Лоис Дункан - Тайна школы Блэквуд
«Это всего лишь сон, – яростно твердила она про себя. – Сон. Сон. Сон».
– Да, это сон, – согласился мужчина и потянулся к ее руке. Когда его пальцы сомкнулись на запястье Кит, она едва сдержала крик – таким холодным было прикосновение незваного гостя. Он заставил ее подняться; Кит ощутила под ногами густой ворс ковра и увидела, что мужчина берется за ручку двери.
– Куда ты меня ведешь? – спросила она.
– Ты должна выпустить ее.
– Выпустить кого? О чем ты говоришь?
Они шли по коридору к лестнице; ночному гостю ничуть не мешала темнота, он уверенно двигался вперед, а музыка в голове Кит звучала все громче, колотясь о своды черепа и вызывая спазмы боли.
– Ты должна выпустить ее, или она погубит тебя. Ты должна!
– Но как? – всхлипнула Кит. – Как это сделать?
Она уже не понимала, куда он ее ведет, только знала, что они спустились по ступенькам вниз. Холодные доски паркета ложились под ее босые ноги, двери открывались и закрывались; Кит слышала приглушенные голоса, но музыка заполняла собой весь мир.
– Вот она, – объявил наконец мужчина из сна. – Я привел ее.
– Моя очередь, – сказал кто-то. – Я еще не использовал ее.
– Нет, моя! Она будет играть для меня!
– Сегодня ночью она моя! В прошлый раз она исполняла твой концерт, так что…
– Ты забыл, что это я привел ее сюда.
Кит ощутила под пальцами клавиши фортепиано.
– Но я не умею играть! – попыталась возразить она, но ее руки словно зажили своей жизнью, совсем как в давнем странном сне. Музыка прорвалась наружу, и пальцы бегали по гладким клавишам, рождая сонм настоящих звуков.
«Я сплю, – в последний раз сказала себе Кит. – А раз я сплю, то могу проснуться. И я проснусь!»
– Нет! – закричал мужчина, который привел ее к инструменту. – Не смей!
– Я проснусь! – собрав волю в кулак, Кит отдернула руки от клавиш и повернулась к ночному гостю. – Я проснусь!
Музыка исчезла.
Кит сидела на скамейке перед фортепиано; ей было холодно, очень холодно. Поморгав, она огляделась и поняла, что находится в музыкальном классе на первом этаже. И что она тут не одна.
Напротив нее, окруженный звукозаписывающим оборудованием, сидел Жюль. Судя по миганию огоньков, он трудился в поте лица.
– Жюль? – выдохнула она. Дюре-младший испуганно вскинул голову и щелкнул выключателем. Огоньки тут же погасли.
– Жюль, что я здесь делаю? – дрожа от холода, спросила Кит.
– Ты… Ты ходила во сне, – запинаясь, ответил он.
– И ты решил записать это на диск? Ты ведь записывал, я видела. И на том CD была музыка, которую я играла, – Кит больше не спрашивала, она знала, что это правда.
Жюль молча кивнул. Он заметно побледнел и выглядел так, будто страшился ее последующих вопросов.
– Ты ведь и раньше этим занимался? Я уже приходила сюда по ночам и играла для тебя. А ты потом слушал записи. И в тот раз ты тоже слушал мою запись.
– Да, – ответил Жюль. – Послушай, Кит, я понимаю, что все это выглядит странно, но беспокоиться не о чем. Ничего плохого не случилось, ты всегда возвращалась в комнату целая и невредимая. А у нас теперь есть эта музыка!
– У нас? У кого это – у нас?
– У нас, то есть у нашей школы.
– Ты хочешь сказать, у твоей матери? Или профессора Фарли?
– Не надо так, Кит. Никто не сделал тебе ничего плохого. С твоей помощью мы дарим миру эту замечательную музыку.
– Но это не моя музыка, – возразила Кит. – Я не композитор, я и играть-то толком не умею. Откуда она берется? Кому принадлежит? – Она не сводила глаз с лица Жюля: судя по его выражению, он изо всех сил старался подыскать вразумительный ответ.
– Не надо ничего выдумывать, – предостерегла она. – Я хочу знать правду. И ты обязан мне сказать. Чью музыку я играю?
– Не знаю, – выпалил Жюль. – В этот раз я не успел разобрать.
– В этот раз? А в другие?
– Я практически уверен, что какое-то время ты играла Франца Шуберта.
– Шуберта?! – воскликнула Кит. – Он же умер почти сто лет назад!
– В 1828‑м, – уточнил Жюль. – Ему был всего тридцать один год. Представь, сколько прекрасных произведений он не успел написать! Пропал такой талант!
– И теперь я играю за него, так? Я. Девушка, которая в простейших пьесах делает кучу ошибок, – голос Кит дрожал. – А Сэнди пишет стихи. А Линда…
Куски головоломки стремительно вставали на место; Кит потрясла головой, не в силах поверить в происходящее.
