Дик Френсис - Крысиные гонки
К тому времени, когда я закончил осмотр, три пассажира уже шли по траве летного поля. Голденберг с жаром, просто уши дымились, что-то доказывал, майор с несчастным видом кивал, чуть наклоняя голову, а Энни Вилларс вроде бы не слушала. Когда они приблизились, до меня долетели слова Голденберга:
– …не могу поставить на лошадь, если мы не уверены, что он осадит ее...
Он резко замолчал, когда майор толкнул его, доказывая на меня. Майору не стоило беспокоиться, меня не интересовали их дела.
В принципе для легких самолетов лучше, если центр тяжести находится как можно ближе к носу. И я попросил Голденберга сесть справа от меня, майора и Энни Вилларс – на два центральных сиденья, а Кенни Бейст мог оставаться там, где сел. Место рядом с ним предназначалось для Колина Росса. К четырем задним сиденьям можно было пройти через боковую дверку, но Голденбергу надо было взобраться на низкое крыло и с него войти в правую переднюю. Он подождал, пока я войду, потом тяжело плюхнулся на свое место.
Все четверо привыкли летать на воздушном такси. Они пристегнули ремни раньше меня, и, когда я оглянулся, чтобы проверить, готовы ли они, майор уже погрузится в “Спортинг лайф”, а Кенни Бейст резкими злыми рывками чистил ногти – наверно, причиняя себе боль, он старался забыть обиду.
Получив разрешение диспетчера, я поднял в воздух маленький самолет для двадцатимильного броска через Беркшир. Летать на воздушных такси – совсем другое дело, чем на обычных аэролиниях. И найти ипподром, куда мы летели, мне казалось гораздо более трудным, чем с помощью радара сесть на лондонском аэродроме Хитроу. Раньше я никогда не возил пассажиров на скачки, и в то утро, когда мой предшественник Ларри пришел в офис за документами, спросил его, как он находит ипподром.
– Ньюбери – это пустяки, – небрежно бросил он. – Направьте нос самолета на широкую взлетную полосу, которую янки построили в Гринем-Коммон, и все. Ее практически видно из Шотландии. Ипподром – к северу от нее. А посадочная полоса идет параллельно белым брусьям ограждения финишной прямой. Ее нельзя не заметить. Довольно длинная полоса. Нет проблем. Что же касается Хейдока, так этот ипподром как раз там, где шоссе М6 пересекается с дорогой Ист-Ленкс. Проще простого.
И он, отправляясь в Турцию, задержался на пороге для прощальных советов:
– Потренируйтесь садиться на короткую посадочную полосу, прежде чем полетите в Бат. В сильную жару старайтесь не летать в Ярмут. Теперь все это ваше, приятель, желаю удачи.
Ларри был прав. Гринем-Коммон можно видеть издалека, но в ясную погоду, и вообще-то трудно заблудиться на пути из Уайт-Уолтема в Ньюбери. Есть ориентир – железная дорога в Эксетер, которая идет более или менее прямо из одного пункта в друзей. Мои пассажиры уже не раз летали в Ньюбери, и майор дал полезный совет: при посадке обращать внимание на электрические провода. Мы красиво приземлились на свежескошенной полосе, мягко подкатили прямо к концу трибун и остановились перед самым забором стадиона.
Колина Росса не было.
Я выключил мотор, и в непривычной тишине Энни Вилларс заметила:
– Он обычно опаздывает. Он говорил, что работает для Боба Смита, а Боб никогда вовремя не забирает своих лошадей.
Трое другие вяло кивнули, но раздражение все еще распирало их, и никто не начал обычную в таких случаях болтовню. Минут через пять такого тягостного молчания я попросил Голденберга разрешить мне выйти размять ноги. Он заворчал и грубо буркнул, что ему из-за меня придется вылезать на крыло. Я понял, что нарушил первое правило компании “Дерридаун”: никогда не раздражать клиентов, если хотите, чтобы они обратились к вам снова.
Однако, когда я вышел, они сразу заговорили. Я обошел самолет спереди, слегка облокотился на крыло, смотрел на бегущие по серо-голубому небу облака и думал обо всем и ни о чем. За моей спиной бухали все более громкие желчные реплики, и, когда они открыли дверку, чтобы проветрить самолет, обрывки фраз стали долетать до меня:
– …просто попросить провести тест на допинг. – Энни Вилларс.
– ...если заведомо не можете проиграть скачку лучше, чем в прошлый раз... я найду кого-нибудь еще... – Голденберг.
– ...очень трудное положение... – Майор Тайдермен.
Короткий резкий возглас Кенни и сердитое восклицание Энни Вилларс:
– Кенни!
– ...не платить вам больше, чем в прошлый раз. – Майор Тайдермен, очень выразительно.
Протест Денни прозвучал неразборчиво, и потом ясный злой ответ Голденберга:
– Потеряешь лицензию.
