Дин Кунц - Славный парень
Заинтересовала Тима не внешность мужчины, а манера поведения. Вошел он, как животное, по следу которого крадется хищник, смотрел на дверь, пока она не закрылась, потом подозрительно оглядел зал, словно не веря, что таверна станет ему надежным убежищем.
Когда незнакомец приблизился и сел за стойку, Тим уже смотрел на свой стакан с пивом, словно перед ним — священный сосуд, а он размышляет над тайным значением его содержимого. Такая поза демонстрировала, что он, в принципе, открыт для разговора, но не стремится к общению.
Если бы первые слова незнакомца предполагали, что тот — религиозный фанатик, человек, помешавшийся на политике или просто дурак, выражение лица Тима переменилось бы. Читаемое на нем раздумье уступило бы место едва подавляемому стремлению пустить в ход кулаки. В такой ситуации редко кто из его случайных соседей по барной стойке пытался второй раз наладить контакт.
— Тим предпочитал посидеть в этом храме в тишине, но и не отказывался от приятного разговора. И нужно отметить: достойные собеседники попадались довольно часто.
Если человек сам инициирует разговор, ему всегда сложно поставить последнюю точку. Но когда первым заговаривает другой, возможностей для окончания разговора куда как больше.
Тут подошел и еще не зачавший детей Руни.
— Что будем пить?
Незнакомец положил на стойку толстый конверт из плотной коричневой бумаги и накрыл его левой рукой.
— Может... пиво.
Руни ждал, вскинув брови.
—Да. Хорошо. Пиво.
— Из бочкового могу предложить «Бадвайзер», «Миллер-лайт» и «Хайнекен».
—Ясно. Что ж... тогда... полагаю... «Хайнекен».
Голос у незнакомца был тонкий и напряженный,
как натянутая струна, слова слетали, как птицы с провода, с неровными интервалами.
К тому времени, когда Руни вернулся с пивом, незнакомец уже положил деньги на стойку.
— Сдачи не нужно.
Сие предполагало, что второго стакана не будет.
Руни прозвал Тима сосунком за его способность просидеть долгий вечер за двумя стаканами пива. Иногда Тим даже просил несколько кубиков льда, чтобы охладить содержимое стакана.
И пусть пил Тим мало, он знал, что первый глоток нужно делать сразу, когда пиво самое холодное, только что вылившееся из крана.
Как снайпер, обнаруживший цель, Тим сосредоточился на своем стакане с «Бадвайзером», но, как и всякого хорошего снайпера, его отличало хорошее периферийное зрение. И он видел, что незнакомец
так и не прикоснулся к поставленному перед ним стакану с «Хайнекеном».
Этот парень, похоже, не был завсегдатаем таверн и, несомненно, не хотел оказаться и в «Зажженной лампе» в этот вечер, в этот час.
— Я пришел раньше, — наконец выдавил тот из себя.
Тим не мог сразу сказать, нравится ли ему такое начало разговора.
— Наверное, каждому хочется прийти первым, чтобы оценить обстановку.
Вот это Тиму уже определенно не понравилось. От незнакомца шли нехорошие флюиды. Нет, ощущение, что рядом с ним оборотень, Тима не возникало, но появилось подозрение, что этот парень его утомит.
— Я выпрыгнул из самолета с моим псом.
С другой стороны, наилучшие воспоминания оставляли разговоры за стойкой с эксцентричными людьми.
Настроение Тима улучшилось. Он повернулся к парашютисту.
— И как его звали?
— Кого?
— Пса.
— Ларри.
— Странное имя для собаки.
— Я назвал его в честь брата.
— И что подумал по этому поводу брат?
— Мой брат мертв.
— Печально.
— Он умер давным-давно.
— Ларри понравилось спускаться с неба на парашюте?
— Ему не довелось. Он умер в шестнадцать лет.
— Я про пса Ларри.
— Да. Вроде бы да. Я заговорил об этом только потому, что желудок у меня скрутило в узлы, как и в момент нашего прыжка.
— Так у вас выдался плохой день? — Незнакомец нахмурился.
— А как вы думаете?
Тим кивнул:
— Плохой день.
— Вы — это он, не так ли? — продолжая хмуриться, спросил незнакомец.
Искусство разговора за барной стойкой — не исполнение на рояле произведения Моцарта. Это свободный стиль, джем-сейшн. Все построено на интуиции.
— Вы — это он? — вновь спросил незнакомец.
— Кем еще я могу быть?
— Внешность у вас такая...ординарная.
— Я над этим работаю, — заверил его Тим.
Парашютист какие-то секунды пристально
всматривался в него. Потом отвел глаза.
— Не могу представить себя на вашем месте.
