший и совершенно безобидный (в трезвом виде!) пацан. Добродушный и деликатный. При том что разнообразные его занятия то и дело вступали в напряженные отношения с УК, он ни разу не попался ни на чем серьезней кабацкой драки. Раму отличало парадоксальное — при его-то повадках — здравомыслие, безупречное умение не влезать в действительно опасные затеи и немедленно уходить из самого успешного дела, если оно начинало отдавать добротным, нешутейным криминалом. Даже в диких своих загулах, даже в абсолютно, казалось бы, невменяемом состоянии он как-то ухитрялся избегать настоящего членовредительства. Работал в нем некий предохранитель… Поэтому, узнав, что его угораздило-таки закататься по тяжкой статье, я здорово и неприятно удивился.
— Никогда, — говорю, — не слышал, чтоб у него ширмак падал… Бухал он, конечно, будь здоров, но как-то с башней у него, по-моему, все было в порядке. За психа его не держали…
— Вроде этот чудила, которого он покоцал, развел его неслабо. На бабки. И подставил еще кругом. Какая-то фирма у них была…
