Родриго Кортес - Пациентка
Бергман недовольно крякнул. Он точно знал, что и колумбийцы, и итальянцы склонны трактовать происшедшее как месть противника за перестрелку в карьере. Но сам он видел, что это не так и замешана третья сторона, а потому терялся в догадках. А потом ему позвонил мэр.
— Слушай меня, Тедди, — прерывающимся от волнения голосом сказал он. — Для нас обоих будет лучше, если виновными в погроме окажутся эти пацаны.
Бергман вздохнул, он и сам это знал.
— Так что даром время не трать, — с напором продолжил мэр, — а оформляй этих троих по полной программе.
— Как вы себе это представляете? — хмыкнул Бергман. — Там и отпечатки пальцев другие, и группа крови на сейфе ни с чьей не совпадает. Я так думаю, они вообще невиновны…
— А мне плевать, кто виновен! — взвизгнул мэр. — Делай, что тебе говорят, или нам всем тут места будет мало!
Бергман досадливо крякнул. Он понимал, что по большому счету мэр прав, но переступать через себя не хотелось.
— Слушайте, дайте мне хотя бы сутки…
— Да нет у нас суток! — заорал мэр. — У нас и полусуток нет! По моим данным, и Карлос, и Винсенте уже полностью готовы к войне! Ты хоть понимаешь, что это значит?!
Бергман стиснул зубы.
— А чего вы от меня-то хотите?
— Законности в городе, черт тебя побери!
Бергман криво усмехнулся. Требовать законности и одновременно настаивать на том, чтобы мальчишек посадили… В этом было что-то безумное.
— Хорошо. Я обеспечу городу законность, — твердо пообещал он мэру. — Не более чем через сутки.
* * *Когда Джимми переступил через порог, украшенный разрастающимся фиолетовым синяком, Рональд благоразумно шмыгнул в свою комнату, а Нэнси вдруг вспомнила, что блудный муж уже второй день подряд остается без ужина.
— Ну и денек сегодня выдался, — делая вид, что между ними ничего особенного не произошло, устало произнес Джимми и настороженно повел ноздрями. Впрочем, спросить, что она умудрилась спалить, пока не рисковал. — Хорошо еще, что погромщиков сумели взять… зеленые совсем…
Сразу сообразившая, о каком погроме речь, Нэнси растерянно моргнула.
— А почему ты думаешь, что это они?
— А кто еще? — пожал плечами Джимми и сел на привычное место — за столом. — Вещдоки у них в машине нашли, деньги нашли. Да они и сами, считай, наполовину признались. Одно непонятно…
— Что? — глотнула пересохшим горлом Нэнси. — Что непонятно?
— Там, возле офиса, женщину видели. Как и возле Тальбота.
Нэнси затаила дыхание.
Джимми уверенно, вразвалочку подошел к холодильнику, заглянул, и Нэнси вдруг поняла, как долго она не видела его вот таким — успешным. И пусть эти мальчишки на самом деле ни в чем не повинны, сам факт, что Джимми причастен к их поимке, уже как бы делал его мужчиной.
— Скажи мне, Джимми, — прервала она несколько затянувшуюся тишину. — Только честно…
Джимми замер и превратился в слух.
— Чего ты все время боишься?
Нэнси видела каждое его движение: и эти мгновенно поползшие вверх брови, и эту внезапно возникшую окаменелость лица, и даже сбежавшую по виску бисеринку пота. Но пока Джимми молчал — слишком долго, чтобы суметь сделать вид, что этот вопрос к нему не относится.
— Это ты насчет Роуз? — наконец-то сумел он взять себя в руки.
— Перестань, Джимми. При чем здесь Роуз? Это насчет тебя.
Джимми прокашлялся, как бы обдумывая ответ, неторопливо прошел в холл, включил свет и замер. Он видел, что в холле чего-то не хватает, чего-то крупного, из мебели, но чего именно, сообразить не мог.
— Слушай, Нэнси, — болезненно скривился он. — Видит бог, у меня сейчас голова совсем другим занята. Давай завтра поговорим.
Нэнси оставалось лишь развести руками. Завтра так завтра.
* * *Бергман пошел на это без особого желания — мальчишек было жаль. Действительно жаль. Но сделать какой-либо обманный маневр было необходимо, а потому через пару часов после разговора с мэром он устроил местным журналистам хорошую пресс-конференцию, на которой и заявил, что все трое погромщиков задержаны, а значит, вскоре состоится суд, и закон восторжествует. Ни о страшно убитом четвертом мальчишке, ни о жуткой судьбе колумбийской проститутки Марии Перес в городе пока, слава богу, еще не знали.
