Илья Бушмин - Анабиоз
– Что?
– Кольцо. – сказал «А», говори и «Б». Я проклинал свой язык. – Сергей купил кольцо, чтобы сделать тебе предложение. Он даже показывал…
Женя закусила губу. Взяла кружку, чтобы сделать глоток чая. Но так и не сделала. Кружка стукнула об стол, а Женя закрыла глаза ладонью и зарыдала.
Гопник-утешитель. Второй раз за день я обнял человека, чтобы хоть как-то утешить. Женя прижалась ко мне и тряслась, всхлипывая. Каким-то образом ее слезы попали на мои губы. Конечно, соленые.
А потом я почувствовал, что хочу быть с ней. Прямо сейчас.
Меня как громом поразило. Я резко отстранился, делая все, чтобы не встретиться с ней взглядом.
– Жень, извини… Мне бежать надо.
– Сейчас?
– Да. Сейчас. Похороны. Завтра похороны. Завтра… сложный день… Я побежал.
Как чумной я выскочил из квартиры. Чуть ли не запрыгнул в лифт, мысленно проклиная скрипучую железную клетку за медлительность, с которой она ползла на нужный этаж.
Но на самом деле я никуда не побежал. Я сел на лавочку перед подъездом и закурил. Я глотал дым и думал о том, что, черт побери, только что произошло.
2
Рабочие опускали гроб в свежевырытую могилу, а мы стояли и молча смотрели, как деревянный ящик с телом отца исчезает навсегда с поверхности земли. Мать не плакала – она неотрывно смотрела на опускающийся все ниже гроб. В глазах стояли растерянность и страх. Она не знала, как ей жить дальше. Я приобнял ее за плечи. Мать этого даже не почувствовала.
Никакого оркестра не было, мы не могли себе это позволить. Не было и армии родных и близких. Не считая рабочих кладбища, около могилы стояли двенадцать человек. Друг отца с работы, с которым они проработали 20 лет. Тетя Света. Ее муж и ее 30-летний сын, который постоянно посматривал на часы и считал минуты до момента, когда ему можно будет свалить. Соседи, с которыми родители в последние годы сблизились и стали если не друзьями, то приятелями. И еще несколько человек, которых я не знал.
Рабочие уставились на нас. Я кивнул им и первый шагнул к могиле. Бросил горсть земли внутрь и вернулся к матери, чтобы помочь ей сделать то же самое. Она заплакала, когда пришлось отвести ее в сторону и уступить место другим.
Перед тем, как закрыли крышку гроба, я в последний раз посмотрел на лицо отца. Странная штука жизнь. Она идет бок о бок со смертью, а мы стараемся никогда об этом не думать. Лучше пить, смотреть телевизор или говорить о погоде. Сейчас жизнь ушла, а отец оставался – вот он, совсем рядом. Испустившее дух тело с закрытыми глазами. Возможно, наше тело и есть смерть. Рождения – счет 0:1. Смерть – счет 1:1.
Потом были поминки. Из тех, кто был на кладбище, остались только десять человек. Тетя Света и я помогали матери на кухне. Гости сидели с откровенно кислыми рожами и ждали конца повинности. Зачем и кому нужно было все это лицемерие, я не понимал. Уж точно не отцу.
Каждые полчаса я уходил в подъезд и курил на лестничной клетке.
Я думал о Жене. Теперь, когда вчерашнее отлежалось в голове, я относительно неплохо понимал, что произошло. И это не делало мне чести.
Сергей. Он исчез, и больше двух недель о нем не было никаких вестей. С каждым днем шансы на то, что он жив, уменьшались не на процент, а в разы. Таяли на глазах. Я верил, что найду его, потому что мне не оставалось ничего другого – только вера. Я искусственно поддерживал ее в себе, заставляя себя отбрасывать страх, как поступал всю жизнь. Но разум подсказывал, что все эти попытки могут быть тщетными. Или принести результат, который только подтвердит то, что страх нашептывает уже давно.
Теперь отец. Не переживший исчезновение любимого сына старик, чье сердце забрало его жизнь.
Но главное – сам я. У меня никогда не было девушки. Я спал с большим количеством самых разных лиц противоположного пола. Почти все эти истории случались на пьяную голову, и я даже при всем желании не смогу вспомнить и половину их лиц. Имен тем более. Но именно отношений у меня не было никогда. Только сейчас я вдруг осознал это. Я всегда был сам по себе, мне это нравилось. Теперь наступили смутные времена. Смутные и для меня, и для моей семьи, которая катастрофически сокращалась. Сжималась на глазах – как вселенная будет сжиматься в начале Конца. И в этот момент на поверхность всплыло то, чего я был лишен. Поддержка. Да, она была нужна даже мне. Не хочется признавать, но это так. А поддержки – не было. Я был один, и не существовало в природе человека, который мог бы просто быть рядом и разделить с тобой все те паршивые чувства, одолевающее твое нутро.
