Джонатан Келлерман - Наваждение
Майло велел:
— Встань вон за тем синим «роллсом».
— Мне не следует сначала получить разрешение?
Он хлопнул ладонью по виниловой приборной доске машины:
— Сколько на одометре этого шедевра?
— Шестьдесят тысяч на втором двигателе.
— Выносливость всегда берет верх над гламуром, сынок. Тебя можно официально признать классиком.
Приемная представляла собой пустое помещение с неработающей кофейной машиной. Ни тебе кресел, ни чтива и никаких ожидающих посетителей. За стеклянной перегородкой чернокожая женщина в очках передвигала колонки цифр на экране компьютера.
Майло постучал по стеклу. Перегородка раздвинулась.
— Чем могу служить?
Он представился и попросил позвать Клайва.
— Клайва Хатфилда? Зачем?
— Нам нужно с ним поговорить.
Она нажала на кнопку интеркома.
— Клайва в приемную. Клайва ждут в приемной.
— Что-то не слишком много сегодня посетителей, — заметил Майло.
— Мы называем их клиентами, — сказала она. — Они редко здесь появляются.
— Забираете и доставляете назад?
— Эти люди ждут такого обслуживания. Когда-то мы делали это бесплатно, сейчас берем сто долларов за одну поездку, и никто не жалуется.
— Век несбывшихся ожиданий.
— Извините?
— Цена на бензин, верно?
— Так говорит босс.
— И кто берет и возвращает машины?
— Те же люди, которые их осматривают.
— Но не механики?
— С их-то зарплатой? Не думаю.
— Профессиональная работа?
— Так они говорят.
— Клайв здесь давно работает?
Она подвинулась ближе к стеклу.
— Вы его в чем-то подозреваете?
— Вовсе нет.
— Стандартные вопросы, — заметила она. — Как по телику.
— Правильно.
— Как скажете. — Негритянка снова повернулась к компьютеру.
Мы подождали пять минут, прежде чем Майло попросил женщину снова вызвать Клайва.
— Возможно, он чем-то занят и не слышит, — предположила та.
— Мы можем сходить и поискать его.
— Нет, не стоит. — Она повторила вызов, но прежде чем она кончила говорить, за нашими спинами открылась дверь и высокий голос произнес:
— Я слышал тебя и в первый раз, Эстер.
Явный акцент. Но не чипсы и эль. Скорее мой милый дом Алабама.
— Он в вашем распоряжении, — пробормотала Эстер.
Клайв Хатфилд вытер грязные руки такой же черной тряпкой. Немного за тридцать, высокий, с кривыми ногами, в сером полосатом комбинезоне, пушистые бакенбарды, маленький переломанный нос. Стирая смазку с рук, он оглядывал нас прищуренными глазками. Когда часть грязи поддалась, я заметил светлую полоску на его левой руке, на том пальце, где носят обручальное кольцо.
— Ну?
Эстер сказала:
— Это полиция, они пришли повидать тебя.
— Полиция… нет, кроме шуток?
— Давайте поговорим на улице, — предложил Майло. Хатфилд поколебался, затем последовал за ним.
Мы прошли мимо ярко-красного «континенталь джи-ти», на который Хатфилд взглянул с видимым неудовольствием.
— Немного кричаще, — заметил Майло.
Хэтфилд пожал плечами:
— Это их деньги. Куда вы меня ведете?
— Сюда, — сказал Майло, останавливаясь у моей «севилле».
Хатфилд оглядел мою машину, и его лицо напряглось.
— Это полицейская машина? Это что, какая-то подстава? — Он провел пальцем по капоту машины, оставив серый след. — «Дженерал моторс» поставил на такую шасси от «шевроле-дэу», немного приукрасил и поднял цену вчетверо.
— Я слышал, — сказал Майло, — что «бентли-континенталь» — это «ауди» с новым интерьером внутри.
Хатфилд сунул тряпку в задний карман.
— Вы интересуетесь тачками? На чем ездите, когда не работаете?
— «Порше-девятьсот двадцать восемь».
— Неплохо. Но всегда готов махнуться на «карреру».
— Клайв, мы пришли насчет Катрины Шонски.
Хатфилд отбросил волосы с глаз, испачкав кончик изуродованного носа.
— А что насчет ее?
— Когда вы видели ее в последний раз?
— Она что, попала в беду?
— Просто ответьте на мой вопрос.
— В последний раз… значит, она все-таки во что-то вляпалась, что неудивительно. — Хатфилд вытащил твердую пачку «Салема» из бокового кармана, закурил и выдохнул дым в сторону тупорылого черного «астон-мартина». — Последний раз была, когда она вся впала в драму и вышвырнула меня из своей норы… Это было… пожалуй, три месяца назад.
— Любовная ссора?
— Никакой любви никогда не было, — улыбнулся Хатфилд. — Только сами знаете что.
— Физические взаимоотношения?
— Только физические, и никаких взаимоотношений, — поправил Хатфилд. — Я снял ее в баре, мы несколько раз встречались. Эта девица умеет притворяться. Я имею в виду в койке. Впадает в настоящее безумие, как будто вот-вот взорвется. В конечном итоге я сообразил, что она придуривается, и сказал ей об этом. Вот тогда она и дала мне пинка.
— В каком баре?
— В каком баре… — Хатфилд поскреб голову.
— Вроде совсем простой вопрос, Клайв.
— Мы с ней по разным барам таскались, сразу и не вспомнишь. Я живу в Северном Голливуде, а она в Ван-Нуйз. Но выпивать ей хотелось в Шерман-Оукс или Студио-Сити — говорила, что там престижнее… А в первый раз, пожалуй, это был и не бар вовсе, в первый раз это был ресторан, французский такой… «У Мориса»?.. Я ел стейк, а она сидела у бара, и когда я пошел в туалет, то увидел ее задницу на стуле и потом подошел к ней. Хорошенькая девушка, волосы сверкающие, кажутся золотыми. Маленькая, но фигурка — прелесть. Мы легко разговорились, она оказалась покладистой, и вскоре мы очутились у нее. Через несколько дней я ей позвонил, и мы начали встречаться. Но ничего серьезного.
— Как долго вы с ней встречались?
— Как долго… Я бы сказал, два с половиной — три месяца. Затем вы уже знаете, что случилось.
— Что?
— Все осложнилось, — поморщился Хатфилд. — Постоянные истерики, как и со всеми другими девицами. Так что она такого сделала, чтобы попасть в беду?
— А почему она должна была что-то сделать?
— У этой девицы нет никакой дисциплины.
— В смысле?
— Она слишком много пьет — эти дурацкие коктейли «Лонг-Айленд», по вкусу напоминающие охлажденную мочу. Иногда слишком много курит, сами знаете что. Иногда засовывает в свой нос слишком много сами знаете чего. Мне же хватает бутылки пива, самое большее — двух. А этого дерьма я вообще не касаюсь.
— Истерики и наркотики, — подытожил Майло.
— Вы удивитесь, но многие из них такие. — Хатфилд покурил, ожидая реакции, каковой не последовало. — Я-то стараюсь держаться. Раньше в гонках участвовав в Пасс-Кристиане. Надо сохранять остроту рефлексов. Я могу хоть во сне рулить.
— Пасс-Кристиан — это где?
— Миссисипи.
— Катрина перепивала, — заметил Майло. — Так что, возможно, ее рефлексы оставляли желать лучшего.
— Для нее, — сказал Хатфилд, — все было развлечением. Я работаю дополнительно, чтобы платить алименты на ребенка, а она желает стейк и омара. Считала меня деревенщиной, мы никогда не могли найти общий язык. Женщина — дерганый водитель. Однажды я позволил ей сесть за руль моей машины, так она едва не сломала передачу. После этого я ее и близко не подпускал. Она очень злилась… Она что, попала в какую-то катастрофу на этом своем «мустанге», задавила кого-нибудь?
— Она когда-нибудь навещала вас здесь?
Хатфилд достал грязную тряпку и переложил ее из одной руки в другую.
— Возможно.
— Возможно?
— Да, навещала.
— Сколько раз?
— Может быть… дважды. Да, дважды. Во второй раз у меня из-за нее были неприятности. Она вошла в нашу мастерскую как хозяйка и потребовала позвать меня. А туда вход запрещен всем, кроме сотрудников.
— Как в операционную, — заметил Майло.
— Что?
— Вы, ребята, как врачи на операции, и ваши боссы не хотят, чтобы вам мешали.
— Точно, вы угадали, я совсем как врач, — заявил Хатфилд, поднимая свои измазанные руки. — А вот другие парни скорее напоминают мясников. — Он криво улыбнулся. — Если бы клиенты знали, что там, на задах, происходит…
— Значит, Катрина появлялась дважды?
— Это вы правильно сказали, именно появлялась, потому что я ее никогда не приглашал. Во второй раз она принесла мне ленч. Какое-то вегетарианское дерьмо, вермишель, что-то еще. Я ей сказал, чтобы она этого больше никогда не делала.
— К тому времени ваши взаимоотношения затухали.
— Да не было никаких взаимоотношений! Слишком много драмы.
— Но два или три месяца вы с этим мирились? — вставил я.
— Это сами знаете из-за чего. Да и о каких взаимоотношениях вообще могла идти речь? Я ведь был женат. — Он помассировал светлую кожу на месте кольца.
Я спросил:
— Развод имел какое-либо отношение к Кэт?