“Кенни, дружище, – отрешенно подумал я, – если ты не возьмешь себя в руки, то кончишь вроде меня. Лицензия останется при тебе, но больше ничего”.
“Форд” на высокой скорости мчался к трибунам, выехал из ворот ипподрома и запрыгал по земле, приближаясь к самолету. Он остановился в двадцати футах от нас, и двое мужчин выскочили из машины. Тот, что покрупнее, водитель, заторопился к багажнику и вытащил сумку и кожаный саквояж. Тот, что поменьше, направился к самолету. Я оттолкнулся от крыла и выпрямился. Он не дошел до меня нескольких шагов и остановился, поджидая, пока водитель поднесет вещи. Знаменитый Колин Росс. Потертые голубые джинсы и белая хлопчатобумажная майка в голубую полоску. На узкой ступне черные парусиновые туфли. Неброские темно-русые волосы спускались на удивительно широкий лоб. Короткий прямой нос и нежный женственный подбородок. Очень узкий в кости, а талия и бедра привели бы в завистливое отчаяние девиц викторианской эпохи. И в то же время в нем было что-то безошибочно мужское, более того, передо мной стоял зрелый человек. Он посмотрел на меня, и улыбка мелькнула в его глазах, такая улыбка, по которой угадываешь людей, знающих о жизни слишком много. В двадцать шесть лет душа у него давно состарилась.
– Доброе утро, – сказал я.
Он протянул руку, и я пожал ее. Ладонь у него была прохладной и крепкой, а пожатие кратким.
– Ларри нет? – спросил он.
– Он уволился. Я Мэтт Шор.
– Прекрасно, – равнодушно проговорил он и не представился, потому что знал: в этом нет нужды. Интересно, мелькнула у меня мысль, как себя чувствует человек в его положении? Колин Росс свою славу как бы не замечал. Он не принадлежал к тем добившимся успеха, которые преподносят себя, как подарок: “Вот он я, радуйтесь”. И по беззаботной небрежности его одежды я догадался, что он сознательно не хочет выпячивать свою известность.
– Боюсь, мы опоздали, – вздохнул он. – Придется нестись на полной скорости.
– Постараюсь...
Водитель принес сумку и саквояж, и я положил их в передний багажник между панелью мотора и переборкой кабины. К тому времени, как дверка багажника была плотно закрыта, Колин Росс нашел свободной сиденье и расположился на нем. Голденберг с недовольным ворчанием опять вышел, чтобы я мог занять свое место слева от него. Водитель, который оказался вечно опаздывающим тренером Бобом Смитом, успел и поздороваться, и попрощаться с пассажирами и стоял, наблюдая, как я, включив мотор, задним ходом тронулся к другому концу посадочной полосы и, развернувшись, поднял самолет в воздух.
Полет на север прошел без приключений. Я легко вышел на радиомаяк, который и повел нас через Давентри, Личфилд и Олдем. Контрольный пункт в Манчестере направил нас на север своей зоны, оттуда я повернул на юг, к ипподрому в Хейдоке, а дальше все было в точности так, как сказал Ларри: ипподром лежал на пересечении двух гигантских дорог. Мы коснулись земли прямо в центре поля, покатили и остановились там, где сказал майор, в ста ярдах от главной трибуны, недалеко от ограждений скаковой дорожки.
Пассажиры выбрались сами и забрали свои вещи, а Колин Росс посмотрел на часы. Слабая улыбка мелькнула и исчезла. Он просто спросил:
– Идете на скачки?
– Лучше останусь здесь, – покачал я головой.
– Я договорюсь с контролером, чтобы вас пустили в паддок, если передумаете.
– Спасибо, – удивленно протянул я. – Большое спасибо!
Он слега кивнул и пошел, не дожидаясь других. Нырнул под брусья ограждения, окрашенные в белый цвет, и заспешил к весовой прямо по скаковой дорожке.
– Тотализатор – тоже приработок, – сказал Кенни, забирая у меня свой плащ и протягивая руку за седлом. – Хотите воспользоваться случаем?
– Может быть. – Я не стал возражать, хотя и не собирался пользоваться случаем. Мои познания о лошадях и скачках ограничивались тем, это я знал о существовании дерби. Кроме того, я по натуре не игрок.
– Вам известно, что после скачек мы полетим в Ньюмаркет, а не назад в Ньюбери? – раздался обманчиво нежный голос Энни Вилларс.
– Да, – заверил я ее, – Мне об этом сказали.
– Хорошо.
– Если не попадем в тюрьму, – почти беззвучно пробормотал Кенни.
Голденберг резко оглянулся, чтобы проверить, слышал я или нет. Я не подал и виду, что слышал. Что бы они ни делали, меня это не касалось.
Майор Тайдермен расправил усы дрожавшей от возбуждения рукой и выпалил:
