Дэвид Линн Гоулмон - Левиафан
Услышав звук, остановился. Открылась дверь — судя по звуку, железная. Вглядевшись во тьму перед собой, он различил сумрачный коридор, изгибающийся направо и ведущий на следующий этаж. Парой этажей выше слышался шум, издаваемый людьми. Не страшась смерти, Деверу двинулся на следующий этаж. И тут почуял запах. То единственное, что удерживало его на этом свете последние два года. Аромат моря. Теперь грохот прибоя был слышен куда лучше, чем когда-либо прежде. И как только Деверу достиг следующей лестничной площадки, сразу же двинулся вперед. И тут сверху донесся крик:
— Стоять!
Деверу услышал приказ и топот множества бегущих ног, уже ковыляя навстречу запаху и звуку моря. Упал, вскрикнув и почувствовал, что ноги не повинуются ему. И тут наконец сквозь застилающие глаза слезы разглядел дверь — деревянную, а не железную. Топот становился все громче, уже на этом этаже крепости. Узник встал и отодвинул засов. Дверь тут же распахнулась, и сияющий шар клонящегося к закату солнца, пылающий будто бы за самым окном, ослепил его.
Под вскрики нескольких женщин Родерик с воплем боли вслепую ввалился в кухню. Теперь ароматы моря перебивали вульгарные запахи жарящегося мяса, рыбы и чеснока. Деверу почти на ощупь двинулся навстречу свежему воздуху, струившемуся сквозь открытое окно. Послышались новые крики, грохот распахнувшейся двери и топот ног вбежавших в кухню солдат.
Ощутив прилив неведомо откуда взявшихся сил, Деверу бросился к распахнутому окну. Перед пылающими, едва видящими глазами далеко внизу замаячило море. Теперь уж никто не сумеет помешать ему броситься в это море, навстречу распахнутым объятиям смерти. И когда чья-то рука схватилась за ветхое полотно его рубашки, Деверу прыгнул.
Под женский визг тюремщик подбежал к зияющему окну и увидел, как тощий человек рухнул с высоты полутора сотен футов в буруны, с грохотом разбивающиеся о скалы далеко внизу.
Узник Наполеона с наслаждением позволил океану принять свое тело. Сокрушительная ласка воды оглушила его, когда он врезался в нее, упав с головокружительной высоты. Открыв саднящие от соли глаза, он увидел, что валы несут его к иззубренным скалам, составляющим остров, на котором возведен Шато д'Иф. Утонуть или позволить прибою разбить себя о скалы? Выбор не заботил его, а вот мысль о том, что тюремщики, наверняка спешащие выудить его труп, могут спасти его от смерти, ужаснула.
И эта мысль привела Деверу к решению. Открыв рот, он втянул в себя сколько мог тяжелой от соли воды, чтобы лишить Наполеона желанного трофея. И уже на краю гибели ощутил резкий толчок в левый бок и скользнувшую по нему кожу какой-то твари — может, акулы. Потом еще толчок, и еще один. Открыв глаза, обнаружил себя посреди стайки дельфинов, игравших с ним, толкая то туда, то сюда. И вдруг понял, что его толкают туда, куда он совсем не хотел, — к поверхности. Родерик принялся лягаться и пинаться, чтобы игривые животные дали ему умереть с миром, но они упорно толкали его твердыми носами к свету дня.
— Будьте вы прокляты, — шепнул он, и вода хлынула ему в рот. И тут бред и галлюцинации унесли его куда-то вдаль: он почувствовал, как крохотные, мягкие, чуть ли не студенистые ладошки хватают его за лохмотья, поддерживая на плаву, а вокруг стрекочут дельфины.
Волна накрыла его с головой, и Деверу принялся лихорадочно хватать воздух ртом. Странные, призрачные ладони ангелов с шелковистыми волосами и нежными мягкими телами выталкивали его обратно на поверхность. Неужели это русалки из древних преданий, которые он слышал еще мальчишкой?
Сумев открыть глаза, Деверу увидел, что его унесло почти на милю от того места, где он рухнул в море у Шато д'Иф. Вяло барахтаясь, он видел людей у подножия крепости, обыскивающих море у того места, где он нырнул. И тут Деверу рассмеялся — впервые за два года, хрипло и с горестным надрывом. Дельфины вторили ему своим диковинным щебетом, плавая вокруг, как будто принимали участие в извращенном, исковерканном розыгрыше. Но ни окутанных сиянием русалок с мягкими ладонями, ни ангелов он не узрел.
Отлив уносил его прочь от суши, и берег уже скрылся вдали. Даже пугающая, ненавистная крепость превратилась в крохотное пятнышко на горизонте.
