Джон Кейз - Танец духов
Собственно говоря, безопасной была не одна комната в доме — дом в целом отличался повышенной надежностью. Под льняными обоями, между двумя слоями кевлара, неуязвимого для пуль любого калибра, была дополнительная стальная оплетка; пол и потолок из армированного бетона; двери смеялись над всем, что слабее противотанковой ракеты, а стальные ставни в мгновение ока закрывали окна с пуленепробиваемыми стеклами. Дом и двор были начинены телекамерами с герметичной системой мониторинга; мощный радиопередатчик имел дополнительную выносную антенну, замаскированную в другом конце улицы. Обычный городской телефон и прочие каналы связи на круглосуточной основе отслеживал специальный дежурный офицер в американском посольстве.
Словом, вилла была абсолютна безопасна в рамках той относительной безопасности, которая возможна в городе, бывшем не первый год излюбленным местом для тайных слетов-совещаний исламских террористов всего мира. Поэтому Андреа явно не грозила судьба Уильяма Бакли, главы бейрутской резидентуры, которого в восьмидесятые годы похитили прямо у порога его дома.
Фотография Уильяма Бакли в серебряной рамке стояла на туалетном столике в ее спальне. Рядом со снимками самых близких ей людей: мать и отец, сестра, племянница и, конечно, Билл (чуть в сторонке, но тоже на важном месте). Любой посторонний, видя портрет Бакли в таком окружении, принял бы его за родственника Андреа, ее мужа или возлюбленного. На самом деле она с ним знакома никогда не была, и снимок покойного служил для повседневного напоминания о том, как поступать не следует.
За те четыре месяца, что она работала шефом куала-лумпурской резидентуры ЦРУ, Андреа не раз вспоминала о судьбе Бакли. Самозабвенный патриот, который даже в свободное время трудился над миниатюрными диорамами, посвященными эпизодам американской войны за независимость, он был вынужден большую часть жизни провести за пределами родины — его перебрасывали из одной неспокойной мусульманской столицы в другую, еще более взрывоопасную. Он был среди первых борцов с еще только нарождающей «Аль-Каидой».
У этого малоулыбчивого и наглухо закрытого человека не было своего дома в Штатах. В свои редкие наезды на родину он снимал номер в дорогом отеле в центре Вашингтона.
Андреа понимала, что Бакли был худшим врагом самому себе. Внимательно перечитывая в архиве его секретные донесения, она не могла не видеть, что именно гордыня и бессмысленное молодечество сделали его легкой добычей для террористов. В городе, где не утихала партизанская война, где минометные перестрелки были будничным делом, а на близкие очереди из автомата ко всему привычные местные жители и ухом не поводили, — в этом разодранном надвое и политом кровью многострадальном городе Бакли выбрал местом жительства пентхаус в Западном Бейруте. Пентхаус! В обычной многоэтажке (к тому же и без гаража)! И в западной части города! Сказать, что это было опрометчивым решением, значило ничего не сказать.
Так называемая Зеленая линия разделяла город на две части: христианскую и мусульманскую. Христиане на востоке. Мусульмане на западе. Зеленая линия не была ни зеленой, ни линией. Это была мрачная широкая нейтральная полоса из разрушенных зданий и изъеденного бомбами асфальта. В Западном Бейруте, стало быть, молились исключительно Аллаху.
«Чем он думал, этот вроде бы многоопытный разведчик?» — снова и снова удивлялась про себя Андреа. Американцу, который практически не скрывал, чем он занят, жить в пентхаусе в Западном Бейруте — все равно что поселиться в палатке между траншеями воюющих сторон.
Переходя из одной асаны в другую, Андреа с бесстрастной грацией выполнила Приветствие Солнцу, воздев голову в сторону башен Петронас. «Ах, Бакли, Бакли!.. — думала она. — И что тебе было играть в крутого, когда ты действительно был крутым? Перед кем ты щеголял своим заносчивым бесстрашием?» Агент ЦРУ номер один на Ближнем Востоке расхаживал по обуянному гражданской войной городу без телохранителя, не говоря уже о постоянной машине сопровождения!
Ну и кончилось тем, чем должно было кончиться. В одну минуту.
Свою бежевую «хонду» Бакли простодушно парковал у кромки тротуара на улице Таннухиин — возле многоэтажного дома, на верхушке которого был его пентхаус.
