Кит МакКарти - Пир плоти
— Мисс Ханнер? Соедините меня, пожалуйста, с профессором Гамильтоном-Бейли.
* * *Уортон окинула взглядом мастерскую. Это было квадратное помещение с низкими стеллажами вдоль стен, большую часть которого занимал стоявший посредине большой деревянный стол, весь покрытый пятнами и царапинами. Над стеллажами размещались полки с бутылями, ретортами, банками с краской, пестиками и мензурками. Внизу, под стеллажами, хранились бумажные мешки, большие бутыли с жидкостями и несметное количество стеклянных и плексигласовых банок самых разных форм — цилиндрических, кубических, шарообразных и даже двадцатигранных. Свободные же участки стен были сплошь увешаны анатомическими таблицами.
Уортон наморщила нос. В комнате стоял какой-то странный запах — не то чтобы неприятный, но и далеко не цветочный аромат.
Хозяин мастерской, Гудпастчер, являл собой поистине жалкое зрелище. Лицо его, и в обычное время какое-то помятое и имевшее нездоровый цвет, здесь, в безжизненном свете флюоресцентных ламп, выглядело как лицо покойника, и его кожа после бессонной ночи и всех треволнений окончательно превратилась в высохший пергамент. Глаза Гудпастчера покраснели и ввалились, да и все тело его скукожилось. Куратор трясся, вперив в Уортон затравленный взгляд.
Несчастный и испуганный, он появился в музее минут за пятнадцать до того, как в его мастерскую вошла инспектор Уортон. Сначала на куратора музея накинулся Локвуд. Его первым намерением было схватить Гудпастчера за мошонку и зашвырнуть куда подальше, но, установив его личность, Локвуд решил, что ему зачтется, если он препроводит куратора к Джонсону, который в свою очередь передал его на руки Уортон. И вот теперь они сидели на высоких табуретах возле одного из стеллажей.
Юбка Уортон туго обтягивала бедра, открывая значительную часть левого из них. Но если она хотела таким образом ввести сидевшее рядом существо, отдаленно напоминавшее мужчину, в искушение, она явно переоценила свои возможности. Гудпастчер был слишком подавлен и измотан, чтобы клевать на такие приманки.
— Чем вы занимаетесь в этой комнате?
Куратор музея удивленно посмотрел на Беверли Уортон, словно не мог понять, зачем она об этом спрашивает.
— Мы делаем здесь муляжи для музея и реставрируем их.
— Так это вы изготавливаете все эти фантастические экспонаты! У вас, наверное, необыкновенные способности.
Гудпастчер был совершенно обескуражен — может быть, потому, что не привык к похвалам, а может быть, просто не мог взять в толк, чего ради все это говорится. Какое-то время он тупо молчал, затем все-таки произнес:
— Доктор Айзенменгер сказал, что в музее покойник.
— Да, это так.
— А кто это?
— Мы полагаем, что это одна из студенток, Никки Экснер. Вы знаете ее?
Гудпастчер тут же замотал головой.
— Точно нет? Вы ответили, даже не успев подумать.
Куратор снова покачал головой:
— Я лично не знаком ни с кем из студентов.
— Сколько времени вы здесь работаете?
— Тридцать семь лет. — В ответе Гудпастчера прозвучала гордость.
— С юности?
Он кивнул с довольным видом.
— Мне сказали, что вы почти никогда не пропускаете работу.
— Да, за все это время не больше пяти раз. Не считая отпусков, разумеется.
— И надо же, такое совпадение! — сказала Уортон, будто невзначай мягко улыбнувшись.
Ее собеседник нахмурился:
— Что вы имеете в виду?
— То, что вы отсутствовали как раз в тот день, когда в музее была убита девушка.
Гудпастчер застыл с таким видом, будто Уортон прищемила ему гениталии дверью, в то время как, если судить по ее взгляду, сказанное ею было всего лишь доброй шуткой.
— Но вы ведь знаете почему! — вырвалось у него, и неизвестно, чего в этом восклицании было больше: испуга или возмущения.
— Конечно знаю, — по-прежнему улыбаясь, поспешила заверить куратора инспектор Уортон. — Я просто удивилась, какие необычные совпадения подчас случаются. Вашей жене сделалось плохо именно в ту ночь, когда произошло это ужасное событие.
Гудпастчер продолжал с подозрением глядеть на инспектора, но улыбка на ее лице стала еще лучезарнее. После секундной паузы Уортон задала следующий вопрос:
— В котором часу это с ней случилось?
— Около десяти. Она неожиданно потеряла сознание на кухне. Просто упала, не издав ни звука. Это было ужасно.
— И вы сразу вызвали «скорую»?
