Роберт Годдард - Нет числа дням
— Боже правый! — прошептал Эндрю. — Ты видишь то же, что и я?
— Боюсь, что да.
— Отойди. — Эндрю бросил кувалду и схватился за лом. — Сейчас узнаем наверняка.
Он подсунул лом под край плиты и приподнял. Захрустел, рассыпаясь, цемент. Ник вытянул голову над плечом брата и посветил в отверстие.
Там, прямо над ребрами, скалился череп, без сомнения, человечий, а вездесущие мошки вились над костями и остатками плоти.
Но не они заставили Ника сдавленно всхлипнуть: «О Господи!» Над левой глазницей черепа зияла большая неровная дырка. Похоже, покойник, кем бы он ни был, покинул этот мир не по собственной воле.
Глава девятая
Тело захоронили тщательно, даже с почтением — судя по тому, что стенки углубления были обшиты досками. Выкопать под полом примитивную дыру было бы проще и быстрее. Однако им открылось настоящее тайное погребение, что делало находку еще более загадочной.
Ник и Эндрю накрыли разбитую плиту найденным в гараже куском брезента и водрузили стеллаж на старое место. Тихо вышли из погреба и закрыли за собой дверь.
— Отец врезал замок только для того, чтобы мы с Бэзилом не лазили в погреб и не били бутылки, — пробормотал Ник, чтобы разогнать гнетущую тишину. — Там нечего было прятать.
Эндрю отозвался не сразу. Он вернулся в гостиную, подкинул в камин полено и налил два стакана виски. Отхлебнул из своего и привалился к каминной полке, где красовалась позолоченная рамка с фотографией родителей. Снимок сделали в 1989-м, на рубиновой свадьбе, отец и мать старательно изображали идеальную пожилую пару на фоне фамильного сельского дома.
— Думаешь, это уже тогда там лежало? — спросил Эндрю, постукивая по фотографии. — Как считаешь, мама знала?..
— Вряд ли.
— Такое трудно не заметить. Труп в погребе. Не говоря уж о том, как этот бедолага стал трупом.
— Мы не в силах догадаться, что случилось давным-давно.
— Зато мы в силах догадаться, отчего он погиб. От дыры в черепушке. И вряд ли он получил ее по чистой случайности.
— Я не патологоанатом, Эндрю. Ты тоже. Мы даже не можем установить, мужчина это или женщина.
— А мошки откуда взялись? Как они туда попали?
— Я и в энтомологи не записывался. В погребе спрятаны человеческие останки. Вот все, что мы можем сказать точно.
— Не все. Мы знаем, что о подобных происшествиях положено докладывать в полицию. Они привезут с собой эксперта. Он установит пол, возраст, причину смерти, примерную дату — все.
— Совершенно верно.
— И мы доложим?
— Думаю, да.
— Серьезно? — Эндрю оттолкнулся от камина и рухнул в кресло напротив Ника. — А если подумать? Полицейские обыщут не только дом. Они начнут копаться в отцовском прошлом — нашем прошлом. Кем бы он ни был, этот мистер Скелет, кто-то же его прикончил? И на кого подумает полиция? Я вариантов не вижу: отец — первый подозреваемый. А за ним — мы. Не удивлюсь, если нас возьмут на заметку как возможных преступников.
— Ерунда. Мы не стали бы откапывать тело и вызывать полицию, будь мы убийцами.
— Уверен? Даже если вспомнить о кругленькой сумме, предложенной Тантрисом? Очнись, Ник. Они заглянут во все углы, уцепятся за любую версию. А там и журналисты подоспеют. Не успеешь сказать: «Без комментариев», они уже выдернут из архивов и заново распишут твои пять минут славы в Кембридже.
— Быть не может.
Произнося эти слова, Ник уже понимал, что Эндрю прав. Такую шумиху поднимут — не отвяжешься.
— Ну ладно. Возможно, так все и будет. Но…
— А как же Тантрис? Богатого зануду могут спугнуть заголовки газет, пестрящие словом «убийство». А полицейское расследование наверняка задержит сделку. Или вообще сорвет.
— Да, наверное. Но где же выход, Эндрю?
— Мы можем… — Эндрю подался вперед и понизил голос, хотя вряд ли объяснил бы, кто мог их подслушивать. — Мы можем снова зарыть его. Притвориться, что и не находили.
— И оставить это сокровище Тантрису?
— Да.
— Тогда в полицию позвонят его люди.
— Ага, но мы-то уже получим денежки.
— Так ведь нам будет только хуже, если полицейские заметят, что пол в погребе недавно вскрывали — а они скорее всего заметят.
