KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Детективы и Триллеры » Триллер » Лукаш Орбитовский - Святой Вроцлав

Лукаш Орбитовский - Святой Вроцлав

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Лукаш Орбитовский, "Святой Вроцлав" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Стены грели и в квартире пана Мариана, на восьмом этаже панельного дома номер восемь. Только пан Мариан не забивал себе этим голову, поскольку перед ним стояли иные проблемы.

— Это как раз соответствует их мышлению, — заявил он, отхлебывая чай, — вершина всего планирования. Как действует Интернет, Куба[4]?

— Провода объединяют компьютеры различных людей. Вот и все, — спешно пояснил сын, не отрывая глаз от монитора.

— Объединяют, соединяют, — утешился пан Мариан, — и всегда Интернет один и тот же, так? И тут, и в Тель-Авиве.

— На целом свете.

— Именно потому. Именно это им было и нужно. Ну на кой черт кому такое изобретение? Еврей, сынок, он желает лишь одного. Быть везде. Вот мы хотим быть в Польше, а чех в своей Чехии, правда? А еврей — нееет. Он желает быть тут, там, повсюду, — указал пан Мариан за окно. Первая капля ударила в подоконник. — А как они так могут? Тута! — постучал он по монитору, — поначалу весь мир проводами опутали, и вот они уже повсюду. Первый шаг. А знаешь, какой второй?

Куба его не слушал.

Пан Мариан поднялся со стула, еще раз глянул на компьютер, перевел мрачный взгляд на плакаты, на полочку с книжками, в конце концов застыл, засмотревшись в пеструю стенку, неодобрительно засопел. Куба глянул на часы и начал одеваться.

— И куда это? — без какого-либо интереса спросил пан Мариан.

— Скоро буду, — бросил на ходу Куба, как будто бы кого-нибудь это интересовало, после чего, уже в дверях, прибавил: — Американцы, папа.

— А с ними чего?

— Это американцы придумали Интернет, пара. Армия.

— Ах, армия! — Отец провел сына. — евреи, армия из Америки, и вот скажи мне — какая разница?

Этого Куба уже не слышал. Он мчался наверх, перескакивая через две ступеньки, в лифтовое машинное отделение. Пан Мариан оперся на фрамугу и резко втянул воздух. Он очень сильно беспокоился за сына.

Мнения относительно психического состояния пена Мариана разделялись. Куба считал, будто бы у отца шарики всегда заходили за ролики, как у Шляпника, и сумасшествие лишь усилилось, когда мама сбежала с учителем физвоспитания из его средней школы. Другие судили, будто бы Мариан смолоду никак не проявлял признаков шизы, отличался он разве что болезненной скрупулезностью, но после удара по голове крыша у него поехала окончательно. Нашлись такие, которые видели, как Мариан получил по башке бутылкой от шампанского в новогоднюю ночь — а после того он еще прошел пару десятков метров, уселся в снегу по пояс и зашелся в рыданиях. Даже когда он получил пенсию за голову, то объяснял всем, что это по причине ноги — которую он подволакивал с детства — а так во всем он совершенно нормален, как ты или я.

До того, как получить пенсию, Мариан работал поваром в столовке на Новом Свете, откуда вылетел не потому, что наплевал в тарелку, а потому, что сделал это при всех. С тех пор он подрабатывал, торгуя книжками под вокзалом, и ему удавалось за пару дней заработать больше, чем за месяц готовки. Он импонировал интуицией, превосходно оценивал товар и людей, за гроши покупал целые библиотеки, а окружающие — включая и Кубу — только голову ломали, откуда такие способности, ибо Мариан не читал даже квитанций штрафов за езду без билета.

Хозяин повернул от двери и с тяжелым сердцем прошелся к лоджии. Насыпал курам зерна, убрал за кроликами, все так же сопя, вытер дерьмо с пола, чтобы потом меланхолично пялиться на дождь и городские огни. Когда он был моложе, когда сил было побольше, то мотался в деревню каждый день за свежими продуктами. Теперь же у него не было охоты ни ездить, ни понимать, как это Куба и все остальные могут есть ту отравленную гадость, продаваемую в рыгаловках, магазинах и супермаркетах. Сигареты тоже были дрянными, потому пан Мариан курил исключительно самокрутки из папиросной бумаги.

Несколько лет назад он с радостью понял, что впал в зависимость от телевизора. Не от телевидения, а именно от ящика, и потому, хотя и отрезал антенный кабель от старенького «рубина», сам телеприемник не выбросил. Задумчивый, он садился вечерами и всматривался в черный чурбан, плотно оклеенный записочками. Так он был способен дождаться рассвета, с бутылкой «стрельца» в одной руке и самокруткой в другой, размышляя и слушая музыку. Радио, естественно, тоже активизировало убийственное излучение, вот только от музыки пан Мариан отказаться никак не мог. Он купил старый проигрыватель и охапку виниловых дисков: у него имелись концерты Баха и Моцарта, песни Демиса Руссоса и «Бич Бойз», каким-то чудом в кучу попал дебютный диск «Металлики» и пластинка панков «The Clash». Иногда, после приличного принятия на грудь, пан Мариан брал сам конверт и всматривался в фотки, щуря глаза и шепча себе под нос.

