Александр Гера - Набат-3
— Видел я Лаптева, — кивнул Мастачный. — Только он не из тех людей, кто раскалывается.
— Альберт Васильевич, вы должны знать людей, которые любые орешки раскалывают, — намекнул Яков. — Дискета моя, Лаптев — ваш, идет?
Альберт Васильевич без слов протянул руку Якову. Ладошка у того была потной даже в сухости горячей сауны.
— Что мы все о делах, о делах! — высвободил руку Альберт Васильевич. — А не развлечься ли умным людям?
— Я готов, Альберт, — стал на одну доску с Мастачным Яков.
Альберта Васильевича знатно покоробило такое амикошонство, но в данном случае пришлось сказать себе: молчи, грусть, молчи.
— Сейчас определим готовность, усмехнулся он и хлопнул в ладоши: — Люди!
Явились люди. Зинка и Люция. Свою личную Виолу, как знал, не взял. Люди явились голяком.
— Ноже мой! — восхитился Яков. — Какие люди! В других местах такие брали бы по пятьсот баксов за сеанс.
Якову крупно повезло на халяву.
Альберт Васильевич распорядился:
— Обслужить сего мужа по классу люкс, чтобы голос его стал тихим и проникновенным. Готовность номер один, Яков…
И тотчас замотался в простыню. Хоровых спевок Альберт Васильевич не терпел. Да планчик с Лаптевым следует обдумать одному: вдруг появятся дополнительные вопросы?
Пока Яков млел в опытных руках массажисток. Альберт Васильевич обсосал планчик. Лаптев, как он уже понял, не тот мягкий фрукт, какой можно изрезать на закуску и выжать как лимон. Для подобных случаев папайя свел его с главарем боевиков Геной Крокодилом. Бывший спортсмен, уходя в запас, избрал для себя вечно кормящую специальность: воровали на Руси и воровать будут, грабили таких на Руси и грабить будут. Ятя начала он сколотил команду робингудов из прежних партнеров, деятельно помог им организовать собственные дела, куда входил на правах учредителя, имея постоянную отстежку. Робингудство прекратилось, едва ФСБ и милиция взялись отлавливать вольных стрелков с пристрастием, и надо ли рисковать собственной шкурой, если подросли молодые и задиристые, лишенные уважения к опыту старших, которые зарились на накопленное благополучие, а норой и скалились, требуя дележа? Он постепенно отстранился от активных дел, по первой просьбе трудящихся не спешил на разборки, выбирая для своей команды, дело, но не дельце.
Конечно, альтруистом он не стал и свою половину брал, но доля от пятисот баксов и пятисот тысяч разницу имеет, и последняя отливает весомым звуком, как папаша-колокол на высокой и прочной звоннице. Поэтому просьбу сынка Мастачного о встрече он сразу не принял, а постарался побольше узнать о его последних подвигах. Поджог ларьков в Подмосковье затрагивал его косвенно: подставилась его команда, которую отстреляли баркаши, выплатив ему компенсацию за моральный и материальный ущерб. Много, мало ли, но баркаши отвалили ему десять миллионов новыми деревянными. Половину он по закону отдач увечным и семьям погибших, остальное пошло ему и в общак.
И вот погорелец Мастачный-младший ищет с ним встречи. Навели справки там-сям, убедились: Мастачный не требует компенсации, а сулит дело покруче ларьковых прибылей.
— Ладно, — согласился Гена Крокодил, выслушав доверенное лицо из своих. — Готовь встречу. А нет ли сигналов, что сын Мастачного собирается выехать за рубеж? Отдохнуть или, возможно, совсем?
— У него три особняка: в Австрии, Швейцарии и Англии, — отвечал Крокодилов знаток чужих дел. — Из Швейцарии и Англию переведена значительная сумма — сто тысяч долларов — на счет реставрационной строительной фирмы.
— Это хорошо, — кивнул Гена Крокодил. — Сынок собирается осесть в Англии основательно. Значит, и дело предложит основательное. Готовь встречу.
2 — 8
Предложение Мастачного-младшего пришлось по душе Геннадию. Чем хорошо забирать у воров, но не частных, а государственных? Они не вправе призывать на защиту закон и надеяться на сочувствие окружающих. При Ельцине перефразировали крылатую фразу о трагедии и статистике, которая зазвучала в уродливом обществе вполне законно: голодный обморок школьника — это трагедия, убийство банкира статистика. А тут Крокодилу предложили поучаствовать в грабеже самой беззастенчивой воровской семейки — какая робингудовская душа откажется?
Для успеха предприятия надо склеить две половинки ключа. Одна есть, другую следует изъять. У кого?
