Михаил Март - Мрачный коридор
— Я рад слышать это. Сегодня вечером я уезжаю в Лос-Анджелес на два-три дня. Мой отъезд связан с административными делами клиники. Я буду звонить вам каждый вечер.
— В течение последних двух недель после исчезновения миссис Хоукс кто посещал вас в усадьбе?
— Секунду, сейчас припомню. Так, раза три приезжал доктор Уайллер, раза два был Том Хельмер. это наш адвокат и поверенный в финансовых делах семьи. После того, как Лин пропала, я не принимаю гостей. Увеселительные мероприятия — прерогатива моей супруги. Я холодно отношусь к шумным компаниям. Одиночество и покой меня больше устраивают, сказывается нагрузка, с которой проходят мои будни, а вовсе не потому, что я ханжа.
— Да, я вижу, здесь у вас немалое хозяйство, и оно, как я понимаю, требует сил. Прошу меня простить за бестактное вмешательство, но по свойственному мне любопытству не могу не задать вам несколько вопросов, касающихся вашей больницы. С чем связан лагерный режим?
— Я вас понимаю. Посторонний человек, однажды побывавший здесь, не успокоится, пока не получит вразумительных объяснений. Постараюсь освободить ваш мозг от лишней нагрузки. Шесть лет назад здесь не было рва с водой, колючей проволоки и, как мы ее называем, «Второй Великой Китайской стены». На ее месте стоял деревянный забор. Перемены связаны с побегом. Из отделения, где проходило лечение тяжелобольных, на вашем языке их называют буйнопомешанными, сбежали семь человек. Последствия побега оказались кошмарными. На ноги подняли полицию, ФБР и гарнизон солдат. Пока их отлавливали, они совершили четырнадцать убийств и ряд других тяжких преступлений. В том числе несколько поджогов и изнасилований. Если вас интересуют подробности, обратитесь к подшивкам старых газет, там вы найдете все подробности.
— Их поймали?
— Нет. Всех пришлось уничтожить. Весь штат находился в шоке. Губернатор распорядился заменить ограждения и выставить военизированную охрану. Его поддержали мэр Санта-Барбары и полицейский департамент. К сожалению, уже не считаясь со мной, они вынесли решение содержать в больнице и умалишенных преступников. На федеральные средства был выстроен отдельный корпус для заключенных и возведена стена. В этот корпус поступают осужденные из Сан-Квентина и Алькатраса. По новым законам людей с психическими расстройствами не разрешено содержать в обычных тюрьмах. К счастью, у нас их немного. В основном здесь находятся малоимущие жители Калифорнии, подходящие под наш профиль работы.
— Внешне больница не отличается от тюрьмы. Но если вы возражали, то могли, как владелец больницы, отказаться от предложения губернатора и не перестраивать Центр Ричардсона под казематы Алькатраса.
— Видите ли, отчасти вы правы. Больница принадлежит мне и моей жене. Но мы не настолько богатые люди, чтобы содержать огромный лечебный комплекс с лабораториями, штатом сотрудников, ученых и при этом закупать оборудование и делать текущий ремонт. Власти предложили оплачивать пятьдесят процентов расходов больницы из бюджета Штата, что составляет кругленькую сумму. Мы не могли отказаться от такого предложения и спасли Центр от неминуемого финансового краха. Что касается обычных больных, то они не видят здесь преступников, которые содержатся под особым контролем. Стена и колючая проволока их не смущают, никто из них бежать не собирается. За стеной о них никто не позаботится, а здесь они получают лекарства, уход, чистое белье, постель, трехразовое питание и прогулки.
— Я смотрю на здание по другую сторону поляны и, кроме решеток, ничего не вижу. Вы говорили о прогулках, где же ваши подопечные?
— Вы приехали в часы покоя. Сейчас больные отдыхают. Через час поляна будет заполнена людьми, а что касается решеток, то вы должны понимать, что у нас не простые жильцы. Поведение психически больного человека непредсказуемо. Он может попытаться выпрыгнуть из окна, разобьет стекло, порежется. В нашем заведении демократия выглядит не так, как в жилых районах города. И еще раз хочу сказать: большинство наших подопечных — люди одинокие и беспомощные. Выпусти их на свободу — они погибнут.
В дверь кабинета постучали. Я оглянулся. В комнату вошел высокий мужчина в роговых очках. Белый халат висел мешком на его сутуловатой тощей фигуре. Держался он независимо, словно мы без его ведома забрались к нему в кабинет. Он выглядел не старше сорока, однако седых волос в его коротко остриженном ежике было значительно больше, чем черных. Огромный крючковатый нос и выпученные глаза делали его похожим на грифа. Не будь на нем белого халата, я принял бы его за больного. Мне очень не понравился взгляд этого типа.
