Эрик Харт - Озеро скорби
Солнце, хотя и все еще низкое, светило ярко. Перед девушкой по дороге в золотистом утреннем свете мчался силуэт машины, внутри которого была ее собственная странно вытянутая тень. Больше на дороге никого не было на целые мили вокруг. Нора опустила стекло и высунула, как в детстве, руку на ветер, чувствуя, как вся ее ладонь, будто лосось, плывет против сильного течения прохладного утреннего воздуха. Взглянув на пассажирское сиденье, Нора представила, что там сидит ее сестра Триона в детстве, рыжие волосы распущены по спине, а рука точно так же высунута из окна. Она схватила сестру за руку, как много лет назад, и несколько мгновений они летели, наслаждаясь своей совместной проделкой и головокружительным ощущением того, что они хоть отчасти да летели по воздуху. Но вдруг в ее сознании прозвучал голос матери: «Ах. Нора, пожалуйста, не надо. Ты знаешь, она всегда все за тобой повторяет». Ясное личико Трионы исчезло, и Нора убрала руку обратно в машину. Подобные воспоминания мало утешали. Трионы больше не было, а подобные мимолетные образы в силу своей редкости стали бережно хранимыми сокровищами.
Постепенно поверхность дороги стала такой неровной, что Норе пришлось снизить скорость почти до нуля и еле ползти, чтобы не биться головой о крышу машины. Болотные дороги только казались твердыми — на самом деле это были всего лишь тонкие асфальтовые ленточки, достаточно легкие и гибкие, чтобы держаться на поверхности неустойчивой топкой земли. С такого расстояния на поверхности болота было заметно неестественное бесплодие — год за годом землю оголяли, предотвращая распространение растительности. Только сравнивая этот пейзаж со знакомыми ей обычными болотами, Нора понимала, чего здесь не хватало — изобилия жизни, что царило в естественном болоте. Напрашивался один-единственный вывод — уходящие за горизонт темные оттоки на самом деле высасывали жизнетворную воду.
Нора попыталась представить себе, как болото должны были воспринимать древние люди — как странный пограничный регион: наполовину вода, наполовину земля. Для них это был центр мира, святое место, где погребали мертвецов и прятали сокровища, страна духов. Нора попробовала вообразить, каким было это место тысячи лет назад, когда гигантские дубы еще поднимались к небу. Ей приходилось видеть их сырые искривленные обрубки, извлеченные из торфяных озер — стволы ушли на ритуальные постройки или дороги из досок, проложенные по наиболее опасным болотистым местам.
Девушку изумляло, что, несмотря на важность болот как хранителей истории, их продолжали отдавать для утоления вечно растущего энергетического голода. Всего сотню лет назад болота считались просто бесполезными пустошами. Потом за них взялись ученые, стремясь создать наиболее эффективные способы добычи торфа только за тем, чтобы с опозданием выяснить, что их усилия напрасны, а выбор неверен. Через двадцать лет устаревшие электростанции исчезнут. Болота к тому времени будут оголены до мергелевого слоя подпочвы, и им придется заново медленно восстанавливаться, слой за слоем, следующие пять, восемь или десять тысяч лет. Даже не осознавая того, люди науки и прогресса отказались от книги прошлого, на страницах которой остались невероятные записи за несколько тысячелетий о погодных тенденциях, о жизни людей, животных и растений, ради рабочих мест в пустынной глуши и выработки электроэнергии, которой хватит на ничтожное количество лет.
С доисторических времен на болотах приносились жертвоприношения; странно было думать, что сами болота стали жертвой. Нора мысленно пролистала археологические книги, которые читала всю зиму. Ее зачаровали описания кладов, извлеченных из полных воды мест, многие предметы из которых она видела в Национальном музее. Большинство было обнаружено совершенно случайно. Ее ошеломили красота и сложность конструкции древних предметов. Некоторые имели явно военное предназначение: бронзовые мечи и кинжалы с богатыми узорами, наконечники копий, сказочного вида змеевидные трубы. Другие служили хозяйственным или ритуальным целям: золотые браслеты и обручи, фантастические броши и застежки в виде птиц или животных, зеркала, украшенные гравировкой с множеством ни на что не похожих лиц. Причина, по которой эти предметы помещались в озера и болота, по-прежнему была окутана завесой тайны, все еще оставалась загадочным секретом людей, не имевших письменности.
Конечно, в болотах находили не только предметы; также была выкопана почти сотня комплектов человеческих останков. Судя по голым фактам из бюллетеня болотных трупов, который Нора постоянно обновляла, кое-кто из обнаруженных в болотах просто заблудился и упал в смертельные трясины, но были и явные погребения — это могли быть обычные захоронения, может, здесь лежали самоубийцы или умершие при родах, которых отказались похоронить в освященной земле. До сих пор шла оживленная дискуссия на тему, могли ли некоторые более старые болотные тела принадлежать людям, принесенным в жертву. И спорили не только об этом. Последние исследования показали, что радиево-углеродным методом сложно было установить точную дату смерти; эксперты спорили, сами ли болотные люди красили себе кожу в синий цвет медной краской или просто впитали медь из окружавшего их торфа; специалисты пытались выяснить, были ли эти люди убиты или они оказались жертвами неудачных попыток спасения. Определенности не было ни в чем. Если выделять неоспоримые факты, то у ученых были только точки на карте, обозначавшие, где что было найдено.
