Джонатан Рабб - Заговор
Первая пуля ударила в дерево не дальше чем в пяти футах, кора полетела во все стороны, один кусочек скользнул по бедру, когда она со всего маху плюхалась на землю. Мгновение спустя ее настиг второй залп: пули, казалось, пролетели в дюймах от головы. Все внутри уговаривало ее заорать, завизжать, горло перехватило так, что едва хватало на глоток воздуха, грудь коробил гнетущий страх. Она собралась бежать, но новые пули попали в соседнее дерево. Дорога. Добраться до дороги. Девушка пыталась втолковать себе, что ее обучали всему этому, что она ночи проводила на морозе, готовясь к таким вот случаям, однако теперь, когда собственная жизнь повисла на волоске, лежала недвижимо, будто окоченела, не в силах ни двигаться, ни соображать. Дорога представлялась каким-то обволакивающим убежищем посреди окружавшего безумия.
Грохнул новый залп. На сей раз вместе с ним слева от нее раздался сдавленный вскрик. Она обернулась и через мгновение увидела, как из-за дерева показалась шатающаяся фигура. Там, расставив руки и широко раскрыв глаза, стояла самая младшая из трех, на лице ее застыла странная улыбка. Она, казалось, оцепенела, выглядела почти умиротворенной, слегка покачиваясь при каждом шаге. От нее невозможно было оторвать глаза: лунный свет рассекал ей, медленно взбиравшейся по склону, торс, по всему телу струилась кровь. Она потянулась к ветке, чтобы схватиться за нее, и в этот миг хрупкое тельце окончательно изрешетил град пуль, едва не оторвав его от земли, прежде чем швырнуть на бугор у основания дерева. Только руки ее, тонкие тростиночки, оплетшие ствол, сохраняли видимость чего-то присущего человеку.
Лучи всех фонариков, казалось, сошлись в одной точке на безжизненной массе, тут же наверху склона замелькали фигуры, спешащие вниз, к убитой жертве. Несколько секунд девушка, ставшая свидетельницей смертельной охоты, неотрывно смотрела на труп подруги, не в силах отвести глаза. Наконец, когда уже, казалось, прошла вечность, она вскочила и стала продираться сквозь быстро уходившие вниз деревья и кусты, глубоко впиваясь пальцами в землю, чтобы сохранить равновесие. Она не думала о лучах света, которые почти сразу же заплясали вокруг нее: перед глазами стояло лишь смутное очертание границы, дорога за которой притягивала ее все ближе и ближе.
Первая пуля пронзила ей предплечье, мгновенный шок остановил боль, которая — секунду спустя — волной вздыбилась от живота и прошла по всем мускулам, обжигая их огнем. Вторая впилась в бедро, будто невидимой подсечкой сбив девушку с ног, она рухнула, больно ударившись спиной и головой о крепкую, как камень, землю, покатилась через корни и сучья, пока не ткнулась грудью в ствол дерева.
А потом — тишина.
Она лежала совершенно недвижимо, улавливая беготню позади себя, глаза же были обращены на полоску дороги в каких-то пятнадцати футах от нее. Дорога. Проблеск света показался впереди. «Фонарики сверху» — первое, что пришло ей на ум. Собрав остаток сил, она приподнялась и повернулась лицом к своим преследователям, ожидая почувствовать на лице слепящие вспышки лучей. Вместо этого различила лишь сплошную темень. Не поняв, на миг растерялась, а потом повернулась обратно. Свет на дороге. Свет от машины. Боль в ноге теперь пульсировала по всему левому боку, но она все же, превозмогая себя, поползла по земле. Поросшая травой обочина пролегала сразу за линией деревьев, всего в нескольких футах. Глянув вправо, она увидела вдали светящиеся кружочки фар: машина была не более чем в четверти мили от нее. Девушка попыталась встать, но ноги не слушались.
Пули прошили ей спину и припечатали к обочине. Довольно странно, но девушка не чувствовала их, напротив, пули, казалось, сняли боль со всего тела, трава, ставшая теплой, манила к себе, а огни баюкали, омывая мягкой лаской. Все невесомо, недвижимо.
Никаких ощущений, если не считать сладковатого привкуса крови на губах.
* * *— И вы не смогли ничего сделать? — вопрошал старец. — Водитель подъехал до того, как вы туда добрались? Вы никак не могли забрать тело?
— Никак.
— Понимаю. — Старец поправил подушку за спиной и, взяв со столика у кровати стакан, отпил глоток воды. — А две другие?
— Обеспечено.
Старец кивнул.
— Вы говорите, она была мертва?
