Роберт Сойер - Вычисление Бога
Я покачал головой; мне казалось, что можно было сказать нечто получше, чем старую сказочку на тему «а дальше вниз идут одни черепахи».
— Даже если так, — сказал я, нахмурившись, — всё это не позволяет разрешить вопрос, существует ли Бог или нет. Ты всего лишь отдаляешься от создания жизни ещё на один шаг. Каким образом возникла жизнь в предыдущей вселенной? Если ты не можешь этого объяснить, ты не можешь объяснить ничего.
— Не верю, что это существо — наш Бог — когда-либо был живым, — сказал Холлус. — В смысле, был биологическим организмом. Подозреваю, что наша Вселенная — первая, в которой вообще возникли биология и эволюция.
— Но что же это тогда, этот Бог-существо?
— Здесь у вас мне не доводилось видеть свидетельств того, что вы создали искусственный интеллект.
Это замечание показалось мне отвлечённым, но я кивнул:
— Да, пока что не создали. Но над этим многие работают.
— У нас есть машины, осознающие себя. Одна из них — наш межзвёздный корабль, «Мерелкас». Но мы обнаружили вот что: интеллект имеет свойство появляться внезапно — он сам собой возникает в организованных системах достаточной сложности. Подозреваю, что это существо, которое является Богом нашей Вселенной, — оно было интеллектом без телесного воплощения, возникшее в случайных флуктуациях предыдущей, добиологической вселенной. Верю, что это существо, существующее в полном одиночестве, поставило своей целью, чтобы следующая вселенная имела независимую от него, самовоспроизводящуюся жизнь. Кажется совершенно невероятным, что жизнь могла бы зародиться сама по себе в любой случайно возникшей вселенной. Достаточной же для развития сознания сложности локализованная матрица пространства-времени, с приличными шансами, могла возникнуть сама по себе всего за несколько миллиардов лет квантовых флуктуаций, особенно в совершенно другой вселенной — в особенности такой, в которой все пять фундаментальных взаимодействий имеют менее яркую разницу относительных сил.
Холлус ненадолго умолк, а затем продолжил:
— Предположение о том, что нашу Вселенную создал учёный, объяснило бы давнюю философскую проблему — почему Вселенная поддаётся научному познанию? Почему абстракции форхильнорцев и землян — такие как математика, индукция, эстетика — применимы к природе реальности. Наша Вселенная научно познаваема, потому что её создал невероятно продвинутый интеллект, который пользовался научным подходом.
Мысль о том, что разум мог возникнуть куда проще, чем сама жизнь, меня ошеломила — и всё же у нас до сих пор не было подходящего определения интеллекта; каждый раз, когда компьютеру вроде как удавалось его обрести, мы просто-напросто говорили, что имели в виду нечто другое.
— Бог-учёный, — сказал я, пробуя мысль на вкус. — Ну, думаю, достаточно продвинутая технология неотличима от магии.
— В точку! — живо откликнулся Холлус. — Эту фразу стоило бы записать.
— Не думаю, что её придумал я. Но твоё предположение и остаётся тем же, что и есть — предположением. Оно не доказывает существования Бога.
Холлус покачал телом:
— И какое же свидетельство могло бы тебя убедить?
Некоторое время о обдумывал ответ, а затем пожал плечами:
— Дымящийся ствол, — сказал я.
Холлус раздвинул глаза на максимальное удаление:
— Что?
— Мой любимый жанр в художественной литературе — детективы об убийствах, и…
— Меня изумляет, что люди находят удовольствие в чтении об убийствах, — вставил Холлус.
— Нет, нет! — возразил я. — Ты не так понял. Нам не нравится читать об убийствах; нам нравится читать о справедливости — когда преступника, неважно насколько умного, изобличают в содеянном. И самое прямое, лучшее доказательство в случае убийства — узнать, что у подозреваемого в руках дымящийся пистолет, что он действительно держит в руках орудие преступления.
— А, — сказал Холлус.
— Дымящийся ствол — неопровержимая улика. И я хочу увидеть именно её — доказательство, которое невозможно оспорить.
— Нет неопровержимого доказательства Большого взрыва, — заметил Холлус. — Нет доказательства эволюции. И всё же ты принимаешь эти теории. Почему вопрос о существовании Создателя требует большего?
На это я не смог придумать хороший ответ.
— Знаю одно, — упрямо сказал я, — для того, чтобы меня убедить, нужно очень убедительное доказательство.
