Маргарет Миллар - Стены слушают
Для Уильмы это был тяжелый год: развод (второй уже), смерть родителей в разбившемся самолете, приступ пневмонии. Она рассчитывала, что отдых в Мексике поможет забыться. Вместо того она все привезла с собой. "Включая меня, – угрюмо подумала Эми. – Что ж, не было никакой необходимости ехать. Руперт сказал, что я делаю ошибку, а Джилл назвал дурочкой. Но у Уильмы никого же, кроме меня, не осталось".
Уильма отвернулась от зеркала:
– Я похожа на старую ведьму.
Струйка дыма сгустилась в облако.
– Неправда, – сказала Эми. – Мне жаль, что назвала тебя капризулей. Я считаю...
– Этот костюм болтается на мне, как на вешалке.
– Прелестный костюм.
– Конечно, прелестный. Прекрасный костюм. Его портит старая ведьма, на которую он надет.
– Не надо так говорить. Тебе же только тридцать три года.
– Только! Я катастрофически похудела. Прямо какая-то палка.
Уильма с размаху уселась на одну из кроватей.
– Мне нехорошо.
– Как именно? Опять голова?
– Живот! О Господи! Прямо точно меня отравили.
– Отравили? Послушай, Уильма, не надо придумывать.
– Я знаю, знаю. Но мне так плохо.
Она опрокинулась поперек кровати, схватившись руками за живот.
– Я вызову врача.
– Нет, нет, я не доверяю иностранцам.
– Я не могу сидеть, сложив руки, и смотреть, как ты мучаешься.
– Боже, я умираю. Не могу вздохнуть...
Ее стоны отдавались в чулане для щеток. Консуэла прижалась к прослушиваемой стене, неподвижна и настороженная, словно ящерица на накаленной солнцем скале.
Глава 2
Доктор пришел около восьми часов – бойкий невысокий человек с красной камелией в петлице. Казалось, он заранее знал, что встретит, и, бегло осмотрев Уильму, задал несколько кратких вопросов. Потом заставил ее принять крошечную красную пилюлю и чайную ложку вязкой жидкости персикового цвета. Остатки он положил на бюро и посоветовал повторить прием. Пройдя с Эми в гостиную, примыкавшую к спальне, он сказал:
– Ваша приятельница, миссис Виат, чрезвычайно нервна.
– Да, я знаю.
– Уверяет, что ее отравили.
– Ах, это просто нервы.
– Не думаю.
– Кому нужно отравлять бедную Уильму!
– Нет? Ну, это меня не касается. – Доктор улыбнулся. У него были дружелюбные глаза, лучистые и синие, как васильки. – А ведь она действительно отравлена. Ее болезнь обычна для приезжих и среди других, менее пристойных названий, именуется туристой.
– Вода?..
– Вода тоже. Но, кроме того, смена диеты, безрассудное питание, высота над уровнем моря. Я оставил ей лекарство – новый антибиотик, который наладит проблему ее пищеварения. Другое дело – высота. Ее не изменить даже в угоду туризму. Здесь вы очутились на высоте около семи тысяч четырехсот футов, а ведь привыкли к морскому климату, если не ошибаюсь – Сан-Франциско?
– Да.
– Это особенно отзывается на вашей приятельнице, потому что у нее повышенное давление. Такие люди неумеренно активны, а на нашей высоте это более чем неблагоразумно. Миссис Виат должна быть осторожней. Внушите ей это.
Эми промолчала. Никому никогда не удавалось что бы то ни было внушить Уильме. Она только вздохнула. Но доктор как будто понял.
– Все-таки объясните ей кое-что, – посоветовал он. – Мои соотечественники соблюдают сиесту не просто от лени, как считают газетные юмористы. Сиеста разумно сохраняет здоровье при нашем образе жизни. Вы должны повлиять на вашу приятельницу.
– Уильма не любит лежать днем. Называет это пустой тратой времени.
– В каком-то смысле она права. Но немножко полениться ей как раз не вредно.
– Что ж, постараюсь, – сказала Эми таким тоном, как если бы ее лучшее немногим отличалось от худшего. Ей-то самой казалось, что оба эти начала сопутствуют одно другому. У нее лучшее часто оборачивалось катастрофой, тогда как худшее оказывалось вовсе не таким уж плохим.
Глаза доктора скользнули по ее лицу, как бы читая невидимые строчки.
– Есть еще одна возможность, – сказал он. – Если вы никуда не торопитесь.
– Какая возможность?
– Вы можете спуститься на несколько дней в Куэрнаваку, чтобы ваша приятельница постепенно акклиматизировалась.
– Назовите, пожалуйста, по буквам.