— Давайте сначала заключим соглашение, а потом все остальное, — дипломатично предложил тертый Альберт Васильевич Гене Крокодилу.
Он впервые видел так близко представителя теневой власти и даже, как поведал ему Лупов, вора в законе. Прежде Альберт Васильевич полагал, что это диковатые мужики, неотесанные недотепы с пальцами веером, которые нынче запросто встречаются на Майами, в дорогих отелях Цюриха и Нью-Йорка; их головы не забиты университетскими премудростями и знанием этикета; они разъезжают на доросших машинах, содержат фотомоделей и делают из безголосых певичек старлеток и шоу-звезд; они отстраивают дворцы и засаживают гектары своей территории соснами десятилетками. Они казались Альберту Васильевичу инопланетянами, сошедшими на землю по воле злого рока, с ними приходится мириться и желательно не знать вовсе.
Гена Крокодил порядком поколебал мнение Альберта Васильевича. Да, ему в свое время пришлось оставить спорт и сделать две ходки в зону, вместе имел десять лет отсидки. В зоне он окончил среднюю школу, выучил английский и, к особому удивлению Мастачного-младшего, — японский. Почему японский? Атак захотелось. Геннадий начитан, знаком с шедеврами мировой литературы, но больше всего любит «Осенний свет» Гарднера и «Однажды орел» Майера. У него коллекция из десяти тысяч пластинок, где собрана классическая музыка, уходящая не понятой молодежью из-за потери духовности.
Он принимал Альберта Васильевича в своей городской квартире, картинно и со вкусом одетый в японское хаори из тончайшего шелка, расшитое фиолетовыми драконами по черному полю. Наряд сочетался с обстановкой гостиной — с напольными китайскими вазами, с ширмами-седзи и образцами каллиграфии на стенах.
Пока деловой разговор не начался, Альберт Васильевич узнал многое о вкусах собеседника и решился задать вопрос:
— Простите, Геннадий…
Глебович, — насмешливо подсказал хозяин.
— Геннадий Глебович, никак не ожидал…
— Увидеть вора в законе со вкусами образованного человека, — подсказал Геннадий.
— Именно, виновато согласился Альберт Васильевич.
— А чему удивляться? Я стал вором, чтобы иметь доступ к культуре, а вас папа с мамой учили музыке и заставляли читать книжки, чтобы вы не стали вором, но вы им стали.
Ну что вы, — смутился Альберт Васильевич прямоте своего оппонента. — Я честный коммерсант.
— Не скромничайте, — остановил его Крокодил. — Кормить соотечественников осетриной третьей свежести и сосисками из Дании, которые даже кошки из голодной Африки не едят, — воровство. Поставлять в продажу водку из метилового спирта — это государственное преступление. И чего вам отпираться, господин честный коммерсант? Ваши родители взрастили динозавра, в маленькой головке которого не удержались подлинные ценности, а мне пришлось брать их с боем.
Альберт Васильевич, не готовый к тактике ведения переговоров у воров в законе, опешил, но, превозмогая стыд, ответил:
— Можно подумать, вы честно трудитесь на фабрике, выпускающей мотыги для чистых арыков.
Крокодил рассмеялся. Собеседник не без юмора защищается в позе просителя, следует помочь ему.
— Не обижайтесь. Все мы воры, все мы человеки. А если бы мне подобные не облагали данью вам подобных, Россия могла выродиться уже при Горбачеве. А она живет при динозавре Ельцине и в ус не дует. Санитария, Альберт Васильевич, на яд тотчас вырабатывается противоядие. А думаете, легко стать вором в законе?
Я в чужую епархию не вторгаюсь и ничего не смыслю в вашей, — честно ответил Альберт Васильевич.
— Какая там епархия? Мозги нужны, организаторские способности. Бывают законники и в двадцать с небольшим лет, и бойцы с седой головой. Когда человеку дано от Бога, он не превратится в слизь, проходя чистку в зоне.
Я, кстати, не ворую — такой же коммерсант, как и вы, но чистоплотней.
— Милиции этого не преподашь.
Согласен! — опять рассмеялся Крокодил. По если бы только менты занимались нами. За нас взялась правящая мафия, бездарные арапчата президента, все эти Лившицы, ливенбуки и барабашки. Мы для них последний редут. Уничтожат его, и с Россией покончено. У нас деньги, дисциплина и желание жить и работать здесь. Нам делать нечего за бугром, а нынешним коллаборантам у власти безразлично, где жить, кому служить, лишь бы не пахло паленым. Запах паленого чувствуете? — оставался насмешливым Крокодил.
