Гарольд Роббинс - Бетси
— Великолепно!
Я вылез из автомобиля и подошел к моему другу.
— Огромное вам спасибо, — и протянул руку.
Он взял ее, и мы обменялись крепким рукопожатием.
— Еще раз напоминаю, будь осторожнее, — он улыбнулся. — Машина у тебя теперь очень быстрая.
— Не волнуйтесь, — ответил я. — Я собираюсь стать автогонщиком, когда вырасту.
Механики тем временем упаковали старый каркас в короб и двинулись вниз по дорожке. Мистер Дункан подошел к нам. Протянул листок бумаги моему другу.
— Извините, что беспокою вас, сэр, но здесь нужно расписаться.
Мой друг взял у него листок.
— Что это?
— Эл Ха Второй вводит новую систему учета. Это заказ-наряд. И он просил узнать, куда отнести расходы.
Губы моего друга разошлись в улыбке.
— Экспериментальный автомобиль.
Дункан рассмеялся.
— Хорошо, сэр.
Мой друг расписался, Дункан уже тронулся в обратный путь, но я остановил его.
— Благодарю вас, мистер Дункан.
Он сурово глянул на меня.
— Всегда рады помочь, молодой человек. Но попрошу вас не забывать, что на вашем «бугатти» заботами мистера Хардемана установлен двигатель «Вифлеем моторс».
— Не забуду, — пообещал я, проводил его взглядом, а затем повернулся к моему другу.
— Ваша фамилия — Хардеман, сэр?
Тот кивнул.
— Вы очень хороший человек.
Он засмеялся.
— Далеко не все придерживаются того же мнения.
— Я бы не обращал на них внимания. Многие точно так же недолюбливают моего дедушку, а он тоже очень хороший, и я его люблю.
— Нам пора, мистер Хардеман, — вмешалась сиделка.
— Одну минуту, мисс Гамильтон, — он посмотрел на меня. — Сколько тебе лет, Анджело?
— Восемь.
— Мой внук на два года старше тебя. Ему десять.
— Может, я смогу поиграть с ним. Дам поездить на моей машине.
— Едва ли, — усомнился мистер Хардеман. — Он учится в школе в другом городе.
— Уже поздно, мистер Хардеман, — вновь встряла сиделка.
Он скорчил гримасу.
— Сиделки и няни всегда такие, — посочувствовал я. — И моя постоянно от меня чего-то требует.
— Наверное, ты прав.
— Мне пообещали, что на следующий год няни у меня уже не будет. А зачем вам сиделка?
— Я не могу ходить, и мне нужен человек, чтобы ухаживать за мной.
— Вы попали в аварию?
Он покачал головой.
— Заболел.
— А когда вы поправитесь?
— Ходить я уже не смогу, — ответил он.
Я помолчал, думая, как ему помочь.
— Откуда вы знаете? Мой папа говорит, что такие чудеса случаются каждый день. Он — доктор.
Тут меня осенило:
— А может, вам показаться ему? Он очень хороший доктор.
— Я в этом не сомневаюсь, Анджело, — мягко ответил мистер Хардеман. — Но к докторам я уже находился. Кроме того, в субботу я уезжаю во Флориду и вернусь ой как нескоро, — он протянул руку. — До свидания, Анджело.
Я взялся за нее. Не хотелось, чтобы он уезжал. Почему-то уезжали все дорогие мне люди. Сначала дедушка, теперь — мистер Хардеман.
— Мы увидимся, когда вы вернетесь?
Он кивнул.
Я все еще держался за его руку.
— Я буду приходить в парк каждое воскресенье в это время и ждать вас.
— Я приеду сюда в первое же воскресенье после возвращения, — пообещал он.
Я отпустил его руку.
— Я запомню.
Сиделка покатила инвалидную коляску вниз по холму. Я следил за ними взглядом, пока они не скрылись из виду, а потом сел в машину. И лишь через двадцать лет узнал, во сколько обошелся Эл Ха Первому этот сюрприз.
Мы сидели с Дунканом в его кабинете, обсуждая характеристики автомобиля, который мне предстояло испытывать на следующий день. Внезапно старый инженер повернулся ко мне.
— Помнишь тот «бугатти», что мы переделывали для тебя по указанию Эл Ха Первого?
— Как я могу забыть?
Действительно, с того дня я бредил автомобилями.
Ничего другого для меня не существовало.
— А ты прикидывал, во что это обошлось?
— В общем-то, нет.
— У меня сохранился подписанный им заказ-наряд, — он выдвинул ящик стола, достал пожелтевший листок бумаги и протянул мне. — Ты знаешь, конструкторский и производственный отделы стояли на ушах, чтобы уложиться в поставленный им срок.
— Откуда мне знать?
Я разглядывал бумагу. «Экспериментальный автомобиль. Одиннадцать тысяч триста сорок семь долларов и пятьдесят один цент».
Я почувствовал легкое прикосновение к плечу и открыл глаза. Медицинская сестра-англичанка.
— Пришел доктор Ганс.
