Деннис Лихэйн - Общак
Боб поехал в приход Святого Доминика и завернул домой, чтобы оставить Рокко. Как только они вылезли из машины, из их дома вышла Надя.
— А я зашла, чтобы погулять с ним. Глупо вышло. У тебя сотовый включен?
Боб поглядел на телефон:
— На вибрации. Я не почувствовал звонка.
— Я звонила несколько раз.
На экране было написано: «Пропущенные звонки (6) Надя».
— Теперь вижу.
Она слегка наклонила голову:
— Я думала, ты сегодня на работе.
— Так и есть. Просто я… Да. Долго рассказывать. Нужно было тебе позвонить. Извини.
— Не бери в голову. Ерунда.
Боб поднялся на крыльцо, а Рокко перевернулся на спину, завалившись Наде под ноги. Она почесала ему грудь.
— А ты знаешь Эрика Дидса? — спросил Боб.
Надя стояла, опустив голову, и чесала Рокко.
— Я не так чтобы знаю его, но да, я с ним знакома. Ты же понимаешь, живем рядом.
— Но он так сказал, что я подумал…
— Что подумал?
— Ничего. Нет. Не знаю, что я…
Теперь Надя смотрела на Боба. В глазах ее отражалось что-то такое, чего раньше он ни разу не видел. Что-то, от чего хотелось развернуться и бежать со всех ног.
— Что ты пристал ко мне как банный лист?
— Я просто спросил.
— Ты на что-то намекаешь.
— Ни на что я не намекаю.
— А теперь ты споришь со мной только для того, чтобы просто поспорить.
— Нет же.
Надя поднялась с колен:
— Понимаешь, мне этого дерьма не нужно. Ясно?
— Погоди, — сказал Боб. — Что случилось-то?
— Ты думаешь, меня можно вот так запросто шпынять, думаешь, нашел себе грушу, по которой можно лупить здоровенным кулаком?
— Что? — Боб опешил. — Господи, нет!
Надя хотела пройти мимо него. Боб протянул к ней руку, подумал, что лучше этого не делать, но было уже поздно.
— И не смей ко мне, на хрен, прикасаться!
Боб отступил на шаг. Надя нацелила палец ему в лицо, а потом спустилась по лестнице, перешагивая через две ступеньки разом.
Оказавшись на дорожке, она подняла голову и посмотрела на него.
— Козел! — сказала она, сверкая глазами и ушла.
Боб остался стоять, совершенно не понимая, как он мог так облажаться.
Вернувшись в бар, Боб целый час провел в задней комнате, обрабатывая феном мокрые банкноты. Когда он вышел, в баре было почти пусто, лишь несколько завсегдатаев, устроившись поближе к двери, пили дешевый ржаной виски. Кузен Марв с Бобом стояли в другой части бара.
— Я только задал вопрос, — сказал Боб, — и все пошло наперекосяк.
— Некоторым хоть алмаз Хоупа подари, они спросят, сколько он весит. — Марв перевернул страницу газеты. — Ты уверен, что он ничего не видел?
— Торрес? Совершенно уверен, — сказал Боб, хотя это было далеко не так.
Открылась передняя дверь, и вошел Човка, за ним Анвар. Они прошли мимо трех завсегдатаев, прошли через весь бар и пододвинули высокие стулья поближе к Марву с Бобом. Уселись. Уперлись локтями в барную стойку. Подождали.
Трое завсегдатаев — Покаски, Лаймон и Имбрулья, — не сговариваясь, одновременно поднялись со своих мест и направились к бильярдному столу.
Кузен Марв протер барную стойку перед Човкой, хотя вытирал ее минуту назад, когда они появились в дверях.
— Привет.
Човка не снизошел до ответа. Он поглядел на Анвара. Оба они уставились на Боба и Кузена Марва. Човка порылся в кармане. Анвар порылся в своем. Они одновременно вынули руки из карманов пальто. Положили на барную стойку пачки сигарет и зажигалки.
Боб пошарил под стойкой, нашел пепельницу, которую держал там для Милли. Поставил между чеченцами. Те закурили.
— Човка, налить тебе что-нибудь? — спросил Боб.
Човка курил. Анвар курил.
— Марв, — сказал Боб.
— Чего? — спросил Кузен Марв.
— Анвар пьет «Стеллу», — сказал Боб.
Кузен Марв пошел к пивному холодильнику. Боб снял с верхней полки виски «Мидлтон Айриш». Налил добрую порцию и поставил перед Човкой. Кузен Марв вернулся со «Стеллой Артуа», поставил пиво перед Анваром. Боб быстро взял картонную подставку под пиво, поднял бутылку и подложил под нее картонку. Затем вытянул из-под кассы коричневый бумажный конверт и положил на стойку бара.
— Банкноты до сих пор немного влажные, — сказал Боб. — Я положил их в пакет с защелкой. Но все они здесь.
— С защелкой, — повторил Човка.
Боб кивнул.
