Кэтрин Коултер - Необоснованные претензии
— Возражение!
Судья Олни нахмурился.
— Вы не должны оскорблять свидетеля, мистер Моретти.
— Но, ваша честь…
— Я хотел бы ответить на вопрос, ваша честь, — сказал Кристиан Хантер.
Олни хмуро посмотрел на свидетеля. Если этот человек и подкуплен, а такую возможность Олни считал весьма правдоподобной, то держался он безукоризненно, как настоящий профессионал. Судья медленно кивнул — пусть этот тип сам сунет голову в петлю, если ему пришла такая фантазия. Моретти сейчас перегрызет ему горло.
— После того, как я закончу давать показания, ваша честь, я буду рад предъявить мистеру Моретти перечень своих ценных бумаг и дам возможность побеседовать в моими бухгалтерами. Я не испытываю нужды в деньгах. У меня их более чем достаточно для моих потребностей. Меня невозможно подкупить.
Гул голосов усилился. Олни снова застучал своим молоточком. Он был так уверен, так чертовски уверен, что эта бледная молодая женщина виновна. Но теперь…
И только тут Моретти понял, что это тот самый Хантер. Кристиан Уэстфорд Хантер, разумеется, психолог, но не обычный, а такой, которому и делать-то ничего не надо, кроме как удовлетворенно рыгать после роскошного обеда, приготовленного в самом дорогом французском ресторане самым прославленным шеф-поваром.
Черт бы его побрал! Он ненавидел таким самодовольных, лощеных, богатых ублюдков, как Хантер. Психолог, так его разэдак! Для него это просто хобби, не более. Но почему он вздумал ее спасать? Почему?
Моретти не собирался сдаваться, пока еще не собирался, вовсе нет. Если потребуется, он добьется от судьи Олни, чтобы дело отложили. Черт, ведь судья понимал, что эта сука виновна. И он спросил обманчиво невыразительным голосом:
— Как вы думаете, доктор Хантер, почему миссис Карлтон не упомянула о вашей встрече в тот вечер?
— Не имею ни малейшего представления, — сказал Хантер, бросая беглый взгляд на Элизабет. — Впрочем, она ведь даже не знала моей фамилии, я сказал ей только свое имя. Возможно, она решила, что ей никто не поверит.
— Ваша честь, — обратился к судье Моретти, — пожалуйста, объясните свидетелю, что он должен ограничиваться краткими ответами.
— Но ваш вопрос, мистер Моретти, — ответил судья Олни, — не подразумевал, что свидетель должен отвечать на него только “да” или “нет”.
— А вам известно, что миссис Карлтон вообще ни разу не упомянула, что была в этом баре? Я полагаю, мой вопрос требует только краткого ответа, только “да” или “нет”.
— Нет.
— Вы не находите это странным, доктор Хантер? Кристиан Хантер только смотрел на него во все глаза.
— Вы не находите это странным, доктор Хантер? — Моретти двинул изо всей силы кулаком по перегородке, отделявшей его от свидетельского места.
— Ну, что ж, — ответил Хантер, — как психолог, я знаю, что травма иногда полностью блокирует память, и человек совершенно не помнит, что случилось. Срабатывает своего рода защитный механизм.
— Вы хотите сказать, что память миссис Карл-тон зациклило и она забыла, что убила мужа?
— Возражаю, ваша честь! Окружной прокурор извращает слова свидетеля.
— Возражение принимается.
— Итак, доктор Хантер, обвиняемая начисто забыла о своей встрече с вами? И вы классифицируете это как случай весьма удобной для нее амнезии?
— Вполне вероятно. Вообще в тот вечер миссис Карлтон выглядела озабоченной. Конечно, она не подозревала, что я психолог и…
— Вы собирались подцепить ее? Затащить к себе в постель?
— Возражение, ваша честь!
— Возражение принимается.
— Вам не приходило в голову в течение всей прошлой недели, конечно, что она была озабочена, потому что обдумывала убийство мужа?
Кристиан Хантер улыбнулся.
— Мистер Моретти, позвольте напомнить — убийство совершили как раз в то время, когда миссис Карлтон была со мной. К тому же я не считаю, что планировать что-либо означает совершить преступление. Если бы это было так, думаю, наша судебная система перестала бы существовать.
— Но, как психолог, вы, полагаю, не можете не согласиться, что убийство ножом для колки льда, ах, простите, серебряным ножом.., можно скорее назвать делом рук женщины, а не мужчины?
— Не имел дел с убийцами, и думаю, что ваше мнение в этом вопросе гораздо более компетентно, чем мое.
— Как вы думаете, доктор Хантер, кто-нибудь из бара мог бы узнать миссис Карлтон? Ну, чтобы подкрепить.., ваш рассказ?
Кристиан Хантер пожал плечами. Это был элегантный жест, полный невыразимого презрения к Моретти. Похоже, он просто-напросто исключал его из человеческого сообщества.