Пересекая границу графства Оффали. Нора остро осознала, что приближается к древнему району, известному как Мид, то есть центр. Этому месту приписывали самые разные магические атрибуты, средоточие могущества, обозначенное центральными осями крестов на солнечных дисках бронзового века, оставшихся от тех времен, когда мир делился на четыре квадранта: Север, Юг, Восток и Запад, и туманный центр, который был не Там, а должен был быть Здесь. А где был ее собственный Мид, ее центр, та точка, где все кусочки ее жизни встречались и пересекались в одном бесконечно малом, но бесконечно могущественном месте?
Всю поездку сюда Нора упорно старалась не думать о Кормаке, но чувствовала, что ее решимость слабеет. Чуть больше года назад она проделала почти то же самое путешествие на запад, туда, где их жизни связала преждевременная смерть красивой рыжеволосой девушки, чью голову они достали из болота. Она не ожидала встретить человека, подобного Кормаку Магуайру. Она вообще никого не искала, а просто приехала туда как в убежище, чтобы укрыться от чрезмерности чувств. Это случилось не сразу, постепенно обволакивая ее. Да, она впитывала его тепло, будто погибала от холода, но чем были те мгновения интенсивного счастья: реальностью или лишь иллюзией? Казалось, весь год прошел как сон. С приходом весны Нора поняла, что сновидения не вечны; то, что она знала, кололо и терзало ее, с каждым днем становясь все острее. Она не могла дождаться, когда же снова увидит Кормака, но ее нетерпеливое предвкушение умеряла растущая тревога.
Нечего было и думать о том, чтобы здесь жить. В Ирландию Нора приехала ненадолго, передохнуть после долгой борьбы за справедливость, которая должна была настичь виновника ужасной смерти Трионы. Иногда Норе снилось лицо Трионы в синяках и ранах, и она просыпалась в слезах, не находя себе места. Кошмар не уходил, тревожа ее даже после пробуждения, оставляя на многие дни тяжесть в ее душе и теле. Еще хуже были сны, где Триона возвращалась, живая и здоровая, словно никогда и не исчезала. Нора знала, что эти сны лгут, даже пока они ей снились, и все равно при пробуждении испытывала новый приступ горя и боли.
Два дня назад она подошла к телефону и услышала в трубке дрожащий голос матери:
— Он опять женится, — незачем было спрашивать, о ком говорила мать; Нора знала, что речь о Питере Хэллетте — муже и убийце Трионы.
От воспоминаний о том разговоре Нору вдруг замутило. Боясь, что ее сейчас стошнит, она резко затормозила и вышла из машины, оставив дверцу открытой, а мотор включенным. Она прошлась по дороге в том направлении, откуда только что приехала. Если дышать помедленнее, то, может, ее перестанет тошнить. Она резко села на обочину и опустила голову между колен, ощущая, как пульс стучит в висках.
Постепенно ровный шум ветра начал ее успокаивать, и она почувствовала, как тошнота утихает. Неожиданно сзади ударил порыв ветра, и Нора подняла голову. Бриз закружил вокруг нее, подняв в воздух пригоршню торфяной пыли. Крошечный вихрь протанцевал по болоту, закручиваясь на восток к низкому утреннему солнцу, и, наконец, рассеялся — просто дыхание ветра на мгновение обрело плоть и стало видно глазу.
Нора посидела еще немного, слушая странную музыку ветра, свистевшего в кустах дрока вдоль дороги, глядя, как машут крошечные белые флаги болотного хлопка, будто передавая сигналами зашифрованное послание. Над головой у нее плясали кусочки растительного мусора, подхваченные восходящими потоками. В странно сухом воздухе был какой-то новый минеральный привкус, который девушка не могла распознать. Вставая, чтобы вернуться к машине. Нора неожиданно поняла, что это было: на нее неслась огромная быстро передвигавшаяся стена коричневой торфяной пыли, и она была уже в тридцати ярдах. На мгновение Нора застыла на месте, ошеломленная зрелищем бури такой величины, а затем очертя голову бросилась к машине, но уже было слишком поздно. Пылевое облако проглотило ее вместе с дорогой и просторами болота, залепив ей глаза и забив ноздри и горло жгучим торфом. Нора сразу же потеряла способность оценивать расстояние и дальше побежала вслепую, пока правым коленом сильно не ударилась о задний бампер машины. От неожиданной боли у нее перехватило дыхание. Не рискнув разжать губы, чтобы вскрикнуть, она дохромала до стороны водителя и залезла в машину, закрыв дверцу от пыли, попытавшейся последовать за ней внутрь. Посреди шторма она отчаянно пыталась задерживать дыхание, так что теперь жадно вздохнула и сразу же разразилась приступом кашля. Дверь в машину была закрыта, и пыль не могла проникнуть в герметически закрытые окна, но некоторое количество торфа все-таки влетело в открытую дверцу, и теперь висевшие в воздухе крошечные частички начали оседать, покрывая сиденья и приборную доску тонким слоем темно-коричневой органической пыли.