Этим человеком и оказалась Женя.
Интересно, она тоже что-нибудь почувствовала?
Я запрещал себе думать об этом, но мысли настойчиво проникали в голову и смаковали сами себя, рисуя картинки, которые тоже приходилось отгонять.
Я думал о Жене. Просто хотел позвонить ей и услышать ее голос. Наверняка ей тоже нужен был кто-то, с кем она могла разделить свою боль. Она тоже была одна.
Запрещай думать о чем-то или не запрещай – это ничего не меняет.
Самым лучшим выбором для меня было найти Сергея. Вернуть его к жизни. Вернуть брата в жизнь Жени. Заполнить пустоту в ее душе и вернуть все на круги своя. Ничего другого не оставалось. Если я и мог сделать что-то путное, то только это.
После поминок я не смог уйти. Нужно было помочь матери. А еще нужно было просто побыть с ней. Это было правильным.
Мы сидели в комнате и молчали. Мать невидящим взглядом смотрела на кресло, в котором всегда восседал отец, когда смотрел телевизор. Или когда я приходил к ним, и он делал вид, что смотрел телевизор, чтобы не находиться со мной в одной комнате.
Для чего, я не понимал никогда. Но особенно сейчас. Его не стало, а все это осталось в воспоминаниях. Таким я его и буду помнить. Надеюсь, он этого не хотел, а делал это по той же причине, по которой все мы творим безумие. Потому что мы никогда не думаем о смерти, которая шагает рядом. И о том, что рано или поздно каждый из нас станет лишь воспоминаниями в памяти людей. Которые тоже умрут. И тогда исчезнет все.
– А, да.
Мать встала, что-то вспомнив. Порылась на полке шкафа, где они с отцом хранили все бумаги, документы, счета и прочее. Она пыталась осознать, что жизнь продолжается и теперь.
– По… По… Полиция прис… прислала.
Она передала мне сложенную втрое бумагу. Распечатанная на стареньком принтере ментовская отписка. Я пробежался глазами. Какой-то следователь, фамилия которого в подписи ни о чем мне не говорила, сообщал по поводу угона отцовской машины. Кровь на коврике принадлежала на Сергею. Саму машину спустя сутки после угона нашли в промышленном районе за МКАД в Северо-Западном округе. Ее сожгли, предварительно облив чем-то. Личность угонщика установить пока не удалось.
– Ее угнали только для того, чтобы сжечь, – уверенно сказал я. – Они не знали, что я уже нашел следы крови на коврике. Просто избавились от тачки. Отрезали все хвосты.
Мать не слушала.
– Мам. – она подняла глаза. – Я завтра или послезавтра поеду в Самару. Мне нужно проверить кое-что. Я чувствую, что Сергей там.
– А е… е… если нет?
– Буду искать, пока не найду. В моем списке достаточно городов.
Мать, кажется, только сейчас сообразила, что я сказал.
– А по… по… поминки?
– Только что были.
– Де… де… девять дней еще.
– Потом сорок, – нахмурился я. – У тебя умер муж. Почему ты должна не просто пытаться пережить горе, а вкалывать на кухне, чтобы кормить ораву людей, которым плевать?
– Не… не… говори т… так. По… положено.
– Кем?
Она осуждающе вздохнула и затеребила подол халата. Поймав себя на этом, разгладила подол и сцепила пальцы, чтобы занять их чем-то.
– Ладно, – смирился я. – Дождусь поминок. Потом поеду. Мам, у тебя денег не будет? Мне на билет хватит, но там нужно где-то ночевать, есть, ездить на автобусах…
– Мы не… не… не… откладывали. Все, что… что… что было, ушло на пох… похороны.
Я прикусил язык. Они всегда едва сводили концы с концами. Теперь небогатая пенсионерка похоронила мужа, угрохав на ритуал все скромные сбережения, а сын тут же клянчит денег. Паршиво. Уважительная причина – слабое оправдание в этой ситуации.
– За… зачем ты по… поедешь? – мать покачала головой. – Почти т… три недели, как Сергей ис… ис… исчез. Скоро ме… месяц.
– И что ты предлагаешь? Забыть? Полагаться на кого-то еще? Не на кого полагаться, мам. Во всех этих городах фотография Сергея валяется у ментов в дальнем углу. Никто не бегает с фонарями и собаками и не ищет его.
Она меня не слушала, ее мысли были где-то далеко. Или где-то глубоко.
– Кон… кон… конец, – прошептала она и засопела носом. – Нет Во… Во… Володи. Нет Сер… Сер… Сергея. Од… Од… Одна я осталась… Как с… с… страшно.
Страшным было то, что родная мать говорила это.