– Позови их, – тихо сказала она. – Собери всех в гостиной. Сэнди, Линду, Рут, профессора, свою мать. Я хочу знать, что на самом деле творится в Блэквуде!
– Кит, погоди, успокойся, – в отчаянии произнес Жюль. – Ты расстроена, и я тебя не виню. Но сейчас два часа ночи! Мне кажется, что будить всех – не самая лучшая идея.
Выпрямившись на скамейке, Кит почувствовала, как чистая злость в ее душе вытесняет страх. Она одарила Жюля красноречивым взглядом.
– Если ты их не позовешь, это сделаю я. Я буду кричать и перебужу весь дом. Не сомневайся, я так и сделаю. Я хочу узнать, что здесь происходит, – сказала она, чеканя каждое слово. – И не намерена ждать до утра.
Глава четырнадцатая
– Два часа ночи – не самое подходящее время для собрания, – ледяным тоном проговорила мадам Дюре. – Чем ты думал, Жюль?
– Я ничего не мог поделать, – попытался оправдаться он. – Кит проснулась за пианино. И, конечно, стала задавать вопросы.
– Но тащить всех сюда! – Мадам стояла посреди гостиной в красном халате; длинные черные волосы, вопреки обыкновению, не были собраны в пучок и ниспадали на спину роскошным водопадом. Лишенное макияжа лицо в электрическом свете казалось ужасно худым и мертвенно бледным.
– Я его заставила, – подала голос Кит. – Что бы ни происходило в Блэквуде, это касается всех нас. И меня мало волнует, сколько сейчас времени. Я хочу знать правду.
Девушка сама поразилась тому, с какой уверенностью произнесла эти слова. В глазах директрисы промелькнул намек на растущее уважение.
– А вы? – Она обвела взмахом руки заспанных девочек, которые переминались с ноги на ногу и зябко ежились в халатах, накинутых поверх пижам. Профессор Фарли сидел в кресле у окна в пальто (ему пришлось бежать из гостевого дома) и наблюдал за происходящим из-под полуопущенных век. Кажется, он толком не проснулся. – Вы тоже этого хотите?
Рут быстро кивнула; ее лицо горело от волнения. Сэнди растерянно перевела взгляд с директрисы на Кит и обратно, но потом тоже кивнула.
Линда непонимающе посмотрела на Рут.
– О чем она говорит? – спросила светловолосая девушка. – Что мы здесь делаем?
Рут повернулась к мадам Дюре.
– Линда тоже должна это услышать. Вряд ли она поймет, но вы обязаны все ей рассказать.
– Что ж, хорошо, – вздохнула директриса. – Мне все равно кажется, что еще слишком рано, но раз вы настаиваете… В других школах я открывала девочкам правду не так быстро – мы с вами только в начале пути. Пройдет еще немало времени, прежде чем ваша связь окрепнет.
– Какая связь? – резко спросила Кит.
Мадам не торопилась с ответом; ее взгляд скользнул мимо девочек в темнеющий за окнами сад. Когда директриса наконец заговорила, казалось, она тщательно подбирает слова:
– Большинство людей в этом мире подобны детям. Они живут на одном, физическом уровне, одним моментом настоящего. День за днем они смотрят вокруг и видят только материальное – и верят, что ничего другого в мире нет. Но они ошибаются. Существует другой уровень – духовный, и он не менее реален, чем физический. Лишь избранные одарены невероятной чувствительностью, которая позволяет им налаживать связь и наводить мосты между двумя уровнями реальности, – в голосе мадам скользнула горделивая нотка. – И я принадлежу к их числу.
– То есть вы медиум? – вытаращилась на нее Кит.
– Это слово звучит оскорбительно, – с оттенком высокомерия ответила директриса. – Так называют жуликов и шарлатанов. Я считаю, что мой дар слишком ценен и достоин того, чтобы к нему относились с уважением. Его следует использовать только на благо человечества.
– То есть как? – спросила Кит.
Мадам Дюре, казалось, ее не слышала.
– Благодаря достижениям науки средняя продолжительность жизни в наши дни достигла семидесяти лет. Но это случилось лишь в двадцатом веке. Прежде люди нередко умирали молодыми. Среди тех, кого поторопилась забрать смерть, немало блестящих талантов, которые многое могли бы дать этому миру. С ними я и пытаюсь связаться. Им я предлагаю возможность вернуться.
– Вернуться? – бесцветным голосом повторила Сэнди; по лицу ее было видно, что она потрясена до глубины души. – Но ведь они умерли!
– Вернуться не в физическом плане, – снизошла до ответа мадам, – но в форме духа, если для них найдется место. А таковым может стать юный чистый разум, еще не тронутый мирскими проблемами, впечатлительный и восприимчивый. Найти их непросто, но у меня получается, – улыбнулась директриса.