Грегори Робертс - Шантарам
— Я прикончу их? — спросил он. Лицо его было тверже, чем что-либо иное вокруг.
— Нет.
— Нет? — выдохнул он, не отрывая глаз от Раджана. — Посмотри на себя. Посмотри, что они с тобой сделали. Ты должен пристрелить их, Лин.
— Нет.
— И ты не хочешь даже изувечить их?
— Нет.
— Оставлять их в живых опасно. Они слишком ненавидят тебя.
— Пускай, — буркнул я.
— Может быть, ты убьешь хотя бы одного из них, non?
— Нет.
— Хорошо. Тогда я за тебя застрелю их.
— Нет, — опять повторил я. Я был благодарен ему вдвойне — за то, что он появился вовремя, чтобы не дать им убить меня, но еще больше за то, что он не дал мне убить их. Волны расслабляющего облегчения захлестывали меня, вымывая из моего раскаленного до кровавой красноты сознания остатки гнева и ярости. Последняя улыбка стыда вспыхнула и погасла у меня в глазах. — Я не хочу убивать их. И не хочу, чтобы ты убивал. Я вообще не собирался драться с ними — мне пришлось, потому что они сами напали на меня. Они всего лишь защищают ее. И я поступил бы так же на их месте, если бы любил ее. Они ничего не имеют против меня лично. Им до меня нет дела, они думают только о ней. Так что оставь их в покое.
— А что делать с ней?
— Ты был прав, — ответил я спокойно. — С ней покончено. Это труп. Мне надо было послушаться твоего совета и не ходить сюда. Просто… я хотел убедиться.
Я прикрыл рукой пистолет, который держал Дидье. Раджан передернулся и пригнулся, ожидая выстрела. Его брат, скуля от боли, стал отползать от нас вдоль стены. Я медленно опустил руку Дидье, пока пистолет не уставился дулом в пол. Раджан встретился со мной взглядом. В его глазах было удивление, страх сменился облегчением. Посмотрев на меня еще какой-то момент, он заковылял к своему брату.
Я развернулся и, пройдя тем же потайным коридором, вышел к обугленной лестнице. Дидье следовал за мной.
— С меня бутылка, Дидье, — ухмыльнулся я.
— Само собой, — отозвался он, и тут ступеньки обрушились под нами, и мы полетели вместе с обломками дерева, пока не оказались этажом ниже.
Задыхаясь и кашляя в облаке пыли и пепла, я выкарабкался из-под Дидье и сел, привалившись спиной к стене. Шея у меня болела и не ворочалась, рука, на которую я упал, была растянута. В остальном все, вроде бы, было цело. Дидье, приземлившийся на меня, стонал и глухо ворчал.
— Неплохо полетали, — сказал я. — Ты как, в порядке?
— Теперь я уж точно вернусь и пристрелю ее, — пробормотал он.
Смеясь и прихрамывая, мы выбрались из руин Дворца и еще долго не могли успокоиться, отмываясь в ванной Дидье от грязи и залечивая раны. Дидье дал мне чистую рубашку и брюки. В его гардеробе имелась уйма модных и ярких тряпок, что было удивительно для человека, проводившего каждый вечер в «Леопольде» в своей замызганной и неприглядной униформе. Он объяснил, что эта одежда была по большей части оставлена его любовниками, которые так и не удосужились взять ее. Я сразу вспомнил, как Карла давала мне костюм своего бывшего любовника. Мы вернулись в «Леопольд», заказали обильную закуску и продолжали веселиться. Дидье рассказывал о своих последних романтических злоключениях. В это время в дверях ресторана появился Викрам и, увидев меня, раскинул руки.
— Лин!
— Викрам!
Я поднялся, он налетел на меня и облапил. Держа меня за плечи, он окинул меня критическим взором и нахмурился при виде моей исполосованной физиономии.
— Блин! Кто тебя так отделал, старик? — спросил он. На нем был, как всегда, черный костюм в ковбойском стиле, но намного скромнее, чем прежде. Тут явно поработала Летти, и результаты выглядели очень достойно, но я с удовлетворением отметил, что шляпа по-прежнему висит на шнурке у него за спиной.
— Видел бы тех двоих! — отозвался я, бросив взгляд на Дидье.
— Почему же ты не сообщил мне, что вернулся?
— Я приехал только сегодня и должен был уладить кое-какие формальности. А как Летти?
— Цветет и пахнет, йаар, — жизнерадостно откликнулся он, присаживаясь за наш столик. — Занялась этим мульти-хрено-медийным проектом вместе с Карлой и ее новым бойфрендом. Начали они, надо сказать, многообещающее.
Я посмотрел на Дидье. Тот индифферентно пожал плечами, снимая с себя ответственность, и состроил зверскую рожу Викраму.
— Черт! Прости, старик! — воскликнул Викрам в замешательстве. — Я думал, ты знаешь. Я думал, Дидье уже рассказал тебе, йаар.