Он кивнул.
— Машина прибыла быстро?
— Минут через пятнадцать.
— И вы поехали с женой?
Он опять кивнул.
— В больнице «скорой помощи», наверное, долго канителятся с оформлением и приемом больных?
— Нет-нет, — тут же возразил Гудпастчер. — Они сразу осмотрели ее. Сказали, что это удар.
— Ее поместили в отделение интенсивной терапии?
Еще один кивок.
— Вы оставались с ней всю ночь? — Этот момент инспектор Уортон должна была прояснить до конца.
— Да. Она до сих пор не пришла в сознание.
— И совсем никуда не отлучались?
Поколебавшись какую-то долю секунды, Гудпастчер ответил:
— Нет, никуда.
По замешательству Гудпастчера Уортон поняла, что тот говорит неправду.
— Вы уверены, мистер Гудпастчер?
Он помолчал, затем опустил голову.
— Один раз я выходил. Минут на пятнадцать. — Он опять замолк, затем пристыженно добавил: — Я выходил покурить. Не мог выдержать. Я не курил двадцать пять лет, но тут мне просто надо было.
Мог ли он за пятнадцать минут проделать все это с Никки Экснер? Скорее всего нет, но это необходимо было еще проверить.
— Значит, вы выходили выкурить сигарету?
Он кивнул с таким виноватым видом, будто сознавался в убийстве.
— И больше за эту ночь вы не оставляли жену ни на минуту?
— Конечно. Конечно…
— Можно взглянуть на ваши ключи? От музея.
Долго искать ключи куратора не пришлось, они сами попались ему под руку, стоило сунуть ее в карман. Но когда инспектор потянулась за ключами, Гудпастчеру внезапно расхотелось отдавать их. Для него это было все равно что расстаться с частицей собственного тела.
— Мы вернем их вам, — сказала Уортон, почувствовав колебания Гудпастчера.
— Но как же я попаду в музей?
— Никак. Вы не будете ходить сюда, пока мы не разрешим.
Куратор неохотно опустил ключи на тонкую гладкую ладонь Беверли Уортон, испытывая при этом чуть ли не физическую боль.
Принимая ключи, Уортон задала следующий вопрос:
— Скажите, как можно добраться до стеклянного купола? Ведь его надо содержать в порядке, чистить. Или это делается с крыши?
Гудпастчер, лишившись ключей, казалось, окончательно потерял ориентацию в пространстве.
— Добраться? — переспросил он и снова замолк. Затем продолжил: — Там есть проход наверх. — С этими словами он указал подбородком на что-то за спиной Уортон.
Обернувшись, она впервые заметила дверь, почти полностью завешанную таблицами с изображением венозной и артериальной систем.
— Там лестница на чердак. Сам чердак используется как хранилище, и через него можно пройти к куполу.
Соскользнув с табурета, Уортон подошла к двери.
— Каплан, позовите Джонсона.
Спустя минуту появился Джонсон.
— Оставайтесь здесь и составьте компанию мистеру Гудпастчеру, — приказала она Каплану, а Джонсону бросила: — Пойдемте со мной. Дверь заперта? — спросила она Гудпастчера.
Тот покачал головой.
Возле левой руки фигуры странного джентльмена, состоявшего из одних вен, на двери была круглая ручка. Повернув ее, Уортон открыла дверь. Сразу за ее порогом начинались уходившие наверх деревянные ступени. Щелкнув электрическим выключателем, который оказался рядом на стене, Уортон убедилась, что следов крови на ступенях нет.
Только после этого инспектор начала подниматься по лестнице. Джонсон последовал за ней. Наверху обнаружилась еще одна дверь, за которой полицейских встретила темнота. Кое-как им удалось нащупать на правой стене массивный бакелитовый выключатель, с громким стуком замыкавший и размыкавший электрическую цепь. Загоревшаяся лампочка оказалась старой и тусклой, желтоватый свет, который она излучала, по мере удаления от нее таял, уступая место жавшимся по стенам теням. Но все же этот свет позволял разглядеть пространство чердака, который оказался довольно большим — не менее тридцати метров в поперечнике. Он был полностью забит разнообразными экспонатами, по большей части очень старыми; все они покоились под густым слоем пыли и обросли паутиной. Наиболее крупные прятались под чехлами и смутно вырисовывались в полутьме, словно привидения. Некоторые из них были похожи на монстров, угрожающе подкрадывавшихся из темноты. Всего тут хранилось, наверное, несколько сотен, если не тысяч, экспонатов. Однако при всем бардаке все они были пронумерованы и снабжены бирками из плотной бумаги; сделанные на них черными чернилами надписи давали необходимые пояснения.