Однажды он привычно сел в «хонду», чтобы ехать в офис. Через десяток метров дорогу внезапно блокировал белый «рено». Из «рено» выскочили двое с автоматами. Крича угрозы на арабском, они выволокли Бакли из его машины и втолкнули в «рено», пинками заставили лечь на пол, прикрыли одеялом и велели помалкивать — иначе ему крышка.
Уже через несколько минут машина была на прибрежном шоссе и затормозила у исламского контрольно-пропускного пункта. Охрана и террористы быстро перемигнулись, и «рено» рванул дальше. Бакли спрятали в районе трущоб: приковали с завязанными глазами к кольцу в бетоне — в подвале без окон.
Согласно донесению одного агента «Хезболлы», Бакли допрашивали и пытали в течение нескольких месяцев. Пытали под надзором палестинского врача; тот дозировал препараты, которые развязывают язык, и следил, чтобы заключенный не отбросил коньки раньше времени.
Вопросы задавали в основном об операциях ЦРУ в Ливане — в том числе о похищениях и убийствах, которые управление перепоручало своим людям в ливанской армии и христианским повстанцам.
Но допросы не могли не коснуться и прежней деятельности Бакли. Он работал в Египте и Сирии, а еще раньше отвечал за подготовку агентов для работы на Ближнем Востоке. Одно лишь личное и поименное знание массы американских шпионов безоговорочно исключало его засылку в этот регион. Попади он в руки врага, современные методы допроса быстро вытряхнули бы из него всю информацию, и ближневосточная американская агентурная сеть полыхнула бы как паутинка. Однако специалистов не хватало, и элементарными мерами безопасности пренебрегли.
Когда труп Бакли подкинули американцам, было трудно установить, от чего он умер: от пыток или от жутких условий заключения. Осталось неизвестным, где именно его держали и сколько раз перевозили.
Андреа случалось читать отчеты о похищенных американцах, которых перебрасывали из одной темницы в другую предельно бесчеловечным способом. Скажем, в тесном ящике под днищем грузовика, где они дышали пылью и ядовитыми бензиновыми испарениями.
Достаточно было слегка простудиться — и в этих условиях ты покойник.
Спасение одно: самозомбирование — отключение всех чувств. Этому учат. Этому учатся. Но кто успешно сдаст экзамен в реальной ситуации, никому знать не дано. Как любой агент, которому предстояло работать в самых опасных местах, Андреа прошла курс выживания в разведшколе под Уильямсбургом, где, помимо инсценированных многодневных допросов, ей и «коробочку» делали: помещали в тесный ящик и оставляли в темном подвале, куда никакие звуки не доходили. Оставляли без уведомления о том, когда ее освободят: через несколько часов или через несколько суток…
Именно поэтому она не прекращала заниматься йогой и каждое утро начинала с долгих упражнений. Тренировала не столько гибкость тела, сколько дыхание — точнее, способность замедлять дыхание и частоту пульса. После многих лет практики она умудрялась сбивать свой пульс до тридцати и менее ударов в минуту. Еще чуть-чуть — и здравствуй, кома или смерть! Впрочем, и кома, и смерть — вполне желанные состояния, когда тебя сложили пополам и забыли в закрытом на замок ящике.
Резко заверещали наручные часы — напоминая, что пора в дорогу. В малайский Следственный центр сегодня опаздывать не хотелось. Там по ее приказу местные будут пытать важного заключенного.
11
Посольский «мерседес» несся вперед, петляя между холмами. Андреа сидела на заднем сиденье, высоко закинув ногу на ногу, и в третий раз штудировала донесение, полученное четыре дня назад.
Водитель, сержант морской пехоты Нилтон Альворадо, поправил зеркало заднего вида — явно не для того, чтобы лучше видеть машины за собой, а чтобы вольготнее обозревать ноги начальницы.
Донесение было от специального отдела малайской полиции. Речь шла о совместной с ЦРУ операции по наблюдению за неким Ником Авадом, связным между теми исламскими террористическими организациями Юго-Восточной Азии, которые ставили своей конечной целью создание обширной исламской республики — от северных границ Таиланда до самых южных филиппинских островов. Малайзия должна была стать частью этой грядущей республики. ЦРУ имело в деле прямой и конкретный интерес: Ник Авад планировал террористический акт против американской военной базы на Суматре.
Авада держали под колпаком уже давно, и дело шло к аресту, но тут в одном из его телефонных разговоров мелькнула многообещающая зацепка. Ему позвонили из Берлина и просили встретить и приветить «друга из Бейрута», некоего Аамм Хакима.