Умиротворенно плавая на поверхности в ожидании своей новой участи, Родерик вдруг снова почувствовал боль от удара в бок. Повернув свое исхудавшее тело в ожидании увидеть своих игривых спасителей, он наткнулся на толстый ствол дерева, унесенный морем. Несколько дельфинов подталкивали его к человеку. Деверу решил подождать, пока дружелюбные создания уплывут прочь, а после предоставить все на волю моря. По каким-то непостижимым причинам умнейшие животные океана хотят, чтобы он жил.
Без усилий держась на плаву час за часом, Деверу ломал голову, почему Бог решил пощадить его. Он послал свои чудесные творения, о которых Деверу по-прежнему думал как об ангелах, дабы отсрочить смерть несчастного ученого мужа с каким-то намерением. С приходом сумерек в голове зароились мысли и воспоминания о семье. Луна взошла и вновь закатилась, зарделся рассвет, а его уносило все дальше и дальше в море.
От бредового сна, преисполненного кошмарами, Деверу пробудил рокот прибоя и холод воды. Ему спились не убийства его жены и отца, а негодяи, отнявшие их у него. Сон бурлил ненавистью и жаждой мести этим людям и их господину. Только эти кошмары и заставляли его сердце биться в эту холодную ночь и наступившее за ней туманное утро. Два дня и две ночи носили его по волнам неспешные спасительные течения.
Теперь на смену стенаниям неправедных пыток пришли реальные звуки. Планируя к самой воде, чтобы разглядеть плывущее бревно, чайки издавали пронзительные крики, странным образом напоминавшие вопли отца и жены из его кошмаров. Стрекот неизменных спутников — дельфинов — заставил его обернуться на звук. И увидеть в какой-то сотне метров перед собой островок. Однообразие скалистого берега, видом своим на какой-то ужасающий миг внушившего мысль, что его принесло обратно в цепкие объятия Шато д'Иф, нарушали только чахлые деревца.
Крупный вал подхватил бревно, помчав Деверу навстречу погибели — иззубренные скалы, выстроившиеся у берега, надвигались с головокружительной скоростью. Но тут разыгралось нечто необычайное: дельфины оседлали волну и устремились вперед вместе с ним, выпрыгивая из воды и стрекоча. И когда валы уже вспенились, руки его соскользнули с бревна, и он почувствовал, как течение затягивает его между скал в устье пещеры, открывшееся при отливе в утренние часы и совершенно незаметное из-за пенистых гребней. Внутри оказалось холодно, сыро и темно, почти как в его прежнем каземате. Дельфины вытолкнули его на крохотный песчаный пляжик и уплыли, довольно стрекоча, будто радуясь достойно выполненному поручению. Деверу перекатился на спину, ощутив сквозь лохмотья благословенную землю под собой. После чего распростерся без сил и провалился в сон без сновидений.
Пробудившись, Родерик с трудом сел. Солнце за устьем опускалось за горизонт, но его умирающий свет еще просачивался в пещеру. Бывший узник Наполеона поднялся на трясущиеся ноги, но тут же рухнул. Потом снова встал, уже помедленнее, собрался с силами и огляделся.
Заметив что-то знакомое, он прищурил стянутые коркой соли глаза и склонил голову к плечу. Вдоль стен тянулись цепочки факелов. Споткнувшись, Родерик восстановил равновесие и подошел поближе. Факелы были старыми, очень старыми. Вынув один из дыры, вырубленной в стене, Деверу взвесил его на руке. Понюхав обгорелый конец, ощутил запах масла — старого, высохшего, но все-таки масла. Когда же повернулся к выходу из пещеры, босая нога наступила на что-то острое. Наклонившись, он обшарил сухой песок. Прочесывая его пальцами, наткнулся на какой-то предмет и поднял его к рассеянному свету. Это оказался кремень, которым когда-то зажигали эти самые факелы вдоль стены. Не выпуская кремня, Деверу провел ладонью по концу факела, обернутого пропитанной маслом тряпкой, присел на корточки и принялся бить кремнем по каменной стене.
Родерик потратил более получаса и разбил в кровь все пять пальцев, но факел в конце концов зачадил, а там и понемногу разгорелся. Отвратив взор от яркого пламени, Деверу вдруг заметил в песке кости человеческой ноги. Отступив, опустил факел пониже и прошел с ним вдоль ноги, к человеческим останкам, привязанным веревкой к колышкам, вбитым в ту самую стену, где Деверу взял факел. Древняя одежда скелета истлела и рассыпалась в прах. Череп скалился несколькими золотыми зубами, но куда больше зубов ему недоставало. Впрочем, вздрогнуть и тревожно оглянуться заставило Деверу не это, а факт, что череп был раскроен клинком от макушки до каверны, зиявшей на месте носа.
Тряхнув головой, Родерик обеспокоенно отступил. Остаткам лет сто, никак не меньше. Шаровары, изодранный жилет и красная рубаха придавали скелету сходство с цыганом, вроде бродяг, встречавшихся ему в прошлом на улицах Парижа. На костяных пальцах сверкали кольца — на каждом, даже на больших.
