Роберт Годдард - Нет числа дням
— Не сомневаюсь.
Ник не соврал, хотя количество поклонников Ирен в данный момент оставляло желать лучшего. Судя по невеселой улыбке сестры, она подумала о том же.
— Народ соберется к вечеру.
— Тогда хорошо, что я успел до часа пик.
— Ты, похоже, прямо из офиса?
— Да, заскочил туда утром, перед отъездом.
— Выпьешь?
— Попозже. Мне бы прийти в себя, переодеться, душ принять.
— Ну конечно. Я все забываю, как долго ты ехал. Ступай наверх. Будешь жить в комнате Лоры. В холодильнике — пирожки и салат.
— Спасибо. Скоро вернусь.
Ник отворил дверь с табличкой «Посторонним вход воспрещен» прямо около дамского туалета и по узкой лестнице начал подниматься в жилую часть здания. Перепрыгивая через две ступеньки, взбежал на тесную площадку, откуда вели двери в гостиную, спальню, кухню, ванную и комнату племянницы, в данный момент пребывавшей на учебе в пансионе. Ирен уже застелила для него кровать. Ник брякнул на пол сумку, мельком попытался понять, что это за девица на висящем у двери плакате, и направился в душ.
Минут через сорок он вновь спустился в бар и увидел, что в дальнем зале уже сошлось около десятка местных жителей. Они неплохо проводили время, отпуская шуточки и перемывая соседям косточки. Некоторых Ник смутно помнил, и они его тоже. Вскоре он понял, что Ирен уже оповестила всех о визите брата и о мнимой причине приезда — семейном торжестве в Тренноре. Пришлось ставить выпивку и общаться с завсегдатаями. Через пару часов Ник почувствовал, что потратил столько улыбок и слов, что хватило бы на месяц, челюсть ныла, противный комок в желудке закаменел и разболелся. И никто не задал вопрос, лежавший вроде бы на поверхности: почему он не остановился в Тренноре — огромном доме, полном пустых комнат, в одной из которых Ник, кстати, долгое время жил вместе с братом Бэзилом, а забрался сюда, в крохотную спальню Лоры, полную плюшевых зайцев и дисков с песнями девичьих групп. Ну и хорошо, потому что он не нашел бы что ответить. Ирен так ничего и не объяснила. Возможно, лениво размышлял Ник, сидя в углу за третьей пинтой «Гиннесса», все, кроме него, уже давно все знают, вот и не спрашивают. Возможно, он один не в курсе, что происходит. А может быть, подумал он, перехватив предостерегающий взгляд сестры, пронзивший, казалось, облако сигаретного дыма, может быть, и не знают ничего.
Последнего из засидевшихся посетителей выставили за дверь только около полуночи, барменша торопливо протерла столы и тоже убежала домой. Ирен зажгла первую за вечер сигарету, щедро плеснула себе и Нику виски «Гленморанж» и уселась рядом с ним возле газового камина, бросавшего затейливые блики на развешанные по стенам в качестве украшения конскую сбрую и медную утварь.
— Веселая тут у тебя компания, — сказал Ник, имея в виду разошедшихся по домам завсегдатаев.
— Значит, не очень утомился? — улыбнулась сестра, подняв к губам стакан.
— Нет. Они все…
— Я не о них, я о тебе. Ты же не любишь, когда много народу. Особенно если приходится со всеми общаться.
— Привык, наверное.
— Правда? А я за тебя волновалась.
— И совершенно зря.
— Когда-то было не зря.
— А теперь все нормально.
Ирен, похоже, уловила намек и быстро сменила тему.
— Рада, что ты сумел выбраться.
— Думаешь, Эндрю тоже обрадуется?
— Конечно! Хоть и…
— Сумеет не показать виду.
— Ну, ты ж его знаешь. А сейчас он стал еще нелюдимей.
— И при этом ты все равно уверена, что неожиданное появление любимого братца пойдет ему на пользу?
— Мы ведь семья, Ник. Время от времени просто необходимо собираться вместе. Кроме того…
— Ты притащила меня сюда не только затем, чтобы отпраздновать юбилей Эндрю.
— Именно. — Ирен глубоко затянулась сигаретой. — Дело еще и в папе.
— А он знает, что я появлюсь в воскресенье?
— Нет. Мы думали удивить… их обоих.
— Мы?
— Мы с Анной.
— А Бэзил?
— Он в курсе всех дел.
И неудивительно — Бэзил уже некоторое время жил в квартире их второй сестры, Анны.
— Повезло ему.
Ирен вздохнула:
— Что ж. Пора поговорить начистоту. Ты не видел отца около года. В последнее время он сильно постарел. Как-то… сдал, что ли. Я помню его большим, сильным. А теперь он будто усох.
— Ему все-таки восемьдесят четыре.