— Я бы, конечно, положил деньги в сушилку, но здесь у нас нет сушилки, я как мог просушил их феном. Может, разложить их на столе? К утру будут сухие.
— Вопрос, почему они стали мокрыми?
— Нам пришлось отчищать их, — сказал Боб.
— Они были чем-то испачканы? — Взгляд Човки был совершенно неподвижен.
— Да, — сказал Боб.
Човка рассматривал бокал, который поставил перед ним Боб.
— Это не то, что ты наливал мне в прошлый раз.
Боб сказал:
— Тогда был восемнадцатилетний «Боумор». Ты сказал, он на коньяк похож. Мне кажется, этот понравится тебе больше.
Човка посмотрел бокал на свет. Понюхал напиток. Поглядел на Боба. Поднес бокал к губам и сделал маленький глоток. Поставил бокал на стойку.
— Все мы умрем.
— Простите? — не понял Боб.
— Все без исключения, — сказал Човка. — Мы умрем. Есть много способов, как это сделать. Анвар, ты знал своего деда?
Анвар одним махом осушил полбутылки «Стеллы».
— Нет. Он давно умер.
— Боб, — спросил Човка, — а твой дед еще жив? Хотя бы один?
— Нет, сэр.
— Но они прожили долгую жизнь?
— Один умер, когда ему было под сорок, — сказал Боб. — Второй дожил до шестидесяти.
— И все-таки они жили на этой земле. Трахались, боролись, делали детей. Они считали, что их день — самый главный день, последнее слово за ними. А потом они умерли. Потому что мы смертны. — Он снова пригубил свой напиток и повторил нежным шепотом: — Мы умрем. Но пока-то живем? — Он развернулся на стуле и протянул стакан Анвару. — Слушай, ты должен попробовать этот сумасшедший виски.
Он хлопнул Анвара по спине. Засмеялся.
Анвар сделал глоток. Отдал стакан обратно.
— Ничего.
— Ничего, — передразнил Човка. — Ни черта ты, Анвар, не смыслишь в тонких вещах. В этом твоя проблема. Пей уж свое пиво. — Човка сам допил свой бокал, сверля взглядом Кузена Марва. Потом перевел взгляд на Боба. — А ты, Боб, знаешь толк в тонких вещах.
— Спасибо, сэр.
— Мне кажется, ты смыслишь гораздо больше, чем показываешь.
Боб ничего не ответил.
— Общак сольют вам, — сказал Човка.
— Сегодня? — спросил Кузен Марв.
Човка покачал головой.
Они ждали продолжения.
— Супербоул, — сказал Човка.
И они с Анваром отодвинулись от стойки. Забрали свои сигареты и зажигалки. Прошли через бар и вышли за дверь.
Боб с Кузеном Марвом остались стоять, у Боба снова так закружилась голова, что он не удивился бы, очнувшись минут через десять на полу и не зная, как там оказался. Комната не то чтобы вертелась, но как-то пульсировала: свет тускнел и разгорался, тускнел и разгорался.
— Ты заметил, — сказал Марв, — что он ни разу не обратился ко мне прямо, ни с вопросом, ни с замечанием? А единственный раз, когда посмотрел, то посмотрел так, будто я клочок туалетной бумаги, прилипший к его заднице, который придется теперь отдирать.
— Я ничего такого не заметил.
— Ты ничего такого не заметил, потому что всю дорогу лебезил перед ним. «Вот ваш мятный джулеп, масса, простите, что он не похож на тот коньяк восемнадцатилетней, на хрен, выдержки, которым я потчевал вас, когда вы в последний раз навещали своих рабов на плантациях». Ты что, блин, издеваешься надо мной? Да он пришить меня хочет!
— Нет, ничего подобного. Не пори ерунду.
— Я говорю как есть. Он считает, что я и покойник Рарди…
— Рарди не покойник.
— Неужели? А ты его видел? — Марв указал на дверь, перейдя на шепот с присвистом. — Эти вонючие чеченцы считают, что мы с Рарди сговорились с тем Одноруким Покойником. А ты, как ему кажется, либо слишком глупый, либо слишком, не знаю, хороший, чтобы его грабить. Но мне он подписал смертный приговор.
— Если он думает, что это ты забрал его пять тысяч, откуда тогда взялись эти пять кусков в мешке?
— Чего?
— Те парни, которые к нам вломились, украли пять кусков. Пять кусков было в мешке… — он обернулся на бильярдный стол, убеждаясь, что завсегдатаи все еще там, — с рукой. Значит, он нашел свои деньги у того парня и прислал их обратно к нам.
— Ну?
— И значит, с чего бы ему думать, что деньги украл ты, если он отправил их нам, а мы только что вернули их ему?
— Может, он думает, что я в сговоре с теми парнями и они держали бабки у себя, а я дожидался, пока все не поутихнет. Но даже если он так не думает, теперь у него в голове засело, что я кусок дерьма. Что мне нельзя доверять. А парни вроде него не задаются вопросом, насколько обоснованны их подозрения. В один прекрасный день они просто решают, что ты блоха и что нынче как раз День истребления блох.
