Нора Робертс - Коллекционер
Нет, не на холсте. На большом листе бумаги.
– Я хотела прогуляться. У меня полно дел. Я принесла кофе. И маффин.
– Прекрасно.
Он даже не взглянул на нее.
– Положите все это и встаньте вон там.
– Я ходила в полицию и хотела рассказать…
– Встаньте вон там и рассказывайте. Нет, это положите.
Он подошел, выхватил у нее пакет из кондитерской, поставил на захламленный рабочий стол и подвел ее к длинному ряду окон.
– Изогнитесь вот так, но смотрите на меня.
– Я пришла не для того, чтобы позировать, да и звали вы меня прийти завтра.
– Сегодня тоже неплохо. Смотрите на меня.
– Я не соглашалась позировать. Честно говоря, мне неловко…
Он зашипел на нее:
– Да помолчите же хоть минуту! Нет, не так…
Она обреченно вздохнула.
На несколько секунд она почувствовала себя бабочкой на булавке.
– Я говорила, что не подойду вам.
– Нет, вполне подходите. Дело в настроении.
Он отбросил карандаш и прищурился. Ее сердце забилось сильнее. В горле пересохло.
Он запустил пальцы в волосы.
– Какой маффин?
– Э… французское яблоко. Звучит сказочно. Я проходила мимо пекарни Люка, по пути из полицейского участка. Вот и подумала, что нужно зайти и рассказать вам все.
– Прекрасно. Рассказывайте.
Он порылся в пакете, вытащил два стаканчика кофе и огромный маффин.
Когда он вгрызся в маффин, она нахмурилась.
– Это очень большой маффин. Я думала, мы его разделим.
Он откусил второй кусок.
– Вряд ли. Итак, полиция?..
– Я пошла туда и застала Файн и Уотерстона, как раз когда они уходили. Но они задержались, чтобы послушать вашу теорию взлома и насчет духов.
Наблюдая за ней так пристально, словно в руках у него был карандаш, он глотнул кофе.
– Они сказали, что подумают, но таким тоном, что стало ясно: никто не станет тратить время на то, что, по их мнению, чистая глупость. Они были слишком вежливы, и это вывело меня из себя. А вас? Почему вы не вышли из себя?
– Потому что понимаю их точку зрения. Даже если они поверили бы, что очень сомнительно, что они должны делать дальше? Куда двигаться? Никуда. У меня нет ничего определенного, у вас нет ничего определенного. Тот, кто вломился сюда и в квартиру Джули, возможно, уже успел это понять. В какой бы пакости ни были замешаны Оливер и его подружка, мы тут ни при чем. Я намерен расспросить родственников, узнать, не сказал ли он чего-то им. Но это вряд ли, особенно если он впутался во что-то нелегальное или скользкое, а возможно, в то и другое.
– Мне очень жаль.
– Не о чем тут жалеть. Может, он хвастался родным: слово там, слово здесь. И я смогу сложить все обрывки в единое целое.
Он разломил остаток маффина, протянул ей половину.
– Спасибо.
– Очень вкусно. Вам нужно было купить два.
Он схватил стаканчик с кофе, пересек мастерскую и рывком открыл двойные двери.
– О господи! Это что, костюмерная?
Лайла пришла в полный восторг и почти подбежала к нему.
– Взгляните только! Платья, шарфы, украшения! А белье! Его почти не будет на теле, если надеть! В старших классах я играла в школьном театре, недолго, потому что отца перевели, но больше всего любила наряжаться!
– Все это не подходит, но пока придется обойтись вот чем.
Он вытащил мягкий голубой сарафан.
– Не тот цвет, не та длина, но фасон лифа приблизительно тот, что требуется. Наденьте и снимите туфли.
– Не надену.
Но она коснулась юбки, мягкой летящей юбки.
– Это так красиво!
– Наденьте его на час. Дайте мне час, и оно ваше.
– Вы не можете подкупить меня… но это «Прада»!
– Оно ваше на один час.
– У меня дела… и Томас…
– Я помогу вам с проклятыми делами. И мне все равно нужно забрать почту. Я не забирал ее много дней. А Томас – кот, с ним все будет в порядке.
– Он кот любящий, когда рядом кто-то есть.
«Прада», подумала она, снова коснувшись юбки. Она купила пару черных лодочек «Прада», убедив себя, что они долго проносятся. К тому же на распродаже. По правде говоря, она выдержала жесточайшую битву на ежегодной распродаже в «Сакс» на восьмом этаже, чтобы их получить.
Лейблы не имеют значения, напомнила она себе, пока коварный внутренний голосок шептал «Прада», «Прада»…
– Почему вам приходится забирать почту? – спросила она, чтобы отвлечься от «Прада». – Разве ее не приносят?
– Нет, у меня абонентский ящик на почте. Один час, и я сделаю за вас все дурацкие дела.