— Думаю, вам следует поспрашивать, — сказал он. — Почему бы и нет. Но сомневаюсь, что это будет удачная попытка. В баре было темно, я принес напитки, мы сели за стулья с высокими спинками.
— Там было очень темно, доктор Хантер? Хантер улыбнулся.
— Там было достаточно светло, чтобы я мог разглядеть пломбу на одном из ее коренных зубов.
Моретти казалось, что он бьется головой о каменную стену. Элизабет Карлтон не вызывали в качестве свидетеля, поэтому Моретти не мог проверить сведения, представленные Хантером. Присяжные поверили Хантеру. Он читал в их лицах, как в открытой книге. Род Сэмюэлс нашел под столиком руку Элизабет и пожал ее. Она была холодна, как лед, и влажна.
Он не предупредил ее о Хантере.
Моретти сделал новую попытку:
— Вы уверены, доктор Хантер, что это была обвиняемая Элизабет Ксавье Карлтон? Вы уверены, что провели тот вечер именно с ней?
— Уверен.
— Почему? Ведь вы сами говорите, что в баре было темно? В конце концов у многих людей есть пломбы на коренных зубах.
Хантер не обнаружил ни малейших признаков замешательства, ни малейших. Его тонкое лицо оставалось бесстрастным, а когда он заговорил, то речь его звучала уверенно:
— Она красивая, привлекательная женщина, и в тусклом или в ярком свете этого нельзя не заметить.
Я был один. Мы разговорились, и я быстро понял, кто она. Вот и все.
— И почему, по-вашему, столь красивая, интересная замужняя женщина могла оказаться одна в этом баре, доктор Хантер?
— Хоть убейте — не знаю.
Ах ты чертов сукин сын из Лиги Плюща [2]! Моретти чувствовал, что под мышками у него стало влажно. Он проигрывал и ничего не мог поделать. И все же нельзя отступать.
— А вы ее не спросили?
— Нет. Мы говорили о ее музыкальной карьере. Я бывал в Карнеги-Холл [3] и слышал игру миссис Карлтон, не пропустил ни одного концерта. Она очень хорошая пианистка, и так уж случилось, что я люблю Баха.
— А вам известно, что ее мужу было шестьдесят четыре года?
— Нет. Мы говорили только о музыке. Элизабет закрыла глаза. Лимузин скользил по Сорок второй улице, лавируя в скоплении транспорта и двигаясь к пригороду. Она гадала, когда же Дрейк повернет на Ист-Сайд. Мысленным взором она видела Кристиана Хантера. Она никогда его не забудет. Высокий, стройный, с ярко-синими глазами, с лицом чувственным и интеллигентным, может быть, несколько слишком длинным и чуть свыше меры худощавым. Внешность профессора, интеллектуала английского типа, из тех, кто носит одежду из твида. Он выглядел эстетом, человеком, редко пачкающим руки делами нашего мира. Но это была только видимость, он замечал многое, может быть, даже слишком многое, и он прекрасно управлялся с Моретти.
До сегодняшнего дня она не видела его в суде. Кто он и чего хочет?
Она снова почувствовала на своей руке руку Рода. Дрейк срезал путь, проехав через парк, и пересек Пятую улицу на перекрестке с Восемьдесят четвертой. Она открыла глаза и бросила взгляд на Метрополитен-музей. Как и всегда, там толпы народа.
Когда они двигались на восток, к Мэдисону, скопление транспорта уже не было таким обильным, потом Дрейк повернул на Восемьдесят пятую. Этот район был спокойным, старым, весь в деревьях. Дрейк, мягко ведя машину, въехал на подъездную дорожку. Она подняла глаза в то время, как Дрейк помогал ей выйти из машины. Элизабет любила этот дом — все четыре его этажа. Наверху, под самой крышей, мансарда, и выглядело это настолько по-французски, что, вспоминая годы, проведенные в Париже, она не могла удержаться от улыбки. А на втором и четвертом этажах были балкончики, обнесенные узкими чугунными перилами. Снаружи дом казался даже суровым, если не считать романтической крыши с мансардой и балконов. Он прекрасно вписывался в свое окружение. И никто бы никогда не догадался, что в нем живут богатейшие люди в мире.
Она молча вошла вместе с Родом в вестибюль. Гэлэхер, привратник, посмотрел на нее и широко улыбнулся им обоим.
— Привет, Лайэм, — коротко кивнул ему Род Сэмюэлс.
— Я слышал по радио об этом свидетеле, миссис Карлтон, — весело заговорил Лайэм. — Я так рад, мэм.
— Благодарю вас, Лайэм.
Неужели только он один верил в ее невиновность?
Род проводил ее до старинного, богато украшенного лифта. Тимоти сохранил его, когда снес старый дом на Уолл-стрит, и поставил здесь. Когда они поднимались, лифт скрипел и стонал, как ему и полагалось и как хотел Тимоти. Сколько раз она видела, как он усмехался и потирал руки, когда лифт шатался и кренился между этажами.