— Это не кусок торта, — ответил Тим уже менее игриво и нахмурился, уловив нотку искренности в собственном голосе.
Незнакомец наконец-то взялся за стакан. Поднося ко рту, плесканул пиво на стойку, потом одним глотком ополовинил стакан.
— И потом, сейчас у меня такая фаза, — Тим объяснял это скорее себе, чем незнакомцу.
Со временем парашютист, конечно же, понял бы, что принял Тима не за того, кем он был на самом деле. А пока Тим решил и дальше дурить собеседнику голову. Хоть какое, но развлечение.
Незнакомец пододвинул конверт к Тиму.
—Половина здесь. Десять тысяч. Остальное — когда она уйдет.
Произнеся последнее слово, незнакомец развернулся, соскользнул со стула и направился к двери.
Когда Тим собирался позвать его, чтобы остановить, до него дошел ужасный смысл тех восьми слов, которые он услышал: «Половина здесь. Десять тысяч. Остальное — когда она уйдет».
И сначала удивление, а потом непривычный Тиму страх перехватили горло.
Парашютист в таверне задерживаться не собирался. Быстрым шагом пересек зал, открыл дверь и ушел в ночь.
— Эй, подождите, — позвал Тим, слишком тихо и запоздало. — Подождите.
Тому, кто привык не высовываться, держаться тише воды ниже травы, трудно вдруг закричать или броситься следом за незнакомцем, замыслившим убийство.
К тому времени, когда Тим осознал, что незнакомца надо бы догнать, и поднялся со стула, надежда на успешное преследование стала чересчур эфемерной. Парашютист успел уйти слишком далеко.
Тим вновь сел, одним долгим глотком выпил пиво.
Пивная пена прилипла к стенкам. Раньше эти разводы никогда не казались ему загадочными. Теперь он вглядывался в них, как будто они несли в себе некое важное послание свыше.
С опаской посмотрел на конверт из плотной коричневой бумаги, словно в нем лежала бомба.
Лайм Руни отнес две тарелки с чизбургерами и картофелем-фри в кабинку, где сидела молодая пара. По понедельникам официантка в таверне не работала.
Тим поднял руку, подзывая Руни. Хозяин таверны сигнала не заметил: вернулся за стойку к ее дальнему от Тима концу.
Конверт выглядел не менее зловеще, но Тим уже начал сомневаться, а правильно ли он истолковал разговор между ним и незнакомцем. Возможно, этот парень с прыгающим с неба псом по кличке Ларри и не собирался никого заказывать. Возможно, он, Тим, все не так понял.
«Остальное — когда она уйдет». Толкований могло быть много. Необязательно: когда она умрет.
Решив выяснить все до конца, Тим откинул клапан конверта и сунул руку внутрь. Достал толстую пачку сотенных, стянутых резинкой.
Может, деньги и не были грязными, но Тим в этом сильно сомневался. Он тут же вернул пачку в конверт.
Помимо денег, в конверте лежала маленькая фотография, которую сделали для паспорта или водительского удостоверения. Красивая женщина, которой, похоже, еще не исполнилось и тридцати.
На обратной стороне напечатали имя и фамилию, Линда Пейкуэтт, и указали адрес в Лагуна-Бич.
Хотя Тим только что выпил пиво, во рту у него пересохло. Сердце билось медленно, но очень уж гулко: удары отдавались в ушах.
Безо всякой на то причины он, глядя на фото, чувствовал себя виноватым, словно каким-то образом участвовал в подготовке насильственной смерти женщины. Вернул фотографию в конверт, отодвинул его.
В таверну вошел еще один мужчина. Габаритами не уступающий Тиму. С коротко стриженными каштановыми волосами, как у Тима.
Руни принес полный стакан. Поставил перед Тимом.
—Если будешь пить так быстро, тебя больше не примут за предмет обстановки. Ты станешь настоящим клиентом.
Ощущение, что из реального мира он перенесся в сон, замедлило мысленные процессы Тима. Он хотел рассказать Руни, что произошло, но язык вдруг раздулся и не желал шевелиться.
Вновь пришедший приблизился, сел на тот самый стул, который так недавно занимал парашютист. От Тима его отделял один стул.
— «Бадвайзер», — заказал он.
Когда Руни отошел, чтобы налить пиво, незнакомец посмотрел на конверт из плотной коричневой бумаги, а уж потом встретился взглядом с Тимом. Глаза у него были карие, как у Тима.
— Вы пришли рано, — прокомментировал киллер.
Глава 2
Жизнь человека может перемениться в мгновение ока, повернуться на крошечной петле времени. Каждая минута несет в себе потенциал опасности, а тиканье часов — это голос судьбы, шепчущий обещание или предупреждение.