Если бы у Мариана спросить — до открытия святого Вроцлава, потому что впоследствии он перестал отвечать — что он в себе ценит более всего, он ответил бы: мягкость. Весь мир сошел с ума, это все знают, сам пан Мариан тоже сходит с ума, только ведь другие справляются с этим хуже. Ненавидят, сжимаются и бесятся, и все вокруг напяливает на себя зловещую маску, прячет нож и клыки хищника. Люди бьют жен и детей, он же никогда даже голоса не повысил, и хотя сын и делает массу глупостей — к примеру, компьютер купил — но пан Мариан всегда ему помогает. Сам протянул провода, антенну поправил. Люди сами понимают определенные вещи, либо не поймут их никогда.

В Мариане укоренилась жажда знаний, которая долго искала осуществления. До того его неизменно встречало разочарование — острые края книжных листов калечили и отравляли жилы ядом типографской краски; телевидение высылало убийственное излучение, а что он думал об Интернете — сыну передать успел. Мариан просто слушал. Часами мог он бродить по городу, втискиваясь в людскую толпу, сидеть в пивной над единственной кружкой, и слушать, слушать, слушать; вещи лгут — а вот люди нет. Он носил массу листочков, которые заполнял наклонным, очень четким почерком, на тот случай, если бы кто-то другой — помимо него — пожелал бы узнать их содержание. Поначалу Мариан вклеивал листочки в тетради, как вдруг, в проблеске озарения, купил тюбик хорошего клея и ровными рядами начал заполнять стены. Так он мог работать до самого утра, а когда стены, потолок и мебель закончились — к себе в комнату Куба его не пустил — начал перекрывать старые листки новыми. Ведь те он знал на память.

Куба говорил, что вскоре во всей квартире не хватит места, и пан Мариан погибнет, раздавленный информацией, впрочем, по мнению того же Кубы, одного вида их жилища хватило бы, чтобы отца до смерти засадили в желтый дом. Мариан не сомневался в том, что сын его любит, и именно это записал на одном из листочков: ЛЮДИ НЕ ЗНАЮТ, ЧТО ЛЮБЯТ И ПОТОМУ ТОСКУЮТ, и сразу же ниже, в скобках: КАТАЛИЗАТОР? Информации было навалом: ЧЕРНЫЙ КВАДРАТ НА БЕЛОМ ФОНЕ (НЕ НАОБОРОТ) — МАЯКОВСКИЙ. КАЗИК[5] МОТЫКА ЛИЖЕТ СОБАКАМ ЗАДНИЦЫ. ВИЛЕНСКИЙ ЕПИСКОП РАДЗИВИЛЛ — ЭТО ЖЕНЩИНА. ИИСУСА ХР. РАСПЯЛИ ФРАНЦУЗЫ. И так далее.

Возвращения сына он ожидал часа через два-три — Куба, скорее всего, кувыркался с той телочкой в помещении для обслуживания лифтов, и пан Мариан даже немного удивлялся, потому что в возрасте своего сына он способен был играть в подобные игры до утра. Забавно, размышлял он, мой сын не стыдится все вот так выложить, что я ходячий материал для международной конференции психиатров, а вот боится прийти и сказать: папа, это вот Аня, Бася или как-то там еще, а потом исчезнуть с ней в комнате. Ведь умеет же встать, после попойки, в четыре утра, без всякого стеснения заявить, что за полгода в школе у него три кола, да еще и объясняться, что та воняющая кострищем дрянь, которую он курит в комнате — это такие особенные сигареты. Но вот с девушкой прийти он не может, как будто опасается, что я ему сделаю, если бы как будто сделал такое, именно такое, как будто… Пан Мариан побледнел.

Как будто бы ему было стыдно. Ну да. В глубине сердца Мариан почувствовал боль, настоящую такую боль, словно ноготь сорвал. Бася, Ася, Кася, как там ее звать — это же, похоже, уже десятая девица, с которой Куба ходит, только он, Мариан, ни одной еще не видел. У Кубы масса приятелей, он все время о них рассказывает, но никогда еще никого не приводил в гости. Но ведь Мариан был бы только рад, каждый отец радуется известию, что у сына куча приятелей, и что он не жалуется на проблемы с женщинами.

Мариан засопел, с трудом встал. У него закружилась голова, и совсем даже не от спиртного. Он сделал несколько неуверенных шагов и оперся руками на забитый книжками коричневый комод в стиле шестидесятых годов. После этого приложил лоб к стене. Та была теплой, гораздо теплее, чем должна была быть. Мой сын стыдится меня, повторил Мариан про себя, что мне следует делать? И в одно мгновение до него дошло, насколько сильно его жизнь отличается от жизни других людей, всех тех, у кого есть нормальная работа, и которые не выклеивают квартир обоями собственного производства. Ладно, быть может, я и псих, но ведь я принял Кубу со всеми его тараканами, не выставляя каких-либо условий, разве я не заслуживаю того же самого? Мариан плакал.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*