— Ты прав. — Эндрю в раздражении забарабанил по ручке кресла. — Выкрутиться будет непросто. Нашего отца запишут в преступники. Да так оно скорее всего и есть, хотя кого он убил и за что, мы не имеем ни малейшего понятия.
— А кто сказал, что это было убийство? А если самозащита?
— Предположим. Я с удовольствием в это поверю. А законники? Сомневаюсь. Они выволокут на свет божий гораздо больше грязного белья, чем мы в состоянии себе представить. И все это продлится не один месяц, а то и не один год. И до истины они могут так и не докопаться. Много ли улик таит в себе груда костей? Нераскрытое убийство зависнет над нашей семьей на веки вечные. Возможно, отец пытался… — Эндрю осекся и нахмурился. — Погоди. Так вот почему он изменил завещание?
— Может быть, — согласился Ник и тут же застыл, пораженный собственной догадкой. — И именно поэтому отказывался продавать дом.
— Точно. Он не мог продать его ни при каких условиях, сколько б ему ни предлагали. Особенно человеку, который собирался обыскать все здание. И разговор про то, что он единственный знает, как для нас будет лучше, отец завел, чтобы спасти свою шкуру.
— Предложение Тантриса, должно быть, показалось ему громом среди ясного неба.
— Не таким страшным, как наша находка — для нас. Отец-то знал про тело. Сам его туда и замуровал и думал, что оно там и останется. И вдруг слышит, что мы можем этому помешать, что собрались продавать дом Тантрису, а тот наверняка обнаружит труп. Ему не хотелось прослыть убийцей. Отец всегда пекся о собственной репутации.
— Может быть, он пекся о нас…
— И потому лишил наследства? Милое предположение, Ник. Нет, мы тут ни при чем. Он думал только о себе.
— Если ты прав…
— Разумеется, я прав.
— Итак, если ты прав, отец был уверен, что кузен Димитрий дом не продаст. Иначе не было бы никакого смысла переписывать завещание.
— И верно. Димитрий не продаст. А почему?
— Мне на ум приходит один-единственный ответ. Димитрий знает про тело.
— Черт побери…
— Может быть, даже помогал его прятать.
— О Господи! — Эндрю откинулся на спинку кресла. — Что же это за Димитрий такой?
— Понятия не имею, — пожал плечами Ник.
— И что мы с ним будем делать?
— А что мы можем сделать? Мы даже не можем рассказать о нем полиции, если не хотим проговориться о сожженном завещании, — вздохнул Ник. — Завещании, которое могло бы стать серьезной уликой в деле об убийстве.
— А мы его — в камин.
— Ага.
— Верней, не мы, а я.
— Так все же были согласны.
— Спасибо, Ник.
— За что? Это же правда.
Самая настоящая правда, хотят они того или нет. Каждый поступок имеет свои последствия, и не все из них можно предсказать.
— Мы ведь думали, без него будет лучше.
— А так и есть. — Эндрю снова подался вперед, глаза его заблестели. — Знаешь, Ник, это ведь все равно: пойдем мы в полицию сами или ее вызовет Тантрис. Нас и так и этак поимеют.
— Нет-нет. Самим — менее рискованно.
— А как насчет сделки? Если Тантрис испугается, где мы найдем другого покупателя? Убийства хороши для продажи газет, а не домов. Мне очень нужны эти деньги, Ник. Тебе — не знаю. Бэзилу — наверное, нет. А мне нужны. И я без борьбы не сдамся. И потому говорю тебе — я не стану рисковать, вызывая полицию.
— Но мы же не можем просто забыть о том, что лежит под полом в погребе!
— А я и не предлагаю.
— Тогда что ты предлагаешь?
— Вытащить тело. И спрятать где-нибудь еще.
— Спрятать?
— В Корнуолле полным-полно заброшенных шахт.
— Шутишь?
— Нисколько. Вдвоем мы легко справимся. Покойник истлел до костей и почти ничего не весит. Эти пустые шахты — опасное место. Одна пару лет назад провалилась прямо под автомобильной стоянкой. Там никто и не ходит.
— Неужели ты серьезно?
— Абсолютно серьезно. Что случится, если скелет обнаружат, скажем, через год? Никому и в голову не придет подумать на нас.
— Если только никто не заметит, как мы его туда сбросили.
— Не заметит. Ради Бога, Ник, о чем ты говоришь? На болотах, в темноте. Шанс быть замеченными — один к тысяче. Сам подумай — сколько я бегал за гигантскими кошками и хоть бы одну увидел!
Ник фыркнул — неожиданно даже для самого себя.
— Что смешного?
— Прости, я… помнишь, что сказал о больших кошках отец? «Скелет — вот что тебе необходимо. Реальное доказательство». Вот теперь он у нас и есть. Реальней некуда.
— Узнаю отцовское чувство юмора.