— Да.
— Но не тогда, когда водитель подъехал?
— Я сказал, что не могу утверждать…
— Да-да, — перебил старец, и в его тоне впервые послышались недовольные нотки. — Вы сказали, что не можете утверждать, что шестнадцатилетняя девушка, которой вы только что несколько раз прострелили спину, была мертва.
— Если она не умерла до того, как тот подъехал, то скончалась через минуту. Самое большее.
— Чудесно.
— Совершенная случайность, что машина оказалась…
— Не пытайтесь оправдать свое неумение. Вы позволили ей приблизиться к дороге. Случайность или нет, но машина оказалась там. А это означает, что приятель нашей юной леди сейчас в больнице, морге либо в полицейском участке. Под бдительным оком одного из наших местных правоохранительных специалистов. Не совсем то, о чем я вас просил. — Молчание. — Вы уйдете отсюда немедленно. Вы все. Оружие, одежда. Вы отвечаете за то, чтобы позаботились о месторасположении. Никаких грузовиков. Я не желаю ничего, что могло бы привести их сюда. Это понятно?
— Да.
— Сами вы удалитесь, пока я вас не позову. Это так же понятно?
— Да.
— Хорошо. — Старец откинулся на подушку, короткой тирадой завершая разговор: — Ваши ошибки, разумеется, не из тех, что невозможно исправить. Трудно — да, но не невозможно. — Он кивнул. — И все же с теми двумя вы все проделали хорошо. — Тот, что помоложе, коротко поклонился. — Это, возможно, кое-чего стоит.
Минуту спустя старец лежал один в темноте, веки его отяжелели, хотя сну никак не удавалось сомкнуть их. «Случайность, — подумал он. — Всего лишь случайность». Сколько раз ему доводилось слышать это? И снова судьба пустила в ход свой козырь.
Засыпая, он знал: этот у нее — последний.
Часть первая
Глава 1
Власть крепко держится тех, кто, сознавая присущий ей раздор, способен обратить сей раздор в силу, дарующую господство.
«О господстве», глава 1— Провалившийся путч в Иордании. Во время маленькой войны Буша. — Сидевший за столом Артур Притчард поднял голову. — Кто его пас, прежде чем хоть кто-то из нас заметил его приближение? — Длинное лицо и кустистые брови делали Артура поразительно похожим на сердитого аиста, готового долбануть длинным клювом.
— Путч?.. — переспросил сидевший напротив мужчина, внезапно сообразив, о ком говорил Притчард. — Нет, Артур, нет! Ты же знаешь, это невозможно.
Притчард склонил голову, придав этому жесту изысканность, свойственную выходцу из Новой Англии.
— Верно. И все-таки… — Он сделал паузу: это была излюбленная тактика.
Продукт подобающей школы, подобающего университета, подобающих клубов, Притчард отнюдь не стал тем тупоумным респектабельным англосаксом, какого силились вылепить из него его семейство и друзья. Дожив до сорока и убедившись, что впереди если что и светит, так только еще тридцать лет в почтенной бостонской фирме «Дигби энд Комбс», он оборвал корни и пошел на службу к государству. Вашингтон. Город, всегда вызывавший у него восхищение. Власть? Он часто задавался этим вопросом. Если так, то его блистательный взлет дал ему больше, чем он мог себе представить.
Одолел даже шок 1974-го.[1] Каким-то образом ему удалось удержаться в стороне от драки, а когда все опять вернулось на круги своя, ему предложили совершенно необычный пост.
Комитет по надзору. Туманное определение для порождения трумэновской мысли, обретшей структурную плоть во времена — как ни странно — развода военных по разным учреждениям. Тайная контора внутри госслужб, надзиравшая за тем, чтобы «правила исполнялись». Трумэн, понятное дело, дал комитету значительную свободу в толковании этих правил — и в защите их «всеми необходимыми средствами». За годы его существования возникало несметное количество трудных заданий, носивших клеймо КПН, и с каждым новым достижением комитет вбирал в себя (не упуская ни крошки из того, что шло в руки) все, помогавшее наращивать и крепить рычаги влияния и власти. В семидесятые и восьмидесятые, во время баталий за власть, когда ЦРУ и СНБ[2] тягались за статус возлюбленного дитяти, КПН втихую утвердился как наиболее опытный и сведущий из трех: Никарагуа, Пномпень, Ирак. Творя все это, он обособился. Над схваткой. Автономен. На деле лишь горстка людей в Вашингтоне осознавала возможности комитета. Артур Притчард был одним из них, поэтому папка, содержавшая Монтанское досье, лежала у него на столе.