— Мне кажется, тебе привели уйму убедительных доказательств, — сказал Холлус.
Я провёл рукой по голове. Там, где раньше росли волосы, теперь под ладонью лоснилась гладкая кожа.
Холлус был прав: мы принимали эволюцию на веру, не имея абсолютного доказательства. Само собой, кажется очевидным, что собаки произошли от волков. Наши предки, очевидно, одомашнили их, выдавили из них злобу, вывели в них общительность и дружелюбие, в конечном счёте превратив Canis lupus pallipes Ледникового периода в Canis lupus familiaris, современный вид из 300 различных пород.
Если это случилось именно так — если человек действительно превратил Акелу в Ровера, — тогда можно считать доказанным одно из базовых положений эволюции: новые виды (или, по крайней мере, новые подвиды) могут развиваться из старых.
Но мы не можем доказать эволюцию собаки. За все эти тысячи лет, которые мы разводим мириады собак, нам не удалось создать новый вид собак: чихуахуа по-прежнему может скрещиваться с датским догом, а питбуль может оплодотворить самку пуделя — и в обоих случаях на свет появится плодовитое потомство. Не имеет значения, как старательно пытаемся мы подчеркнуть их различия, собаки всё равно остаются видом Canis lupus familiaris. И мы ни разу не создали нового вида кошки, крысы или слона, кукурузы, кокоса или кактуса. Тот факт, что естественный отбор может вызывать в виде изменения, не оспаривает никто, даже самые упёртые креационисты. Но то, что этот отбор может превращать один вид в другой — на самом деле этот факт никто никогда воочию не наблюдал.
В палеонтологической Галерее позвоночных КМО была длинная диорама, в которой стояли скелеты лошадей, начиная от Hyracotherium из эоцена, а затем — Mesohippus из олигоцена, Merychippus и Pliohippus из плиоцена, Equum shoshonensis из плейстоцена, и заканчивая современным видом Equus cabbalus, представленным скаковой лошадью и шетландским пони.
Конечно, чертовски похоже на то, что эволюция действительно имеет место: число пальцев на ногах постепенно снижалось с четырёх на передних ногах и трёх на задних у (Hyracotherium) до одного-единственного, в форме копыта; зубы удлинялись и удлинялись — очевидно адаптируясь к поеданию жёсткой травы; животные (если не считать пони) становились крупнее. Я настолько часто проходил мимо этих экспонатов, что диорама превратилась для меня в неотъемлемую часть жизни. Я редко о ней задумывался, хотя довольно часто мне приходилось описывать её VIP-персонам во время экскурсий.
Один вид прокладывает путь другому в бесконечной череде мутаций, адаптаций ко всё изменяющимся условиям.
Это я охотно принимал.
Я принимал это, потому что теория Дарвина имеет смысл.
Так почему же я не принимал также и теорию Холлуса?
Экстраординарные заявления требуют экстраординарных доказательств. Так отвечал Карл Саган каждый раз, когда сталкивался с уфологами.
И что теперь скажешь, Карл? Пришельцы уже здесь — в Торонто, в Лос-Анджелесе, в Бурунди, в Пакистане, в Китае. Доказательство неопровержимо: они здесь.
А что насчёт Бога Холлуса? Как насчёт доказательств существования разумного Творца? Похоже, у форхильнорцев и вридов их больше, чем у меня о существовании эволюции — той теории, на которой я построил всю свою жизнь, свою карьеру.
Но всё же… всё же…
Экстраординарные заявления. Наверняка они обязаны требовать доказательств получше. Безусловно, доказательство должно быть монументальным, неопровержимым.
Конечно, должно!
Без сомнения.
10
В октябре Сюзан пошла со мной в госпиталь Св. Михаила, на встречу с Катариной Коль, онкологом.
Это был жуткий опыт для нас обоих.
Для начала доктор Коль провела бронхоскопическое обследование. В надежде найти опухоль и отобрать образец, она просунула мне в рот трубку с камерой на конце, и через дыхательные пути по очереди протолкнула её в каждое из лёгких. Но опухоль оказалась недоступной визуальному наблюдению. Поэтому доктор провела биопсию — контролируя процедуру рентгеном, проткнула мне грудную клетку иглой, вонзив её прямо в опухоль. Хотя сомнений в том, что у меня рак, и не было — раковые клетки из мокроты позволили поставить диагноз со 100 %-ной уверенностью, — полученная сейчас проба всё же должна была его подтвердить.