– Класс, – просияла она, показав крошечную ямочку. – Мне нужно кое-что в отделе личной гигиены женщин. Я дам вам список.
Зеленые глаза весело прищурились.
– У меня есть сестры, мать, целый выводок мачех, а также бесчисленные тетки и кузины. Думаете, меня можно таким смутить?
– Час, – сдалась она. – И я забираю платье.
– Заметано. Можете переодеться там. И освободите волосы из этой штуки. Мне они нужны распущенными.
Следуя указаниям, она вышла в просторную ванную, черную с белым, как кухня, но с трельяжем. Того сорта, от которого ей хотелось проливать слезы в каждой примерочной большого магазина.
Она переоделась в мягкое голубое платье. Восхитилась не только ощущением того, что на ней надето, – она и раньше примеряла платья модных дизайнеров, – но сознанием того, что оно может принадлежать ей.
Немного велико в бюсте, большой сюрприз, но сидит неплохо. И она может отдать его в переделку. И поскольку она очень хотела получить проклятое платье, то сбросила босоножки и освободила волосы.
Когда она снова вышла, он стоял у окна и смотрел на улицу.
– Со мной нет косметики, – начала она.
– Она не понадобится. Только предварительная работа. – Он повернулся, изучая ее.
– Цвет вам идет. Но вам лучше в более ярких тонах. Идите сюда.
– Вы любите командовать, когда входите в роль художника, – заметила она и, проходя мимо мольберта, остановилась. На бумаге было ее лицо. Рисунок повторялся снова и снова, в разных ракурсах, с разными выражениями.
– Это все я? Странно.
Она снова почувствовала себя выставленной напоказ.
– Почему бы не пригласить ту девушку, которая позировала для русалки? Она прекрасна.
– Есть много типов красоты. Мне нужны ваши волосы…
Он запустил руки в ее волосы, взбил и показал, где встать.
– Взмахните волосами!
Она повиновалась. Глаза сверкнули. Не гневом. Чисто женским весельем.
– Вот так.
Он сжал ее подбородок, приподнял голову.
– Стойте в такой позе. Вы знаете куда больше, чем я, чем любой мужчина. Я вижу вас в лунном свете, в свете звезд, в свете костра, но никогда не проникну в ваши думы, в ваши мысли. Мужчины, любующиеся танцем, воображают, что могут вас получить. Но они не могут. Пока вы не выберете кого-то одного. Вы не принадлежите никому, пока не сделаете выбор. В этом ваша сила.
Он шагнул к мольберту.
– Подбородок вверх. Голову откинуть. Взгляд на меня.
Опять ее сердце колотится. Опять во рту пустыня. И на этот раз она ощутила, как ее ноги подкашиваются.
Как он это делает?
– Скажите, все женщины, которых вы пишете, влюбляются в вас?
– Некоторые успевают возненавидеть. Или испытывают острую неприязнь.
Он отбросил страницу с набросками. Начал новую.
– А вам это безразлично, поскольку вы получаете то, чего добиваетесь.
– Конечно. Смотрите на меня. А скажите, почему романы ваши – для подростков?
– Потому что это весело. В юности и отрочестве так много драм. Желание. Открытие. Ужасная потребность принадлежать кому-то. Ужасный страх не быть, как все. Добавьте оборотней. И получается аллегория, и становится еще веселее.
– Ну, да, оборотни – настоящее веселье, что тут скажешь! Но моей сестре Райли действительно понравилась ваша первая книга.
– Правда?
– Кейли рулит, и Эйден крут, но особенно она любит Мела.
– Вот это мило. Мел – лучший друг главного персонажа и очень неуклюжий болван.
– Вполне логично, поскольку она сама глупа, как пробка, и поэтому всегда на стороне неудачника. Я пообещал ей, что куплю вторую книгу, а вы ее подпишете.
Она зажмурилась от удовольствия.
– Через месяц у меня будет несколько сигнальных экземпляров. Я подпишу один и пришлю вам.
– Здорово. Я тут же стану ее любимым братом.
– Держу пари, вы уже ее любимый брат. Вы ее выслушиваете, и даже когда дела плохи, дарите что-нибудь на счастье.
– Развернитесь.
– Что?
Он покрутил в воздухе пальцем.
– Нет-нет, круто развернитесь.
На этот раз палец быстро дернулся.
Она почувствовала себя глупо, но все же быстро покружилась.
– Еще раз. Руки вверх, постарайтесь увлечься тем, что делаете.
Он включил музыку, чтобы отвлечь ее, помочь стать естественной.
– Так лучше. Замрите в этой позе, рук не опускайте. Ваш отец служил за океаном?
– Раза два. В Германии. Но тогда я была совсем маленькой и ничего не помню. А в Италии было славно.
– Ирак?
– Да, а вот это уже было скверно. Он дислоцировался в Форте Ли в Виргинии. Так что мы там жили.