Он назвал, и она записала в маленький блокнот, к металлической обложке которого магнитом прикреплялось перо. Руперт подарил ей этот набор, потому что она вечно теряла перья и записывала карандашом для бровей, а то и губной помадой. Последние записки приходилось сокращать: "Р: П. в П. з. в. с М. С. в. Э.". Только Руперт умел расшифровать, что это означало: "Пошла в Парк золотых ворот прогулять шотландского терьера Мака и скоро вернусь. Эми".
– Куэрнавака, – повторил доктор. – Туда всего час езды. Но она на три тысячи футов ближе к уровню моря. Славный городок, приятный климат.
– Когда Уильма проснется, я ей расскажу.
– Она, наверно, не проснется раньше завтрашнего утра.
– Она еще не обедала.
– Думаю, ей это не во вред, – сухо усмехнулся доктор. – Зато, судя по всему, вам не мешало бы поесть...
Но Эми казалось бессердечным признаться, что проголодалась, и она отрицательно покачала головой:
– Ах, нет, я совсем не голодна.
– Ресторан открыт до двенадцати ночи. Избегайте есть сырые фрукты и овощи. Хорош был бы бифштекс, но без приправ. Виски и сода. И никаких хитроумных коктейлей.
– Я не могу бросить Уильму.
– Почему?
– Вдруг она проснется, и ей понадобится помощь.
– Она не проснется.
Доктор взял свой чемоданчик, решительно направился к двери и, отворив ее, сказал:
– Спокойной ночи, миссис Келлог.
– Я... Мы еще не расплатились с вами...
– Плата за визит войдет в счет гостиницы.
– О! Хорошо. Благодарю вас очень, доктор...
– Лопес.
Сдержанно поклонившись, он протянул свою визитную карточку и уверенно хлопнул дверью, словно доказывая, что Уильму сейчас не разбудить.
На карточке значилось: "Доктор Эрнест Лопес. Паско-Реформа, 510. Тел. 11-24-14".
Доктор оставил за собой слабый запах дезинфекции. Пока он находился в комнате, запах успокоительно действовал на Эми: микробы погибали, вирусы так и валились по сторонам, скверные букашки испускали последний вздох. В отсутствии доктора запах беспокоил, как если бы им пытались приглушить застарелые, более тонкие запахи гнили.
Эми пересекла комнату и открыла зарешеченную дверь балкона. Внизу оглушительно гремел проспект. Казалось, весь город, отдохнув и посвежев после сиесты, внезапно вырвался наружу, возбужденный, шумный. Перед вечером шел дождь, недолгий, но сильный. Улицы все еще блестели, чистый воздух бодрил. Эми он казался полезным, пока она не вспомнила о высоком давлении Уильмы. Тогда она быстро закрыла дверь, словно бы комната герметически закрывалась, отгораживаясь стеклом и железной решеткой от воздействия высоты.
– Бедная Уильма, – произнесла она вслух.
Слова прозвучали совсем не так, как ей хотелось. Они уменьшились и потяжелели, продираясь сквозь стиснутые зубы. В собственном голосе она услышала предательство дружбе и виновато поспешила в спальню.
Уильма уснула, так и не сняв красный шелковый костюм, браслеты и позолоту с век. Она походила на готовую к погребению покойницу.
Эми выключила свет и вернулась в гостиную. Было восемь часов. В церкви напротив, на той стороне проспекта, загудел колокол, пытаясь перекрыть звонки троллейбусов и гудки таксеров. Эми подумала, что дома еще только шесть часов. Руперт все еще работает в саду, Мак подстерегает бабочек и кузнечиков, а поймав, разумеется, отпускает: ведь терьеры очень цивилизованные собаки. Если же с залива пополз туман, оба сидят дома: Руперт читает воскресную газету у себя в кабинете; Мак, взгромоздившись на спинку кресла, хмуро смотрит через плечо Руперта, туманно представляя себе, что сейчас происходит в мире.
Высокий человек и крошечный песик привиделись так близко и так живо, что стук в дверь заставил Эми вздрогнуть от непрошенного вторжения в ее личную жизнь.
Она открыла, думая опять увидеть горничную со свежими полотенцами. Но в дверях стоял пожилой мексиканец с каким-то предметом, небрежно завернутым в газету.
– Вот шкатулка, сегодня утром заказанная сеньорой.
– Я не заказывала шкатулки.
– Другая сеньора. Она хотела посвятить шкатулку. Я принес ее сам, не доверяя дражайшему зятьку. – Он бережно развернул газету, словно снимал покровы со статуи. – Дивной красоты шкатулка, кто хотите подтвердит.
– Шкатулка великолепна, – согласилась Эми.
– Чистое серебро. Не бывает чище. Попробуйте, как тяжела.
Он протянул инкрустированную шкатулку. Эми чуть не уронила ее, так неожиданно тяжела она оказалась. Человек радостно заулыбался:
– Ну как? Видите! Чистейшее серебро. Сеньора сравнила ее с морем. Я никогда не видел моря. А сделал шкатулку, похожую на море, моря же, честное слово, не видал. Как это получилось?