Но Бергман понимал, что это — полумеры и кланы готовятся к войне. Поэтому, как только пресс-конференция завершилась, он вызвал к себе заместителей, распорядился перетащить в свой кабинет картотеку и папки с агентурными сведениями и принялся перебирать документы, определяя ключевые действия будущей широкомасштабной полицейской операции «Сеть».
Первыми и главными жертвами должна была стать мелкота — итальянские распространители наркотиков и колумбийские сутенеры и курьеры. Понятно, что надолго никого из них задержать не удастся, но Бергман справедливо рассчитывал вынудить некоторых из них дать показания на следующее звено — ступенькой выше. А главное, подобная акция должна была резко приостановить ритмичный, размеренный ход теневого бизнеса и заставить и колумбийцев, и итальянцев отвлечься от мыслей о разборках.
Да, это был «цирк», показательный номер фокусника, — вовсе не рассчитанный на полное истребление мафии и на деле призванный лишь на время переключить внимание кланов. Но Бергман знал, что если все пойдет именно так, как он задумал, то война может и не состояться. По крайней мере в ближайшие год, а то и два.
— Школьников брать будем? — стремительно сортируя списки будущих задержанных, осторожно поинтересовался один из заместителей.
Бергман задумался. Часть старшеклассников — человек восемь-десять давно ходили под итальянцами. Понятно, что доказать это будет сложновато, но припугнуть всех их стоило — пусть и на время.
— Позвони директору школы, — распорядился он. — Пусть подготовит личные дела всех, кто хоть как-то замечен в связях или имеет отношение к конфликтам с ними.
* * *На следующий день, в первый день весенних школьных каникул Нэнси пригласил к себе директор школы мистер Джон Кейси.
— Вы в курсе, что ваш сын устроил вчера драку с Рикардо Маньяни? — сразу перешел к делу директор.
Нэнси вспомнила огромный лиловый синяк на оба глаза, с которым вернулся из школьного парка Джимми, и счастливо улыбнулась.
— В общем, да.
— И вас это не тревожит? — заметил ее настроение директор.
— Совершенно, — еще шире улыбнулась Нэнси. — Я уверена, что мой сын отстаивал справедливость. А по этим вашим братьям Маньяни давно уже все исправительные учреждения тоскуют.
— Но драку-то затеял ваш сын… — резонно заметил директор.
— Ну и что? — пожала плечами Нэнси. — Когда я училась в школе, у нас все время кто-нибудь дрался.
Мистер Кейси досадливо поморщился.
— Когда вы учились в школе, миссис Дженкинс, у директоров не было многоуровневой балльной системы оценок эффективности обучения и воспитания.
Улыбка Нэнси сразу сошла на нет. В этой жутковатой фразе явно чувствовался какой-то подвох.
— И что?
Мистер Кейси подошел к высокому, до потолка, стеллажу и не без труда вытащил толстенную светло-коричневую картонную папку.
— Это — личное дело вашего сына. Не желаете ознакомиться?
Нэнси пожала плечами и пододвинула папку к себе. Открыла, принялась листать… большей частью это были обычные доносы — первый симптом полного поражения системы образования.
— И что теперь? — настороженно поинтересовалась она.
— Пока ничего, — развел руками директор, — но все идет к тому, что ваш сын — заметьте, сын полицейского — не сможет учиться в нашей школе.
— То есть? — удивилась Нэнси.
Директор самодовольно улыбнулся и прошелся по кабинету.
— А вы думаете, Бергман за просто так дела всех проблемных учеников у меня затребовал? Причем невзирая на положение родителей…
— Бергман? — обомлела Нэнси. — А зачем ему эти дела?
Директор приостановился перед ней и с лживой печалью во взгляде вздохнул.
— Ах, миссис Дженкинс, у нас в школе после этого выстрела все вверх дном перевернулось!
Нэнси прикусила губу. Она совершенно не рассчитывала, что ее выстрел в Тальбота обернется против ее сына. Но и неправой себя отнюдь не считала.
— Дожили! — пробормотал директор. — Наркотики, рок, порнография! Если так пойдет, скоро ученики в преподавателей начнут стрелять! — он приосанился. — Если мы, конечно, не примем вовремя свои меры.
Он снова стал ходить по кабинету и что-то говорить, а Нэнси следила за его перемещениями взглядом и думала. Она видела, что за лживой заботливостью директора лежит самый обыкновенный страх за свое положение — тот самый страх, о котором ей говорил чертов Левадовски, и тот самый глубоко запрятанный страх, которому директор так и не в силах посмотреть в глаза. Пожалуй, только поэтому он и пытается запугать других.