— Карла вернулась в Бомбей, — объяснил Дидье, утихомирив Викрама еще одним гневным взглядом. — У нее появился новый друг — бойфренд, по ее собственному выражению. Его имя Ранджит, но он предпочитает, чтобы его называли Джит.
— Неплохой парень, Лин. Думаю, он тебе понравится, — добавил Викрам, ободряюще улыбаясь.
— Ну знаешь, Викрам… — скривился Дидье.
— Все в порядке, друзья, — улыбнулся я им обоим и сделал знак официанту, чтобы он принес нам новую бутылку. Когда она была доставлена и мы разлили алкоголь по стаканам, я поднял свой и провозгласил тост:
— За Карлу! Да родятся у нее десять дочерей, и пусть все они найдут достойных женихов.
— За Карлу! — присоединились к тосту Дидье с Викрамом и, сдвинув стаканы, мы опустошили их.
Мы провозгласили уже третий тост — за любимую собачку Ранджита, — когда в шумной и беззаботной ресторанной обстановке вдруг появился Махмуд Мелбаф, из чьих глаз на меня глянула война на пустынной снежной вершине. Я поднялся навстречу ему.
— Что с тобой случилось? — тут же спросил он, глядя на мои свежие порезы.
— Да так, ерунда, — улыбнулся я.
— Кто это сделал? — настаивал он.
— Кое-какие разборки с прислужниками мадам Жу, — объяснил я, и он успокоился. — А ты с чем пожаловал?
— Назир сказал, что ты будешь скорее всего здесь, — прошептал он, озабоченно хмурясь. — Очень хорошо, что я тебя нашел. Назир велел тебе передать, чтобы ты несколько дней никуда не ходил и ничем не занимался. Разгорелась война между группировками. Борьба за власть после смерти Кадера. Так что не посещай пока никаких мест, связанных с нашим бизнесом. Это небезопасно.
— А почему так внезапно?
— Предатель Гани мертв, — ответил Махмуд ровным тоном, но глаза его смотрели жестко и решительно. — И его люди тоже.
— Гани?!
— Да. У тебя есть деньги?
— Да, конечно, — ответил я, думая об Абдуле Гани: «Он ведь из Пакистана. Наверное, в этом все дело. Очевидно, это он был связан с пакистанской тайной полицией. Ну да, конечно. Это он подстроил так, что нас чуть не схватили в Карачи. Это о нем говорил Халед в ночь перед сражением — об Абдуле Гани, а не об Абдулле…»
— У тебя есть надежное место, где ты можешь пересидеть?
— Место? Да, есть.
— Это хорошо, — сказал он, с чувством пожимая мне руку. — В таком случае встретимся здесь же через три дня, в час, иншалла.
— Иншалла, — ответил я, и он вышел, ступая гордо и уверенно, с высоко поднятой красивой головой.
Я сел за столик, стараясь не смотреть в глаза друзьям, пока не почувствовал, что страх в моих собственных улегся.
— Что-то случилось? — спросил Дидье.
— Да так, ничего особенного, — соврал я с напускным безразличием. Я поднял свой стакан. — Так на чем мы остановились?
— На собачке Ранджита, — ухмыльнулся Викрам. — Но мне хотелось бы также включить в этот тост его лошадь, если вы не против.
— Но ведь мы не знаем, может, у него нет лошади, — возразил Дидье.
— Про собачку мы тоже не знаем, но пьем за нее. Итак, за собачку Ранджита!
— За собачку Ранджита! — присоединились к тосту мы с Дидье.
— И за его лошадь! — добавил Викрам. — И за лошадь его соседа.
— За лошадь соседа!
— И вообще за всех лошадей!
— И за всех любовников! — провозгласил Дидье.
— За всех… любовников, — повторил я.
Но внезапно я почувствовал, что во мне самом любовь по какой-то причине и каким-то непонятным образом умерла. Я ощущал это очень отчетливо. Мое чувство к Карле не исчезло. Оно до сих пор со мной. Но ревности к незнакомцу по имени Ранджит, которая раньше непременно охватила бы меня, я не испытывал. Никакой злобы к нему, никакой обиды на Карлу. Сидя с друзьями в ресторане, я ничего не чувствовал, во мне была пустота, словно война, потеря Кадербхая и Халеда, встреча с мадам Жу и драка с ее телохранителями-близнецами впрыснули мне в сердце анестезирующее средство.
Боли в связи с предательством Абдула Гани я тоже не ощущал, это было, скорее, какое-то трепетное изумление — других слов я не могу подобрать — и под ним глухо пульсирующий фаталистический страх. Ибо уже тогда кровавое будущее, на которое нас обрекло его предательство, начало проникать в нашу жизнь, как неожиданное цветение погибшей от засухи красной розы, упавшей на бесплодную каменистую землю.