Я развернул кресло. Как обычно, он стоял, поблескивая очками.
— Доброе утро, мистер Перино. Как вы себя чувствуете сегодня утром? Ничего не болит?
— Нет, доктор. Неприятные ощущения возникают, лишь когда я смеюсь.
Он даже не улыбнулся. Дал знак сестре, и та подкатила столик со сверкающими стальными инструментами.
Я смотрел на них, зачарованный металлическим блеском. Он поднял кюретку с коротким лезвием. Пришел желанный миг.
Скольким людям выпадал шанс получить новое лицо?
Глава 2
Все началось в мае, после гонки «Индианаполис-500». На сорок втором круге забарахлил мотор, и я свернул в боксы. Несколько мгновений спустя по лицу старшего механика понял, что для меня гонка окончена. И уехал в мотель, не дождавшись финиша.
Лишь поворачивая ключ в двери номера, я вспомнил, что Синди осталась на трассе. Я совершенно забыл про нее.
Я открыл маленький холодильник, отломил несколько кубиков льда, бросил в стакан, плеснул канадского виски. Потягивая виски маленькими глоточками, прошел в ванную, пустил горячую воду, вернулся в гостиную, включил радио. Поймал репортаж с гонок.
— Андретти и Гурни пошли на восемьдесят четвертый круг. Номер один и номер два, — вещал комментатор. — Настоящая борьба гигантов…
Я выключил радио. Они возглавляли гонку с самого начала.
Я допил виски, поставил стакан на холодильник, направился в ванную. Добавил холодной воды и вставил в розетку штепсель портативного сатуратора [2]«джакацци». Раздеваясь, наблюдал, как над бурлящей водой поднимаются клубы пара. Ванная уже наполнилась белым туманом, когда я улегся в горячую воду.
Я облокотился головой о край ванны, чувствуя, как расслабляются мышцы, закрыл глаза, внутренне приготовившись к тому, что происходило в последние пять лет, стоило мне смежить веки.
Из-под капота показались языки пламени. Машина как раз вошла в поворот. Я отчаянно боролся с рулем, пытаясь подчинить себе теряющее управление чудовище. Внезапно перед глазами возникла высокая стена, с которой я и столкнулся на скорости сто тридцать семь миль в час. Машина встала «на попа», а затем, вся в огне, перевалилась через стену. В нос ударил запах моей горящей плоти. Я услышал собственный крик.
Открыл глаза. Видение исчезло. Я вернулся в ванну с горячей водой и мерно гудящим «джакузи». Медленно, очень медленно опять закрыл глаза.
На этот раз все обошлось. Я остался в воде.
Зазвонил телефон. В современных мотелях предусмотрено все, что только можно. Я протянул руку и снял трубку со стены за унитазом.
— Мистер Перино? — пропел мелодичный голос телефонистки.
— Да.
— Звонит мистер Лорен Хардеман. Соединяю.
В трубке что-то щелкнуло, и я услышал знакомый голос.
— Анджело, с тобой все в порядке? — чувствовалось, что он действительно обеспокоен.
— Полный порядок. Номер Один. Как вы?
— Нормально, — он рассмеялся. — Бодр» как мальчишка лет восьмидесяти пяти.
Рассмеялся и я. Ему недавно исполнился девяносто один год.
— Что это за шум? — спросил он. — Такое впечатление, будто ты говоришь из бочки, в которой переплываешь Ниагарский водопад. Я едва разбираю твои слова.
Я выключил «джакузи».
— Так лучше?
— Гораздо. Я смотрел телевизор и видел, как ты заехал в боксы. Что случилось?
— Подгорели клапана.
— Где ты выступаешь в следующий раз?
— Точно не знаю. Пока я дал твердое согласие на участие в гонке в Уоткинс-Глен. Но это осенью, — я услышал, как открылась дверь номера, к ванной приблизились шаги Синди. Я поднял голову. Она стояла на пороге.
— Может, на лето уеду в Европу и погоняюсь там.
Ее лицо осталось бесстрастным. Она повернулась и ушла в гостиную.
— Не делай этого. Нет никакого смысла. Еще разобьешься.
Хлопнула дверь холодильника. Звякнули о стекло кубики льда. Синди вернулась с двумя стаканами канадского виски со льдом. Я взял один. Она опустила крышку на унитаз и села. Пригубила виски.
— Я не разобьюсь.
Он, однако, гнул свое.
— Заканчивай с гонками. Ты уже не тот, что раньше.
— Просто неудачная полоса.
— Как бы не так. Я видел, как ты ехал. В прежние времена ты не позволил бы и Господу Богу обойти себя на повороте. А на последнем круге мимо тебя могла бы прорваться целая армия.
Вместо ответа я глотнул виски. Голос его помягчел.
— Послушай, в этом нет ничего плохого. У тебя была звездная пора. В 1963-м ты по праву считался вторым гонщиком в мире. И стал бы первым в шестьдесят четвертом, если б не вскарабкался на стену в Себринге и на год не выбыл из игры.
