Елена Соловьева - ЛоРеНа — похитительница сознаний
— Тварь!!! — выкрикнул Полянский и резко поднялся из-за стола руководителя. — Ненавижу эту мразь!
— Мы все придерживаемся твоего мнения, — покачал головой Фролов, вздрогнувший от резкого выпада Стаса. — Ступай… Скажи секретарю, чтобы никого ко мне не пускала.
Полянский вышел, оставив начальника наедине с его горем. Маришка была любимицей Фролова, лучиком света в его темной жизни. Руководитель был искренне привязан к девушке, хотя никогда не признавался в этом. Конечно же, у них бывали ссоры и разлады, были другие мужчины и другие женщины, но никогда, даже в порыве ревности, Фролов не думал, что все закончится вот так…
Стас вошел в свой кабинет, водрузил на стол дело по маньяку и сник. В помещении было необычайно тихо, а пустующее рабочее место напротив будто с укором взирало на следователя. «Вот, — говорил письменный стол, — здесь могла сейчас сидеть Маришка. Она бы хохотала до упаду и соблазняла тебя. А ты бы продолжал бычиться и притворяться глухонемым…»
Полянский вздрогнул и отвернулся. Но только лишь для того, чтобы упереться взглядом в зеркало на стене. «А тут, вместо твоей противной рожи, сейчас могло бы отражаться ее миловидное личико. Глядя в меня, Маришка могла бы подкрашивать губы и строить тебе глазки», — укорило его зеркало.
— Я начинаю сходить с ума, — сказал Полянский собственному отражению. — Это шиза, не иначе…
На похоронах Маришки присутствовал весь город. Прибыли даже те, кто не был знаком с девушкой лично. В трагической кончине местной «Белоснежки» каждый видел подтверждение собственным страхам: Маришка была мертвым доказательством того, что маньяк абсолютно потерял страх, а власти бессильны что-либо предпринять. Ужас отчаяния читался в глазах людей. Женщины постарше сиротливо подвывали, мужчины курили и бросали ненавидящие взгляды в сторону представителей правопорядка. Девушки боязливо жались к своим спутникам, а те, кто пришел на похороны без сопровождения, старались держаться вместе.
Моросил дождь — хмурое небо тоже оплакивало Маришку. Птицы не пели, чтобы своим весельем не нарушить молчаливое торжество смерти. Зловещую тишину прерывали лишь всхлипывания и горестные вздохи.
Когда поток желающих проститься с девушкой иссяк, к подъезду многоэтажки подкатил катафалк — последняя «карета» для упокоенной красавицы.
Хоронили Маришку в закрытом гробу, но вид обитого розовым шелком ящика рождал в воображении особо пугливых такие жуткие картины, что некоторые падали в обморок. У подъезда дежурила скорая — массовое скопление людей, объединенных общим страхом, внушало опасения. За двадцать минут у врачей иссякли все запасы успокоительного и обезболивающего. К счастью, более серьезная помощь медиков не потребовалась.
Стас тоже был там. Спинным мозгом он ощущал, что ненависть и презрение, адресованные маньяку, в настоящий момент перетекают на него — бессильного следователя. Никчемного, по мнению самого Полянского.
Стас и сам испытывал к собственной персоне некое подобие ненависти, упрекал себя за беспомощность и нерасторопность. Но не знал, что еще предпринять, чтобы докопаться до личности преступника.
Катафалк отъехал; следом за ним потянулась вереница машин и автобусов, нанятых городской администрацией. Остальные желающие проводить Маришку в последний путь пошли на кладбище пешком — пропустить такое событие ни хотел никто.
Стас запрыгнул в свою «десятку» и пристроился в хвост к толпе сочувствующих и просто любопытных.
— Прихватишь бесколесного товарища? — поинтересовался Влад. Не дожидаясь ответа, оперативник запрыгнул на переднее сиденье и закинул руки за голову. — Ну и денек: скорее бы уже все закончилось!
— Это похороны… — напомнил Стас, заводя мотор. Несмотря на годы службы в следствии, Полянский, в отличие от Влада, не утратил сочувствия к жертвам преступлений. А потому оптимизма друга не разделял.
— Не бухти, отыщется наш маньяк! — заверил приятеля Влад.
— Откуда такая уверенность? — осведомился Стас.
— Как откуда?! — спохватился оперативник. — К нам же из столицы целый штат специалистов прибывает. Ты разве не в курсе?
— Нет! — отрезал Полянский. — Меня в известность не поставили.
— Странно, — заметил Влад. — Но ты можешь радоваться — теперь это дело — не твоя забота.