— И ни месяцем меньше. Будь мама жива, все было бы иначе. Я не представляю, как он будет жить один в Тренноре.
— А Пру? — Упомянув любимую отцову домработницу, Ник тут же сообразил, что она, должно быть, немногим моложе хозяина. — Она не может за ним присмотреть?
— Может. Насколько ей позволяет катаракта. От Пру в последнее время не так уж много толку, Ник. Пришло время взглянуть фактам в лицо.
— Ты имеешь в виду, что взглянуть им в лицо должен папа.
— Мы нашли ему прекрасное место в Тэвистоке. Анна говорит, просто идеальный вариант. Гортон-Лодж.
Анна работала старшей медсестрой дома престарелых в Плимуте и, без сомнения, могла судить о подобных вещах профессионально. И все-таки Ник не мог понять, к чему такая спешка, и невольно почувствовал всплеск жалости к отцу.
— Завтра вечером Анна сама тебе все расскажет. Она просила, чтобы ты заскочил к ужину. Я серьезно, Ник: в Гортон-Лодже просто чудесно. Ничего лучшего за деньги не купишь.
— И все-таки… — Ник осекся. При слове «деньги» ему в голову пришла очень простая мысль. Кто станет платить за Гортон-Лодж? Наследство дедушки Палеолога, к сожалению, не дожило до третьего поколения. А отец без конца повторял, что зарплата ученого, на которую к тому же приходится кормить пятерых отпрысков, не позволит ему скопить хоть что-то на старость. Никому из детей, в свою очередь, не удалось заработать хоть мало-мальски приличного капитала. Единственным источником средств мог бы стать сам Треннор. Но ведь это родовое гнездо… Почему братья и сестры так стремятся переселить отца в комфортабельный дом престарелых? Похвально, конечно, но на них не похоже.
— Хочешь продать дом, Ирен?
— Разумеется.
— А если отец проживет еще десяток лет, а то и больше? Даже если пять…
— Не важно.
— Как не важно? Тогда продажа окажется совершенно бессмысленной. Сколько стоит Треннор? Тысяч триста. Триста пятьдесят от силы.
— Средние цифры именно таковы, не спорю.
— А какие еще цифры мы можем рассматривать?
— Более интересные. Кое-кто предложил отцу полмиллиона.
Ник в изумлении уставился на сестру:
— Полмиллиона?!
— Именно. Пятьсот тысяч фунтов. Наличными.
— Но… отец ведь не выставлял дом на продажу.
— Отсюда и доплата.
— Ничего себе доплата.
— Деньги уже лежат на промежуточном счете у Бэскомба.
Бэскомбом звали семейного адвоката Палеологов. До него адвокатом семьи был отец нынешнего Бэскомба, а еще раньше — дед. Похоже, таинственный покупатель и впрямь настроен серьезно.
— И кто он, этот «кое-кто»?
— Незнакомец по имени Тантрис. Я о нем ничего не знаю. Какой-то иностранец. Действует через посредницу.
— А зачем ему наш дом?
— А тебе не все равно?
— Может, и нет. И что, кстати, говорит отец?
— Он говорит: «Ни в коем случае».
— Тогда о чем разговор?
— О том, что мы должны его переубедить. Выступить единым фронтом.
— И поэтому ты меня вызвала?
— Почему же только поэтому? — Ирен посмотрела на Ника укоризненно, словно обидевшись на его предположение. — Я решила, что ты имеешь право знать. И разделить с нами прибыль. Или потерять ее, если мы отшвырнем деньги мистера Тантриса.
— Их отшвырнем не мы, а отец. Да и прибыль сомнительная. Предположим, она позволит ему подольше протянуть в Гортон-Лодже. А потом…
— За отца заплатит мистер Тантрис.
Второй раз за вечер Ник в изумлении вытаращился на сестру:
— Что?!
— Мистер Тантрис. Он предлагает что-то вроде попечительства. Бэскомб говорит — все чисто.
— А зачем это самому Тантрису?
— Хочет уговорить нас на сделку.
— Но…
— И подавить наши возражения, конечно. Хитрый план, чтобы склонить нас на свою сторону. Я не обольщаюсь насчет его мотивов.
— А что у него за мотивы? Для чего ему так нужен Треннор?
— Как я уже сказала, не все ли нам равно? — пожала плечами Ирен.
Что-то она темнит. Ник через стол подался к сестре:
— И все-таки? Ты знаешь зачем?
Несколько секунд Ирен молча курила. Потом сказала:
— Да. Мы все знаем.
— Кроме меня.
— Точно.
— Ну и?.. — Ник даже не пытался скрыть раздражение от того, что приходится торопить сестру.
— Это несколько… необычно.
— Уже догадался.
— Даже удивительно.
— Так удиви меня поскорей.