— Слушаю вас, доктор Вендерс.
Но доктор Вендерс не проронил ни слова. В руке он держал черную папку, и я понял, что речь пойдет о документах, содержание которых не для посторонних. Пауза затянулась.
— Извините, доктор Хоукс, но мне пора, — сказал я, исправляя положение. — Будем поддерживать связь, как договорились.
— Конечно, мистер Элжер.
Хоукс вырвал из блокнота листок и написал на нем несколько цифр.
— Я буду здесь до шести вечера. Если появятся новости, звоните но этому телефону. Это коммутатор. Попросите, чтобы вас соединили со мной.
Я взял протянутый мне листок и убрал в карман.
— Всего хорошего.
— До свидания.
Доктор Вендерс продолжал стоять как статуя, пока я выходил из кабинета.
Мне казалось, что я похож на эстафетную палочку, которую передают из рук в руки. За дверью меня поджидал провожатый в белом халате. Когда дверь подъезда за мной закрылась, я попал в руки вооруженных конвоиров.
Мы возвращались к воротам тем же маршрутом, только стена теперь находилась справа, правда, ландшафт оставался неизменным, если не принимать в расчет четыре двухэтажных домика, расположенных чуть дальше разводного моста.
Их отличие от корпусов заключалось в том, что они выглядели компактно, не имели решеток на окнах, взамен которых висели занавески. В каждом окне разные, согласно вкусам жильцов. Складывалось впечатление, что эти бараки предназначены под жилье обслуживающего персонала. Я видел что-то похожее в приграничном с Канадой городке Плевилс. Но в том случае бараки стояли на склоне гор и их не опутывала колючая проволока. Странные люди обитают в этих местах. Нужно иметь особый склад характера, чтобы добровольно заточить себя в казематах. В конце концов, это же не монастырь, куда уходят по убеждениям.
На каждом этаже было по двенадцать окон, на окнах висели разные занавески, поэтому можно предположить, что одно окно — одна комната. Арифметика — любопытная вещь, увлекаюсь ею с тех пор, как сел за карточный стол. Итак, примитивный подсчет показал, что в каждом доме двадцать четыре комнаты, а в четырех домах — девяносто шесть. Если в каждой комнате живет по два человека, то всего в этом комплексе обитает сто девяносто два человека. Вряд ли администрация с ее бюджетом предоставит отдельную комнату каждому желающему. Тут надо сделать поправку. Я не мог определить ширину строения. Не исключено, что с обратной стороны бараков также имеются комнаты, тогда полученную цифру нужно умножить на два. Крыши этих домов были плоскими, и на каждой стояло по пять прожекторов, направленных в разные стороны. Если их включить ночью, то территория будет выглядеть как взлетно-посадочная полоса аэродрома. Неоправданная расточительность электроэнергии.
Пока я занимался этими пустяками, чтобы не думать о деле и дать возможность голове проветриться, наша дорожка оборвалась и мы вошли на мост.
Через пять минут ворота знаменитого Центра Ричардсона захлопнулись за моей спиной. Проведенное мною время за «Второй Великой Китайской стеной» казалось мне кошмарным сном.
В дальнейшем я проанализирую свои впечатления, но сейчас мне не хотелось думать ни о чем.
4
Я наслаждался свободой, как каторжник после многолетней отсидки. Но если я решил работать по принципу: «Один визит исчерпывает все вопросы», то мне следовало осмотреть внешнюю сторону медали. Дважды возвращаться к этим казематам мне никак не хотелось. Правда, в установленной мною игре было больше исключений, чем правил. Я знал, что мне еще раз придется встретиться со всеми свидетелями, которых я опрашивал. Показания каждого имели дыры и прихрамывали на одну ногу. Не могу утверждать, что они ошибались умышленно, но для беседы с такими людьми, как Уайллер или Хельмер, нужно идти вооруженным клещами в виде неопровержимых фактов и доказательств, только тогда они начнут говорить по существу.
От ворот я повернул влево и побрел вдоль стены, эта часть ее была значительно короче. Ноги утопали в траве по колено, оставляя на брюках колючки репейника.
До конца стены я пробирался в течение пятнадцати минут и, когда свернул за угол, понял, что мне потребуется столько же времени, чтобы добраться до следующего поворота. Значит, весь комплекс, спрятанный за оградой, представлял собой длинный прямоугольник или, точнее сказать, коридор, зашитый в каменный мешок.