Полянского вовсе не грел тот факт, что в скором времени его отстранят от дела. Вернее, укажут ему на место в зрительном зале.
— Когда прибывают? — поинтересовался Стас.
— Со дня на день, — оптимистично произнес оперативник. — У нас весь отдел гудит — готовятся к приему важных персон.
— Я сам доведу это дело до конца, — проговорил Полянский и прибавил газу.
— Брось, — нахмурился Влад. — Зачем тебе это надо?
— Вопрос чести, — скрипнув зубами, заметил Стас.
Похороны прошли спокойно, размеренно. Было сказано немало речей, еще больше было пролито слез — искренних и не очень. Карамельно-розовый гроб был надежно укрыт землей: тело Маришки обрело свое последнее пристанище.
Любознательные зеваки стали расходиться, и только ближайшие родственники не спешили покидать невысокий холмик, заваленный венками и живыми цветами.
Полянскому невыносимо больно было наблюдать за родителями Маришки, оплакивающими свою дочь. Следователь чувствовал себя виноватым.
Влад остался с другом, проявив солидарность. Но, скорее всего, оперативник попросту боялся оставлять Стаса наедине с самобичеванием.
— Идем, — Влад дернул товарища за рукав, — нам здесь больше нечего делать.
Печальным взором Полянский еще раз окинул кладбище, мысленно прощаясь с коллегой. Прося у нее прощения.
Несколько человек, среди которых были и родители Маришки, неподвижно стояли возле могилы. Слез у них уже не осталось, и только мать изредка беззвучно открывала и закрывала рот, шумно втягивая воздух.
Но только одна фигура привлекла внимание следователя. Это была женщина — довольно высокая, одетая в темный балахон с капюшоном. Дама стояла в отдалении от других родственников, сложив на груди руки. Было в ее позе нечто торжественное, вызывающе-неправдоподобное. Полянскому почудилось, что женщина наслаждается происходящим, получает искреннее удовольствие от лицезрения смерти.
Как можно незаметнее Стас двинулся в сторону незнакомки.
— Ты куда?! — окликнул товарища Влад.
— Видишь ту даму в капюшоне? — шепотом ответил следователь, продолжая подкрадываться к неизвестной.
— Ну?.. — не понял Влад, машинально следуя за товарищем.
— Она кажется мне подозрительной, — предупредил Полянский.
— Хорош дурью маяться, — хмыкнул оперативник и попытался остановить друга. — Тут таких зевак полно было…
— Именно — было! — подметил Стас. — Только все они ушли, а эта стоит, наблюдает.
— Это еще не повод ее в чем-то подозревать, — рассудил оперативник.
— Влад, ты рассуждаешь как обычный адекватный человек, — объявил Стас, — а мы охотимся на маньяка. Кто знает, какие безумные мысли копошатся в его дурной башке?
— А при чем тут эта тетка? — удивленно вскинул брови Влад.
— Пока не знаю, — повинился Полянский, — но обязательно выясню.
Дама в капюшоне заметила приближающихся ребят и стала пятиться к выходу. Стас резко рванул с места, но незнакомка оказалась на редкость проворной. Дама бежала так быстро, словно за ней гнался сам сатана. В какой-то момент с головы женщины слетел капюшон, и следователь заметил ее развевающиеся на ветру черные волосы.
Когда Полянский вывернул к кладбищенским воротам, то успел зацепить взглядом отъезжающий автомобиль, увозящий прочь незнакомку. Поднимая столб грязи, черный внедорожник моментально скрылся из виду.
К воротам подбежал запыхавшийся Влад.
— Номер запомнил? — сразу же уточнил он.
— Куда там, — махнул рукой Полянский, восстанавливая сбившееся дыхание. — Эта фурия так быстро смылась, что нам теперь ее не догнать.
Глава 16
Эта ночь была для сестер настоящим испытанием. Если бы не бесконечное терпение и упорство Ренаты, Наталья с Лолитой могли бы не дожить до утра.
Все трое старались поддерживать друг друга, не позволяя забыться тревожным сном, граничившим с потерей сознания. Они не зажигали свет, почти не шевелились, зато с невероятной жадностью пили холодную воду. Им не было нужды разговаривать — сестры умели общаться беззвучно. В напряженной тишине раздавался лишь звук настенных ходиков, отсчитывающих часы их жизни.
Когда первые лучи весеннего солнца заглянули в окна квартиры, то осветили своими лучами донельзя изможденные лица сестер. Темные круги под глазами и красные пятна на лицах девушек свидетельствовали о пережитом ими кошмаре. Их все еще бил озноб, а температура тела не спадала ниже отметки в тридцать девять.
